Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

04.06.2014

Когда американский посол в Советском Союзе Аверелл Гарриман в 1945 году поздравил Сталина со взятием Берлина, Иосиф Виссарионович не без юмора напомнил: «Царь Александр до Парижа дошел».

С этого памятного эпизода начинается книга известного французского историка Мари-Пьер Рей «Царь в Париже», только что выпущенная издательством «Фламмарион». Она посвящена окончательному разгрому Наполеона, взятию союзными войсками Парижа и тем дням, которые русский царь Александр I провел во французской столице. Главной целью пребывания во Франции было продемонстрировать стремление к миру. Император хотел убедить местную элиту в том, что Россия по праву занимает место в европейской цивилизации.

Французы опасались вторжения «северных варваров», как называл русских Наполеон. Они боялись репрессий со стороны «захватчиков», отмечает историк, и были поражены, увидев великодушие и благожелательность Александра. «У меня во Франции только один враг, — предупредил царь, — и враг этот — человек, обманувший меня самым недостойным образом… Все французы, кроме него, у меня на хорошем счету...» 10 апреля 1814 года Александр распорядился устроить на площади Согласия молебен в память о казненном Людовике XVI. «Было забавно видеть, — вспоминал царь, — как французские маршалы, как многочисленная фаланга генералов французских теснилась возле русского креста и друг друга толкала, чтобы иметь возможность скорее к нему приложиться».

Престиж царя достиг таких заоблачных высот, что роялисты предложили ему переименовать Аустерлицкий мост, названный в честь победы Наполеона. «Достаточно, чтобы знали, что по этому мосту прошел Александр со своей армией», — ответил император. 

Поэт Константин Батюшков, служивший адъютантом у генерала Николая Раевского, с иронией вспоминал те дни: «Да здравствует Александр! Долой тирана! Как они прекрасны, эти русские! — восхищались парижане. 

Со своей стороны, граф Александр Ланжерон, который перешел на службу к царю, с удивлением констатировал, что француженки сразу пошли танцевать с русскими гренадерами: «Можно было подумать, что это национальный праздник…» 

Царь воздал должное городу на Сене: «Я нашел Париж красивым и надеюсь оставить его еще более процветающим». Сопровождаемый своими братьями — Константином, Николаем и Михаилом, Александр I осматривал памятные места столицы. Перед Вандомской колонной, увенчанной тогда памятником Наполеону, он заметил: «Если бы я оказался так высоко, у меня закружилась бы голова!» Посещая Музей Наполеона, сегодняшний Лувр, Александр подтвердил свое обещание: оставить Парижу наполеоновские трофеи, которые тот вывез из покоренных стран.

Судя по воспоминаниям, русский император с легкостью вскружил головы французских аристократок. Мадам де Мариньи, старшая сестра Шатобриана, не спускала с него глаз на воскресных церковных службах. «Император — очень красивый мужчина, немного полный», — записала она в своем дневнике. Другая знатная дама, Амели де Бом, восхищалась «монархом самого большого в мире государства. Одно его слово приводит в трепет миллионы людей». Встречался Александр и с императрицей Марией-Луизой, супругой Наполеона. 

Еще большим вниманием окружил первую жену Бонапарта императрицу Жозефину и ее детей от первого брака — вице-короля Италии Евгения Богарне и дочь Гортензию. «В лице российского суверена Жозефина обрела настоящего союзника», — считает Мари-Пьер Рей. Гортензия была не в силах противостоять шарму Александра — особенно после того, как он добился для нее от французского короля титула герцогини Сен-Лё. Император много времени провел как у самой Жозефины в замке Мальмезон, так и в особняке Гортензии в Париже. С последней их связывала «пылкая дружба», но, как утверждают историки, до интимных отношений дело не дошло. 

Пребывание русской армии во Франции оказалось не только важнейшим военно-дипломатическим, но и общественно- культурным событием. Знакомство с «оккупантами» повлияло на изменение отношения к русским как среди элиты, так и среди простых французов. Виктор Гюго, которому тогда было 12 лет, впоследствии вспоминал: казаки ничего общего не имели с тем, что о них рассказывали. Не воровали, не поджигали дома. Были добрыми и вежливыми.

По стране, отмечает Мари-Пьер Рей, прокатилась волна русофилии. Она, среди прочего, отразилась в мужской и женской модах. Парижанки носили шляпки, напоминающие кокошники, а мужчины — рединготы, отороченные, как у казаков, каракулем. Но что гораздо важнее — возрос взаимный интерес, усилилось культурное влияние. Можно говорить и о первой русской диаспоре во Франции. Историк считает, что 35–40 тысяч солдат и офицеров русской армии остались на севере и востоке Франции. 

Несмотря на «предательство» Наполеона, который бежал из ссылки с острова Эльба, Александр I настоял на том, чтобы ограничить потери Франции. Она сохранила за собой Эльзас, Лотарингию, Франш- Конте и Бургундию, на которые претендовала Пруссия. Царь полагал, что величие Франции необходимо для блага всей Европы. «В 1815 году Россия, — признавал глава правительства, граф Луи-Матье Моле, — защищала не интересы Франции, а само существование нашего несчастного отечества». 

В геополитическом плане разгром Наполеона, заключает историк, ознаменовался для России и крупными дипломатическими победами. Подтверждение тому — итоги Венского конгресса 1815 года. Россия обеспечила свою безопасность и приобрела статус европейской державы.