27.07.2012
В истории Великой Отечественной войны есть два рубежа, когда все висело буквально на волоске: Московское сражение и Сталинградская битва. В первом случае символом нашего сопротивления стали выступление Сталина по радио 3 июля 1941 года («Братья и сестры!») и военный парад 7 ноября на Красной площади, во втором — приказ № 227 «Ни шагу назад!» Его текст пронизан осознанием рокового предела, ему предшествовали несколько критических событий — от поражения под Харьковом до неудачи переговоров наркома иностранных дел Молотова в США об открытии Второго фронта.
После московской победы Сталин настоял на наступлении по всем фронтам, считая, что вермахт, подобно армии Наполеона в 1812 году, не выдержит удара и будет разгромлен. Этого не произошло, немцы устояли, хотя были применены и крайние меры, вплоть до создания заградительных отрядов.
Впрочем, сами отряды были вспомогательным средством, каким пользовались все армии, начиная с древних греков. В России, в частности, Петр Великий перед битвой при Лесной 1708 года во время Северной войны распорядился поставить в тылу регулярных полков отряды казаков и калмыков с приказом: «Убивать без милосердия всякого, кто побежит вспять, и даже его самого, Петра, если он это сделает». В 1917 году во время провала летнего наступления генерал Лавр Корнилов применил жестокие меры против дезертиров, вешая их на перекрестках дорог.
В конце марта 1942 года — вопреки рекомендациям Георгия Жукова (только активная стратегическая оборона) — Ставка решила принять предложение командующего Юго-Западным направлением маршала Тимошенко и члена Военного совета Никиты Хрущева о Харьковской операции. Однако успешно начатое наступление было остановлено ударом с южного фланга танковой группы Клейста. Германские войска прорвали оборону на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, к середине июня они стремительно шли к Волге и Кавказу. 7 июля немцы подошли к Воронежу, а уже 17-го — к Сталинграду. Основной целью их наступления было овладение Донбассом, Кавказом и отсечение СССР от кавказской нефти. Так положение страны оказалось катастрофическим. То, что происходило на юге после харьковской трагедии, страшно повторяло лето 1941 года, то есть немецкая стратегия блицкрига ожила, а советская — войны на истощение — теряла перспективы. Ощущение апокалипсиса витало в воздухе. При этом горючего у противника для операции «Блау» на кавказском направлении хватало только до середины сентября. Таким образом, альтернатива для немцев располагалась в смертельно коротком времени, а сопротивление русских должно было обрушить все их надежды.
18 июля в газете «Красная звезда» было напечатано беспримерное по накалу ненависти стихотворение Константина Симонова. В нем отражен дух тех «последних дней»:
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
24 июля там же Илья Эренбург публикует статью «Убей!»:
«Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятие <…> Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобой немцев. Убей немца! — Это просит старуха-мать. Убей немца! — Это молит тебя дитя. Убей немца! — Это кричит родная земля. Не промахнись! Не пропусти. Убей!»
В этой невыносимой обстановке и родился приказ № 227. Маршал Василевский, представивший его первоначальный проект, в своих мемуарах писал, что почти полностью переписанный Сталиным текст — «один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности».
Приказ начинался с общего обзора:
«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит, убивает советское население… Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток…
У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит, загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину…
Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».
Вот главные тезисы приказа:
Навести порядок и дисциплину в частях.
Нельзя терпеть командиров и политработников, части и соединения которых оставляют боевые позиции.
Паникеры и трусы должны быть истреблены на месте.
Командиры, отступающие без приказа свыше, — предатели Родины…
Следовало сформировать: на фронтах штрафные батальоны, куда направлять средних и старших командиров; в армиях 3-5 заградительных отрядов, от пяти до десяти штрафных рот, куда направлять рядовых бойцов и младших командиров. Штрафники должны были «искупить кровью» свои преступления.
Приказ возымел громовое воздействие, что и требовалось в те дни. Но надо признать, что им, в части «расстреливать на месте паникеров и трусов», воспользовались и несправедливо — были расстреляны сотни «паникеров и трусов». Ставим эти слова в кавычки, потому что не раз казнили ни в чем не повинных людей только затем, чтобы произвести должный эффект на бойцов.
Победа была одержана далеко не из-за этого приказа. Но он был. И обжигает до сих пор, как и военный парад, прошедший по Красной площади 7 ноября 1941-го.