Валерий ШАМБАРОВ

06.08.2024

Материал опубликован в февральском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Экспорт зерна в Российской империи был одним из главных источников государственных доходов, валютных поступлений в бюджет. В СССР этот фактор стал еще более весомым. Разруха после гражданской войны привела к острой зависимости от иностранных товаров, а возможность их приобрести определялась в первую очередь продажей зерна. В 1920-е планы неоднократно срывались из-за неурожаев и других кризисных обстоятельств. Программы индустриализации и коллективизации отнюдь не случайно осуществлялись одновременно. Крестьян в крупные хозяйства объединяли для того, чтобы с внедрением механизации увеличить поставки зерна и тем самым обеспечить валюту для закупки технологий, оборудования строившихся индустриальных гигантов. Изрядную долю хлеба давали сельхозпредприятия Северного Причерноморья, Дона, Кубани, Ставрополья. Но ведь бескрайние степи лежат и в Приуралье, Казахстане, Южной Сибири...

Пахать их начали значительно позже, после того, как открывшийся 70 лет назад Пленум ЦК КПСС принял постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель».

В этих местах издревле кочевали скотоводы, а земледелие традиционно не практиковалось. К примеру, уральские казаки от положенных каждому 30 десятин обычно отказывались, жили рыболовством и животноводством, хотя почва была плодородной и попытки осваивать степь отдельные рачительные крестьяне предпринимали. В известном рассказе Льва Толстого «Много ли человеку земли нужно» мужика Пахома сгубила жадность: выпросив у башкир столько, сколько за день обежит, взял слишком большой надел... Хозяева, не учитывавшие местных природных особенностей, как правило, разорялись.

Переселения русских крестьян на восток осуществлялись в ходе присоединения Средней Азии, после отмены крепостного права, в рамках столыпинских реформ (да и в СССР действовал Всесоюзный переселенческий комитет). Однако возделывались лишь некоторые районы, где условия оказывались вполне благоприятными.

В 1940 году в правительстве обсуждался проект широкого освоения целины, но специалисты здраво оценили трудности, риски, негативные последствия, и Сталин отложил вопрос для дальнейшей проработки. После его смерти ЦК КПСС возглавил Никита Хрущев. Тот, долгое время проработав на Украине, а потом курируя в ЦК сельское хозяйство, считал себя высшим авторитетом в данной области («отцу народов» неоднократно приходилось умерять его буйные инициативы).

1953-й выдался неурожайным, планы по сбору зерна провалились, и требовалось срочно выправлять ситуацию. Министры сельского хозяйства (РСФСР и СССР) Павел Лобанов и Иван Бенедиктов представили Хрущеву записки, в которых в качестве одной из мер по нормализации положения называли освоение целины. Первый имел в виду российские земли в Поволжье, на Урале и в Сибири, второй включил в этот список и Казахстан. По расчетам Бенедиктова, распахивать следовало постепенно, осторожно, а зерновые культуры через пару лет менять другими (и к 1960 году, дескать, можно увеличить сбор хлеба на 14 миллионов тонн).

Осторожность со свойствами натуры Никиты Сергеевича никак не сочеталась. Он вспомнил довоенный проект, окинул взором карту огромного Казахстана и указал первому секретарю ЦК республики Жумабаю Шаяхметову: надо готовиться к масштабному наступлению на степь. Тот возражал: специфика края — скотоводство; плодородный слой очень тонкий, распашка его погубит. Возражений новый руководитель КПСС терпеть не мог. Обвинил Шаяхметова в... национализме: саботирует, мол, великое начинание, чтобы не понаехал народ из других республик и казахи не остались в меньшинстве.

Настоящая «вина» казахстанского лидера была иная: он слыл любимцем Сталина, который называл его «орлом Востока», а таких Хрущев принялся вычищать из правящей верхушки.

Собрав заключения тех, кто готов был поддерживать и одобрять любое предложение руководства, в январе 1954-го вынес на заседание Президиума ЦК собственные «Пути решения зерновой проблемы». В этом проекте предполагалось за два года распахать 13 миллионов гектаров целины и получить с них 18–19 миллионов тонн хлеба. Маленков (глава правительства), Молотов, Ворошилов были против, утверждали, что ресурсы надо направить на восстановление разоренных войной хозяйств в традиционных зерновых районах, говорили и об интенсивных методиках, налаживании производства удобрений. Но большинство по понятным причинам проголосовало за вариант первого секретаря ЦК КПСС.

Руководителей Компартии Казахстана Никита Хрущев ругал за низкую эффективность сельского хозяйства (притом что в 1952 году Шаяхметов получил орден Ленина как раз за подъем сельхозпроизводства, увеличенный втрое за десять лет сбор зерна — там, где это было возможно). «Орла Востока» и второго секретаря Ивана Афонова сняли, однако добровольцев-кандидатов на замену среди хрущевской команды не нашлось: дело выглядело слишком трудным и сомнительным. Подвернулись под руку еще два «штрафника», выдвиженцы Сталина Пантелеймон Пономаренко и Леонид Брежнев. Первый незадолго до смерти вождя попал в Президиум ЦК, стал заместителем главы правительства по сельскому хозяйству, второй — секретарем Центрального комитета.

Хрущев несколько позже перевел Пономаренко в Министерство культуры, Брежнева — в политуправление Минобороны. Так как партработниками они были опытными, их и направили в Казахстан «оправдывать доверие».

В феврале-марте на пленуме ЦК КПСС первый секретарь жонглировал цифрами, множил гипотетическую урожайность на площади степей. Количество зерна, которое должно было хлынуть в закрома, получалось сказочным, а это сулило колоссальные валютные прибыли, обещало новый рывок в промышленности и невиданный рост народного благосостояния. Тезисы Хрущева пленум утвердил, наступление на целину провозгласил первоочередной задачей. 27 марта вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров «Об увеличении производства зерна в 1954–1955 гг. за счет освоения целинных и залежных земель». Причем распашка 13 миллионов гектаров за два года планировалась только на первом этапе, всего решили ввести в оборот не менее 43 миллионов.

Начался очередной штурм, к чему советский народ в общем-то давно привык. Именно так — затянув пояса, с жестокими лишениями, издержками — строили промышленную базу первых пятилеток, поднимали страну из послевоенной разрухи, и тогда результаты в целом достигались впечатляющие. Теперь же был штурм «хрущевский». Партийно-государственная машина сразу, со старта набирала полные обороты. Первый секретарь понукал должностных лиц, не скупясь на эмоции, а в степи пошли эшелоны с целинниками.

Молодежь ехала по комсомольским путевкам. В обкомы, райкомы, горкомы комсомола спускали разнарядки, всего за два года следовало отправить 350 тысяч человек. В вузах, техникумах, технических училищах распределения на целину получали целые выпуски, а уже состоявшиеся строители и механизаторы отправлялись в сезонные командировки.

Эшелоны с техникой пошли сплошным потоком. Мобилизовали 100 тысяч автомашин. Из 137 тысяч произведенных за год тракторов 120 тысяч прислали целинникам. Туда же были доставлены 10 тысяч (из 37 тысяч) комбайнов, а кроме того — плуги, сеялки, бороны, культиваторы. В степях еще не было ни социальной, ни транспортной инфраструктуры, ни даже станций для разгрузки поездов (не ощущалось недостатка только в жестких графиках поставок и окриках начальства).

Трактора с комбайнами выгружали в грязь, в снег, лишь бы отчитаться. Подходил следующий эшелон — сваливали новые грузы поверх доставленных прежде. Техника ломалась, ржавела, а новоселы ютились в палатках, бараках, вагончиках. Строительство поселков, городов, станций начинали с нуля и одновременно распахивали степи (что было главным показателем коллективного труда). В мае 1954 года на целину приехал сам Хрущев, который устроил разнос, вспомнив о своем украинском опыте: халтурите, мол, неглубоко пашете (хотя для степей наука предписывала щадящую обработку почвы).

На пропаганду были брошены все культурные силы страны. «На эскизы» приезжали бригады художников, которые жили в тех же условиях, однако добросовестно запечатлевали героев и их свершения (результатом стали выставка в Москве и книга лучших эскизов). Беспрестанно посылали туда журналистов, поэтов, композиторов. Статьями о целине наполнялись газеты, выходили один за другим сборники очерков. По радио, с эстрады, в самодеятельных коллективах зазвучали песни «Едем мы, друзья, в дальние края», «Здравствуй, земля целинная»... Фильмы «Испытание верности», «Первый эшелон», «Это начиналось так», «Иван Бровкин на целине», «Аленка», «Горизонт» формировали эпический штамп подвига и молодежной романтики.

Колоссальные ресурсы обеспечили быстрый результат: в 1954 году целинные земли дали 27 миллионов тонн зерна. Хрущев возбудился, на январском пленуме ЦК (1955) потребовал вместо 13 миллионов гектаров освоить за два года не менее 28–30 миллионов. А 1955-й оказался засушливым, неурожайным... Пономаренко докладывал: поставленные задачи выполнить нереально. В ответ Никита Сергеевич мгновенно его снял и отправил послом в Польшу. Опального немедля заместил Брежнев, изучивший Хрущева еще на Украине, возглавляя Запорожский и Днепропетровский обкомы. Леонид Ильич знал, что слово «нет» противопоказано, что реляции должны быть только победными. Волшебной палочки у него не было, однако, разъезжая по всему Казахстану, он в общем хаосе наводил какой-никакой порядок, направлял работу в продуктивное русло. Действовал согласно правилу: если что-то сгладить, о чем-то умолчать, что-то приписать и выгодно преподнести, то и отчитаться можно было — «выполнено».

Следующий год выдался как по заказу: распаханная целина дала богатейший урожай — треть всего зерна, собранного в СССР. На тружеников посыпались ордена, была учреждена специальная медаль «За освоение целинных земель». Хрущев Брежнева возлюбил, перевел в Москву секретарем ЦК — на ту должность, с которой сам же и убрал после смерти Сталина. Кампания наступления на степи тем временем продолжалась, а с ней так или иначе связывались остальные инициативы Никиты Сергеевича.

По сокращении армии на целину стали слать демобилизованных вроде Ивана Бровкина. Гнали и целые, забросившие боевую подготовку воинские части. В 1958 году грянула реформа образования. Теперь обучение в вузах и школах предписывалось сочетать с трудом в промышленности и сельском хозяйстве. Во время введенных для студентов летних «полуканикул» молодые люди работали в стройотрядах, и направляли «отдыхавших» от учебы парней и девчат, как правило, в те же степи. (Спустя несколько лет повсюду зазвучит песня Оскара Фельцмана и Владимира Харитонова: «У студентов есть своя планета. Это, это, это — целина!»)

В 1959-м XXI съезд партии выдвинул лозунг «Догнать и перегнать Америку!», принял план семилетки (за это время как раз и требовалось «перегнать»). Для сельского хозяйства сроки ужимались до трех лет. Разумеется, делалась ставка на целину, а в традиционных районах земледелия Хрущев в те же годы ликвидировал обслуживавшие по нескольку колхозов государственные машинно-тракторные станции. Технику коллективным хозяйствам надлежало выкупать по завышенным ценам. Квалифицированные шоферы, комбайнеры, трактористы, ремонтники уезжали из родных сел, поскольку престиж и хорошие заработки были на целине.

В 1960 году родился проект сокращения количества сельских населенных пунктов — с 705 тысяч до 115 тысяч. Планировали развивать крупные «агрогорода» (свыше тысячи жителей), переселив туда людей из упраздненных «неперспективных» деревень. В них закрывали школы, амбулатории, отменяли автобусные рейсы. А внедрять эти «новшества» начали в Центральной, Северо-Западной России. В то время целую отрасль — льноводство — объявили «неперспективной». При этом переселяться жителям было некуда, «агрогорода» еще никто не построил. Старики оставались, молодые перебирались в райцентры или на целину, где работников брали «с руками и ногами».

В результате только в Казахстан с 1954-го по 1959-й переехали более 2 миллионов человек. Порой это напоминало массовую депортацию, хотя и не насильственную, а этакую добровольно-почетную — с оркестрами, песнями, яркими лозунгами.

Среди степей росли крупные города, большие предприятия, сотни зерносовхозов, и все это достигалось по большому счету ценой ограбления и демографического разрушения исторической России. Ее материальные и людские ресурсы перераспределялись, а собственное сельское хозяйство скатывалось к упадку. Хрущевскому руководству представлялось, что выигрыш оправдает издержки. К 1960 году было освоено 42 миллиона гектаров, с которых собрали 58,7 миллиона тонн зерна.

Успехи оказались обманчивыми. Наши предки, не выращивавшие хлеб в восточных степях, были правы. Распашка земель погубила обширные пастбища и сенокосы, вылилась в природную катастрофу с массовой гибелью степных животных. Зато расплодились крысы, мыши, вороны. Урожаи только в первые годы были относительно высокими. Когда тонкий плодородный слой истощился, урожайность снизилась на 65 процентов, началась эрозия развороченной при вспашке почвы. Ее разъедало дождевыми потоками, талыми водами, иссушало ветрами и солнцем. Одна за другой стали подниматься пыльные бури, засыпавшие слоями песка поля и посевы.

Все это совпало с провалом других проектов Хрущева — «кукурузной кампании», «мясной лихорадки», масштабного внедрения кормовой свеклы для свиноводства. В 1962–1963 годы Советский Союз очутился на грани голода (хотя при этом отправлял большие партии зерна в дружественные страны). Прилавки опустели. Карточки не вводили, но продажу хлеба строго ограничили: буханка в одни руки. В провинциальных городах длиннющие очереди у магазинов выстраивались с ночи. В них вставали целыми семьями, вплоть до стариков и грудных младенцев: когда (если) хлеб привозили, можно было получить по буханке на каждого.

В народе стало прорываться открытое возмущение. Вспыхнуло восстание в Новочеркасске. Волнения и забастовки прошли в Краснодаре, Риге, Челябинске, Ленинграде, Омске, Кемерове, Донецке, Артемовске, Краматорске. В Новосибирске и Караганде Хрущеву пришлось убегать от разбушевавшихся людей при помощи охраны. Из Горького после выступления на митинге он скрылся ночью: боялся, что горожане поймают. В Киеве, Новороссийске, Ташкенте его встречали шквалами негодования (а на совещании киевская буфетчица бросилась на него с кухонным ножом).

Закупить продовольствие можно было только за границей. Обратились в Америку, которую прежде силились «догнать и перегнать» и с которой только что бодались вокруг Кубы. Президент США Кеннеди четко оценил выгоду от перспективы обречь СССР на зерновую зависимость. В 1963-м наша еще недавно являвшаяся крупнейшим экспортером хлеба страна купила за океаном (у США и Канады) 12 миллионов тонн зерна и 2,1 миллиона тонн муки, израсходовав все валютные запасы и часть золотых резервов, что впоследствии сказалось на развитии промышленности. Это — тоже один из итогов целинной эпопеи.

Что же касается самой целины, то в сельскохозяйственный оборот прочно вошла лишь некоторая часть освоенных земель: в Алтайском крае, Южной Сибири, Оренбуржье, Башкирии. Львиная доля распаханных степей не компенсировала даже ресурсы посевного фонда. Эти территории со временем оказывались заброшенными. Некоторые из них осваивались заново в рамках аграрного национального проекта 2005–2015 годов, но уже на базе интенсивных технологий, с учетом климатических, природных, экологических особенностей здешних мест. Ну а миллионы потомков целинников, когда-то распевавших «Едем мы, друзья, в дальние края», очутились в неприглядной роли «иностранцев» в отстроенных их дедами и бабками городах Казахстана.