Алексей ФИЛИППОВ

12.05.2022

Наполеон превратился в заложника не только собственного положения, но и своих пристрастий, толкавших его вперед, от одной войны к другой. Это был своего рода экстрим, обойтись без которого он не мог, — вот только на кону стояли жизни десятков тысяч солдат.

Двести десять лет назад, в начале мая 1812 года, Наполеон покинул Париж и отправился к «Великой армии» — впереди был поход в Россию. Этот юбилей ждет нас в июне: для вторжения мобилизовали шестьсот тридцать тысяч человек, на начальном этапе были готовы от четырехсот до четырехсот пятидесяти тысяч, в первой линии состояло около двухсот пятидесяти тысяч военных. На западной границе России их ждали сто пятьдесят три тысячи солдат, другие армии и корпуса были растянуты вдоль границ. Для Российской империи ситуация выглядела катастрофической. Однако Александр I считал войну неизбежной, ждал ее, давно к ней готовился и даже собирался ударить первым.

О «грозе двенадцатого года» очень много написано, она детально изучена, и о ней, казалось бы, все знают все. Вместе с тем нет другой области отечественной истории, где существовало бы столько мифов и ложных измышлений. Начиная с пушкинского «Властитель слабый и лукавый, // Плешивый щеголь, враг труда, //Нечаянно пригретый славой» до толстовской «дубины народной войны» и следовавших за идеями Толстого советских историков.

Александр I в 1812 году не был равен себе самому времен Священного союза. Слабостью он не отличался и был не лукав, а изощренно умен, Наполеон не зря называл его «византийцем». Всесокрушающая «дубина народной войны» является художественной идеей: успешно партизанили отправленные в рейды регулярные войска, а крестьяне охотились на тех, кто отбился от своих и обессилел. Доминик Ливен в своей книге «Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807–1814» писал о долгой и тщательной подготовке России к этой войне. О сугубо военных реформах, перестройке снабжения армии и логистики, колебаниях императора между превентивным ударом, к которому его подталкивали генералы, и выжиданием. Александр I решил ждать — по Ливену, это было вызвано тем, что война, с точки зрения царя, должна была стать общим делом. Вражеское вторжение действительно вызывало невиданный подъем патриотизма и связанное с этим желание платить, одна императорская казна с военными расходами не справилась бы. Главным государственным партнером стало поместное дворянство, пожертвовавшее на войну огромные деньги, скот, коней, зерно.

В начале XIX века, после неоднозначного, но в целом блестящего екатерининского царствования, Россия была на подъеме. В ней появилось множество внутренне свободных, одаренных, сделавших раннюю карьеру людей — прежде всего это относилось к армии, главному карьерному лифту того времени. Строгого порядка недоставало, для него Александру I понадобился педант и блестящий организатор Аракчеев, зато желания проявить себя у его военных было в избытке — и здесь их никто не сдерживал. Предыдущий опыт сражений с Наполеоном был неудачен, но поражения никого не обескуражили и стали отправной точкой реформ. Была огромная уверенность в собственных силах. Положась на все это, а еще на огромные размеры и внутреннюю устойчивость своей страны, Александр I ждал войны. Она казалась неизбежной: Россия и империя Наполеона были слишком могущественны, чтобы ужиться. Стать вассалом французского императора Александр I не мог, равноправное партнерство было невозможно. А Наполеона подталкивала к столкновению неустойчивость его положения.

В 1812 году он стал гегемоном Европы, а стало быть, и всего современного ему европоцентричного мира. На стороне императора французов была побежденная и перестроенная им Германия, дававшая ему воинские контингенты. Его тестем и союзником стал австрийский император. Английский флот господствовал на морях, но победить Наполеона на суше англичане не могли. Тем не менее его положение напоминало седока двухколесного велосипеда, который изобретут только через пять лет, в 1817 году. Тот должен все время крутить педали, остановиться он не может, а Наполеону были нужны постоянные победы. Он был обречен на триумфы, без них его звезда должна была закатиться.

Ему удалось подчинить себе энергию революции. Наполеон Бонапарт короновался, породнился с древним монархическим домом, еще при жизни он стал легендой. Он перестроил Францию, и в наши дни живущую по реформированному «Кодексу Наполеона». Наполеон изменил феодальную Европу — с его войсками пришли не только насилие, разруха и контрибуции, но и новые, выдержанные в духе Просвещения порядки. Разрушение сочеталось в нем с обновлением, но необходимая для устойчивости власти традиция, великая сила привычки за Наполеоном Бонапартом не стояла. Когда зимой 1812 года он находился в Москве, власть во Франции едва не захватила горстка заговорщиков во главе с бежавшим из лечебницы для душевнобольных генералом Мале. Мале подделал сообщение Сената о смерти Наполеона и учреждении временного правительства, а затем без особого сопротивления занял весь Париж и провозгласил республику.

Но было и другое: Наполеон Бонапарт просто любил воевать. Он был гениальным полководцем, военные кампании удавались ему лучше всего. Так, как он, не воевал никто на свете. Блестяще придуманные стратегические планы и изощренные тактические комбинации, ни с чем не сравнимое ощущение победы на поле боя стали его наркотиками. Он превратился в заложника не только собственного положения, но и своих пристрастий, те толкали его вперед, от одной войны к другой. Это был своего рода экстрим, обойтись без которого он не мог, — вот только на кону стояло не его существование, а жизни десятков тысяч солдат. Наполеон питался кровью, и его было необходимо остановить.

Двести десять лет назад он отправился к своей огромной, прекрасно подготовленной, отлично снабжавшейся многонациональной армии. Дело должно было закончиться летом, в том, что он разгромит русских, Наполеон не сомневался. Но на этот раз ему противостояли самый тонкий и коварный из европейских монархов, превосходное войско, огромная страна… И отвернувшаяся от первого императора французов, протектора Рейнского союза и Данцигской республики, короля Италии и медиатора швейцарской конфедерации судьба.

На фотографиях: Бонапарт в битве при Риволи, художник Феликс-Эмманюэль-Анри Филиппото; Наполеон I Бонапарт, художник Поль Деларош