Об этом полководце, первом стратеге, основоположнике науки побеждать мы знаем, кажется, все. Однако он до сих пор остается едва ли не самым загадочным героем русской истории. «Свой» постарался собрать малоизвестные факты, связанные с жизнью и наследием непобедимого военачальника, добавив, насколько это возможно, к хрестоматийному портрету новые штрихи.

ГДЕ ОН РОДИЛСЯ?

Место рождения «бога войны» до сих пор под вопросом. Скорее всего — Москва, отец, Василий Иванович, служил тогда прапорщиком в лейб-гвардии Преображенском полку. Наиболее вероятным адресом можно считать дом на Арбате, неподалеку от Серебряного переулка, возле церкви Николы Явленного — в этом храме, по-видимому, крестили будущего генералиссимуса. Каменное жилое здание, до наших дней, увы, не сохранившееся, супруги Суворовы получили в качестве приданого от отца невесты, вице-президента Вотчинной коллегии Федосея Манукова.

Суворовская улица, что в районе старинного села Преображенского, получила свое громкое название в честь деда Александра Васильевича Ивана Григорьевича, которого ценил и уважал сам Петр Великий. Иван Суворов был генеральным писарем Преображенского полка: предки графа Рымникского стояли у истоков русской гвардии.

На службе и дед, и отец полководца показали себя не только расторопными офицерами, но и просвещенными людьми, которым царь доверял полковые архивы, давал поручения, связанные со знанием иностранных языков и мудреной военной наукой.

Александр Суворов начинал служить в лейб-гвардии Семеновском полку. Однажды молодому гвардейцу довелось выполнить важнейшее задание канцлера Алексея Бестужева-Рюмина. При этом пришлось фехтовать, мчать во весь опор, скрываться от погони. Тайное поручение, судя по всему, было с честью выполнено, хотя о его деталях мы не узнаем никогда — ввиду особой секретности и деликатности оного. Надо полагать, от этого зависела судьба Европы, по меньшей мере — Восточной. Тот случай — не просто готовая завязка для приключенческого романа в стиле Дюма, полный интриг-загадок исторический сюжет, не исключено, послужил основой и для популярных «Гардемаринов», и для целого ряда других, схожих по духу сочинений.

Россия в те годы развивалась по чертежам императора Петра. Почти все дворяне служили в армии, хотя вряд ли среди них было много тех, кто отдавался военному делу всецело, не давая себе никаких послаблений. Александр Суворов сразу же воспринял службу как призвание, образ жизни, а не просто обязанность. И это неудивительно, с детства его любимыми собеседниками были великие полководцы Ганнибал, Цезарь, Тюренн и даже враг России шведский король Карл XII. У последнего наш стратег перенимал скорость тактических решений.

НОВАТОР-КОНСЕРВАТОР

Богомольность непобедимого военачальника всем известна. «Александр Васильевич желает въехать в рай на осетре», — шутил по этому поводу князь Григорий Потемкин. В эпоху Просвещения религиозность, как правило, не сочеталась с серьезным интересом к науке. Суворов в этом смысле был исключением из правил. Всю жизнь он жадно глотал книги, в том числе сочинения тех литераторов и философов, которые «потрясали мир», боролись с клерикальным мировоззрением, призывали «раздавить гадину» (то бишь католическую церковь). Александр Васильевич не чуждался «крамольных» произведений, отовсюду брал что-то полезное. А если было необходимо, то и с предрассудками решительно боролся. В этом смысле его, ярого противника французских республиканцев, можно назвать революционером. Французы стали воевать без париков и пудры из-за бедности, вследствие послереволюционной разрухи, а Суворов потому, что так сражаться и побеждать сподручнее, удобнее. Офицеров он выдвигал не по знатности, но по заслугам. Потому и славились в те времена две непобедимые армии — русская и французская. Австрийцев, пруссаков, испанцев, турок и прочих британцев они оставили во многих отношениях далеко позади.

ЛУЧШИЕ УЧЕНИКИ

Вот еще один парадокс: любимый полководец всей России ни разу за 50 лет службы не участвовал в оборонительных войнах, ему не пришлось защищать Родину от захватчиков. Он — герой и символ великого возрождения державы, ее расширения.

При этом Суворов воспитал плеяду генералов, спасших страну от нашествия двунадесяти языков в 1812 году. Михаил Кутузов, Петр Багратион, Яков Кульнев, Михаил Барклай-де-Толли, Алексей Ермолов, Матвей Платов, Михаил Милорадович, Иван Дорохов — все они являлись его учениками. Каждого из них (даже юного Дениса Давыдова) великий наставник успел благословить, каждому удалось отличиться на глазах прославленного фельдмаршала. Эти талантливые командиры стремились во многом подражать Александру Васильевичу, повторяли его прибаутки, ставили превыше всего «быстроту, глазомер, натиск». Никто из упомянутых героев не сумел затмить в народной памяти их общего учителя, но вместе они в Отечественную войну послужили для России опорой и защитой. Выстояли и даже исполнили (те, кто дожил) давнюю мечту «отца Суворова» — взяли Париж. Полководец номер один стремился туда еще в 1799-м, и можно не сомневаться — захватил бы неприятельскую столицу, разметав по ветру солдат Директории и предотвратив тем самым пятнадцатилетнюю континентальную бойню. Во всяком случае современники Александра Васильевича в этом ничуть не сомневались. Его тогда стреножили, мешали ему одолеть врага неверные союзники, не шибко дальновидный Павел I... Однако ученики план учителя в 1814 году выполнили.

Его имя, когда с гордостью, когда с надеждой, повторяли не только русские, но и греки, болгары, сербы, армяне, грузины... Музеи Суворова — многие из них были открыты в годы Великой Отечественной — есть в трех государствах прежде единой союзной державы: в России, Белоруссии, на Украине. Как могучий образ он был крайне необходим бойцам и командирам Красной армии. Стыдно, что время от времени в бывших братских республиках пускают в ход черные легенды о полководце, как будто не он являлся защитником этих народов, обеспечив их освобождение от польского владычества и турецкой угрозы, словно не под его командованием стойко и храбро сражались потомки малороссийских казачьих старшин и уроженцы Белой Руси.

Ближайший круг учеников Суворова был на удивление многонациональным, хотя в те времена об этом не задумывались, главным считалось вероисповедание. Никто, разумеется, не воспринимал Милорадовича (серба по отцу и малоросса по матери), грузина Багратиона, немцев Вилима Дерфельдена, Ивана Ребиндера, Андрея Розенберга как каких-то чужаков. Всем им в трудные минуты легендарный командующий говорил: «Мы — русские, какой восторг!» — и они, верные присяге, побеждали, неизменно чувствуя свою причастность к великому делу.

В БОЮ И В ТРУДАХ

Его победы начинались с чистой сорочки, с гигиены и аккуратности. Несколько раз встречавшийся с ним в детстве Денис Давыдов, чей отец служил под началом полководца, оставил о нем следующие воспоминания: «Вдруг растворились двери из комнат, отделенных столовою от гостиной, и Суворов вышел оттуда чист и опрятен, как младенец после святого крещения. Волосы у него были, как представляются на его портретах».

Александр Васильевич говаривал: «У меня семь ран. Две из них получены в бою, остальные — при дворе. И эти пять болят сильнее». Посвятив себя воинской службе, он прекрасно разбирался и в большой политике, но перемены придворного климата уловить порой не мог. И тем не менее ключи к сердцу Екатерины Великой подобрать сумел — разумеется, не как один из фаворитов, но как непобедимый боевой генерал, к тому же милый чудак и острослов, на которого государыня обратила особое внимание.

Взятие Измаила потрясло весь мир. Крепость доселе считалась неприступной, и абсолютно прав оказался Суворов, заявивший тогда: «На такой штурм можно решиться только раз в жизни». Небывало отчаянный бой должен был решить судьбу Северного Причерноморья. Каждый наш офицер в то утро перед атакой понимал, что идет почти на верную смерть, граф Рымникский (на чьем фамильном гербе, как и на ордене Андрея Первозванного, написан девиз «За веру и верность») — не исключение. После той победы его звезда воссияла невиданно ярко.

На Кубани и в Крыму Суворова всегда будут помнить не только как полководца, громившего турок и их приспешников, но и как строителя. Финансовые власти и в то время отнюдь не отличались щедростью, и Александру Васильевичу не раз приходилось оплачивать из своего кармана строительство крепостей, включая первые укрепления будущего Севастополя. Всегда готовый экономить на чем угодно (да хоть на нюхательном табаке), но не на том, что касалось защитных рубежей империи, Суворов возвел на Кубани целую оборонительную линию. В делах строительных действовал так же быстро, как и на поле боя. Тем офицерам, которые жаловались то на жару, то на дожди, отвечал: «За хорошей погодой гоняются женщины да щеголи».

Он мыслил стратегически, понимал, что противостояние России с Османской империей должно закончиться освобождением христианских народов, разработал план полного уничтожения неприятеля. К сожалению, императрица Екатерина не решилась на разящий удар по Константинополю, хотя у русского полководца уже все было рассчитано, вплоть до действий каждой роты и каждой шхуны. Александр Суворов был не просто военным вождем, но и хорошо понимавшим расклад мировых сил геополитиком.

ЛЕГЕНДА О «НАУКЕ»

С его именем связаны десятки крылатых выражений, точнее всего передающих суть русского характера. Бывает непросто определить, где Александр Васильевич подхватил на лету народную поговорку, а где сработала его неистощимая фантазия. «Сам погибай, а товарища выручай», «За одного битого двух небитых дают», «Ученье свет, а неученье тьма», «Смелость города берет», «Тяжело в учении — легко в бою», «Побеждай не числом, а умением» — все эти популярные ныне фразы входили в его арсенал и обогатили русский язык благодаря ему.

Та же история — с выражением «наука побеждать», которое дух графа Рымникского передает идеально, однако в его рукописях отсутствует. Такое название получила посмертно изданная книга, подготовленная замечательным исследователем и публикатором суворовского наследия Михаилом Антоновским.

Основой для издания послужили наставление офицерам и разговор со служивыми их языком, который полководец и его соратники проводили ежедневно. Тут впору снова вспомнить слова Дениса Давыдова: «Суворов положил руку на сердце русского солдата и изучил его биение».

В нашем фольклоре есть два любимых героя — Стенька Разин и Александр Суворов. Первый — воплощение народной мечты о воле и справедливости, второй — о славе и порядке. Без этих противоположных по духу ценностей представить русский характер невозможно. Об Александре Васильевиче еще при жизни слагали песни.

С предводителем таким

Воевать всегда хотим.

За его храбры дела

Закричим ему «ура!».

Безымянные авторы солдатских песен стали прославлять его раньше, чем именитые поэты Гаврила Державин, Ермил Костров, Александр Сумароков...

Полтора века спустя (в 1943-м), когда Верховному принесли на подпись проект кадетских учебных заведений (их воспитанниками должны были стать прежде всего сироты, дети погибших командиров Красной армии) с названием «Сталинские училища», «отец народов» внес поправку: «Суворовские». В каждом его кабинете на почетном месте висел портрет Суворова — даже в Самаре, где в начале войны все было готово к переезду правительства (Сталин там так и не побывал).

В Белоруссии и на Брянщине насчитывалось больше 50 партизанских отрядов, носивших имя легендарного полководца, громивших врага так, как завещал Александр Васильевич: нападали внезапно, точно снег на голову, действовали стремительно и бесстрашно.

ЭПИТАФИЯ НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Самая известная русская эпитафия содержит три слова, к которым нечего добавить: «Здесь лежит Суворов». Есть разные версии происхождения этой надгробной надписи. Скорее всего, ее предложил Державин, а фельдмаршал при жизни горячо одобрил. Появилась она на могиле генералиссимуса далеко не сразу. Его хоронили при Павле I, и письмена на мраморной плите были поначалу традиционно пространными, с указанием имени и отчества покойного, а также его многочисленных титулов.

Через несколько десятилетий потомки полководца вернулись к первоначальной идее: уже было ясно, что Суворов — один-единственный, неповторимый, и нет ничего точнее, правильнее по-спартански краткой, понятной каждому русскому человеку надписи. Нужные коррективы внес тезка-внук, столичный генерал-губернатор. На Александре Аркадьевиче, к сожалению, род князей Италийских прервался, а его самого Федор Тютчев иронически назвал «гуманным внуком воинственного деда». Александр Суворов-младший считался либералом, придерживался принципов, которые во многом расходились с идеями великого деда. И тем не менее выполнил его волю, заменив пышную могилу той самой плитой с предельно лаконичным посвящением.

В дни блокады Ленинграда воины-красноармейцы и ополченцы клялись возле этого надгробия не пустить врага в город. И отстояли его.

Известно, что ленинградцы в то время памятники маскировали, зачастую даже снимали их с пьедестала и закапывали. В долгие и мучительные блокадные месяцы нельзя было увидеть на площадях и улицах ни изваяния царей, ни статуи революционеров. И только памятник Суворову не прятали, он гордо возвышался там, где положено, и в этом все видели высочайший символ: великий русский полководец не склонится перед врагом, навсегда останется непобедимым. Поэт Всеволод Рождественский об этом впоследствии написал:

Среди балтийских солнечных просторов,

Над широко распахнутой Невой,

Как бог войны, встал бронзовый Суворов

Виденьем русской славы боевой.

В его руке стремительная шпага,

Военный плащ клубится за плечом,

Пернатый шлем откинут, и отвага

Зажгла зрачки немеркнущим огнем.

Бежит трамвай по Кировскому мосту,

Кричат авто, прохожие спешат,

А он глядит на шпиль победный, острый,

На деловой военный Ленинград.

C идеально прямой спиной, с ликованием во взоре, первый в истории бронзовый Суворов приветствовал два ленинградских салюта. Первый — в честь освобождения от блокады, второй — 9 мая 1945 года.