Юлия КУДРИНА

16.09.2020

В своей знаменитой парижской речи 1924 года Иван Бунин, словно обращаясь к нам, потомкам, сказал: «Перед тобой миллион душ, облаченных в глубочайший траур, душ, коим было дано видеть гибель и срам одного из самых могущественных земных царств и знать, что это царство есть плоть и кровь их, дано было оставить дома и гробы отчие, часто поруганные, оплакать горчайшими слезами тысячи и тысячи безвинно убиенных и замученных, лишиться всякого человеческого благополучия, испытать врага столь подлого и свирепого, что нет имени его подлости и свирепству, мучиться всеми казнями египетскими в своем отступлении перед ним, воспринять все мыслимые унижения и заушения на путях чужеземного скитальчества».

В этом году отмечается 100-летие великой национальной трагедии, получившей название Русский Исход.

Мать последнего русского царя Мария Федоровна была вынуждена покинуть Россию несколько ранее, весной 1919-го, по получении тревожных известий о приближении к Крыму войск Красной армии. «Я испытываю тяжелые, к тому же еще и горькие чувства из-за того, что мне таким вот образом приходится уезжать отсюда по вине злых людей!.. Я прожила здесь 51 год и любила и страну, и народ. Жаль! Но раз уж Господь допустил такое, мне остается только склониться перед Его волей и постараться со всей кротостью примириться с этим», — писала она в своем дневнике.

И тогда, и годы спустя, в эмиграции, вдовствующая императрица продолжала верить, что ее старший сын с семьей «чудодейственным способом» спаслись. Близким ей людям Мария Федоровна категорически запретила служить по ним панихиду. Еще в октябре 1918-го она получила от своего племянника, датского короля Кристиана Х письмо с выражением соболезнований по поводу гибели Николая II, однако в ответном послании мягко возразила венценосному родственнику: «Ужасающие слухи о моем бедном любимом Ники, кажется, слава Богу, не являются правдой. После нескольких недель жуткого ожидания я поверила в то, что он и его семья освобождены и находятся в безопасности. Можешь представить, каким чувством благодарности к нашему Спасителю наполнилось мое сердце!»

Пребывание в Англии, куда она добралась 8 мая, длилось все лето. Для нее это были очень трудные дни. Как и прежде, достоверных сведений о судьбе сыновей не поступало, и хотя британская родня выказывала ей свое расположение, в этой стране Мария Федоровна чувствовала себя крайне неуютно.

15 июля 1919-го, наблюдая за тем, как вчерашние союзники России праздновали победу в Первой мировой, вдовствующая императрица сделала в дневнике следующую запись: «У меня сердце разрывается от восторженных криков толпы за моими окнами. Как тяжело оказаться в стороне от всего этого и не принимать участия в торжествах».

1 августа в греческой церкви состоялась панихида по всем павшим на той войне. «В большом здании было полным-полно народу, из англичан присутствовал лишь один Бьюкенен. Хор, состоящий только из офицеров, пел бесподобно... Служба была красивая и торжественная. Но с какой огромной горечью и печалью я думала о страшном числе наших безвинных людей, воевавших вместе с союзниками и отдавших в эти четыре года войны свои жизни! Теперь этот факт совершенно игнорируют и не придают этому никакого значения. Для них Россия больше вообще не существует», — сокрушалась Мария Федоровна.

В Англии она постоянно недомогала, у нее случались приступы меланхолии, уныния, особенно когда возвращалась к мыслям о пропавших сыновьях Николае и Михаиле, любимых внуках. Сведения, которые поступали в тот период, уже не были столь противоречивы, как раньше, все реже доносились слухи о том, что царская семья спасена и взята под опеку каким-то государством.

Перебравшийся в Европу следователь Николай Соколов настойчиво добивался свидания с Марией Федоровной, по-видимому, собирался предоставить ей, нашедшей приют теперь уже в Дании, вещественные доказательства того, что вся семья последнего российского императора была расстреляна большевиками. Вдовствующая императрица и сама хотела увидеться с Николаем Алексеевичем, но не решалась его принять. Когда уже было договорено о встрече и к Соко

лову собрался ехать с приглашением великий князь Дмитрий Павлович, последний получил телеграмму с настоятельной просьбой отменить этот визит. Мария Федоровна серьезно болела, и для нее было бы невыносимо беседовать с тем, кто мог поведать страшные подробности о смерти Николая II и его детей. Императрица-мать все еще хваталась за тонкую соломинку надежды...

Находясь в Дании, она принимала многих соотечественников. Посещавшие ее люди говорили, по сути, одно: революция опрокинула все, на чем держались не только Россия и русский народ, но и вся Европа, весь христианский мир. Философы Иван Ильин, Семен Франк, Сергей Булгаков были едины во мнении о том, что с падением монархии в народном сознании рухнула единственная опора государственно-правового и культурного уклада российского общества.

В 1921 году в баварском курортном городке Рейхенгалле состоялся монархический съезд, на котором присутствовали 150 русских эмигрантов. Там был избран Высший совет в составе бывшего члена Государственной думы Николая Маркова, Алексея Ширинского-Шихматова и Александра Масленникова. Эмиссары русского зарубежья занялись поиском кандидата на пост «временного блюстителя престола до окончательного решения вопроса о его замене законным государем Императором». Согласно принятому позже (8 августа 1922 года) документу, «Рейхенгалльский съезд, не признав возможным за рубежом разрешить вопрос о престолонаследии, поручил Высшему монархическому совету обратиться к Ее Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Федоровне с всеподданнейшей просьбой об указании лица, имеющего стать впредь до воцарения законного государя блюстителем престола и возглавителем монархического движения». Митрополит Антоний (Храповицкий), генерал-адъютант Владимир Безобразов и Николай Марков посетили вдовствующую императрицу, но она, приняв их поочередно, предпочла уклониться от почетной обязанности возглавить объединение.

Состоявшееся в Париже 19–20 ноября 1922-го особое совещание Высшего монархического совета в своем постановлении признало авторитет Марии Федоровны непререкаемым, а также отметило: «В настоящее время за границей невозможно разрешить вопрос о престолонаследии, ибо нет вполне достоверных сведений о судьбе Государя Императора и его августейшего сына и брата, а действующие основные законы не допускают различные толкования».

Главными претендентами на то, чтобы занять пост блюстителя престола, были великие князья Николай Николаевич и Кирилл Владимирович. Второй из них опубликовал воззвание «К русскому народу и русскому воинству», а затем заявил о принятии им императорского титула.

Те действия Мария Федоровна не одобрила. 4 октября 1924 года в письме великому князю Николаю Николаевичу она посетовала: «Болезненно сжалось мое сердце, когда я прочла манифест вел. князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским. Боюсь, что этот манифест создаст раскол и уже тем самым не улучшит, а, наоборот, ухудшит положение и без того истерзанной России. Если Господу Богу, по Его неисповедимым путям, надо было призвать к себе моих любимых сыновей и внука, то я полагаю, что Государь Император будет указан нашими основными законами, в союзе с Церковью Православной, совместно с Русским народом. Молю Бога, чтобы Он не прогневался на нас до конца и скоро послал нам спасение, путями Ему только известными. Уверена, что Вы, как старший член Дома Романовых, одинаково со мной мыслите. Мария».

Княгине Александре Оболенской она писала: «Вы должны понять, насколько я была и все еще остаюсь в мучительном состоянии из-за всех печальных событий прошедших недель, после манифеста, изданного Кириллом Владимировичем. Это ужасно и какие новые смятения он посеял в уже измученных душах! Надеюсь, что мой ответ Николаю Николаевичу был правильно понят... я убеждена, что мои любимые сыновья живы, и потому я не могу никому позволить занять их место! Все эти письма, которые я получаю, написаны не для того, чтобы меня успокоить. Это все равно, как если бы мне вонзали кинжалом в сердце. Я молю Господа прийти нам на помощь и указать нам истинный долг каждого из нас. Кирилл Владимирович написал мне, прося моего благословения, но он даже не дождался моего ответа, потому что в тот же день его манифест уже был напечатан во всех газетах».

Сестра Николая II великая княгиня Ксения Александровна в письме все той же Оболенской негодовала: «Разве так должен объявляться царь и так встречаем мы его? Нет — тут что-то даже святотатственное в этом выступлении и трудно с этим примириться. Ну как все это роняет принцип и «идею» и вот от этого осознания так горько и больно... Разве мы чувствуем, что это тот царь, которого ждут и который может вести Россию к спасению и славе? Это какой-то кошмар, и есть от чего с ума сойти. Ты, наверное, чувствуешь точно так же?»

Право Кирилла Владимировича на престол не признавали прежде всего те, кто был возмущен его переходом на сторону Временного правительства, это выглядело как измена монархии и лишало возможности законно претендовать на российский трон. Среди откровенных противников признания автора вышеупомянутого манифеста императором был глава Русского общевоинского союза барон Петр Врангель. Члены этой организации своим верховным вождем считали великого князя Николая Николаевича-младшего. Отказал в доверии Кириллу Владимировичу и самый известный монархист Василий Шульгин. Последний назвал претендента «кобургским самопровозглашенцем».

В 1925 году Мария Федоровна в последний раз посетила русскую церковь в Копенгагене, чтобы присутствовать на молебне, проходившем в связи с передачей этого храма (по решению Верховного суда Дании) в собственность нашей эмигрантской общины.

Вдовствующая императрица умерла 13 октября 1928-го и была погребена в Роскилльском соборе под Копенгагеном.

В 2006-м ее прах с согласия королевы Дании Маргрете II и главы нашего государства Владимира Путина доставили в Россию и перезахоронили в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга — рядом с могилой мужа, императора Александра III.

Материал опубликован в апрельском номере журнала Никиты Михалкова «Свой»