22.02.2014
Нашему корреспонденту удалось разыскать в Клину человека, входившего в самую первую тимуровскую команду. Анна Васильевна КАЛИНИНА рассказала, кто, собственно, назвал их тимуровцами, какие отношения складывались с местными хулиганами и что думал о новом движении Сталин.
культура: Вы помните, как все начиналось?
Калинина: В 1941 году мне было 13, как и главному герою повести Гайдара Тимуру. Мы хотели сделать хоть что-то для победы. Даже речевку свою придумали: «Мы тимуровцами стали, потому что мы устали просто так без дела жить. Мы решили: хватит с нас, будем мы особый класс, будем меньше мы играть, меньше прыгать и скакать».
культура: Когда была создана ваша организация?
Калинина: В середине декабря 1941-го Клин освободили от немцев, нас, троих пионеров — Володю Дуженкова, Виктора Земского и меня вызвали в горком комсомола. Говорят: «Нужна ваша помощь. Пришли извещения о гибели наших солдат, их матери, не вынеся этих известий, попали в больницу, дети остались одни, выручайте. Инструкции получите в Красном Кресте». Так, при этой организации, и была создана наша тимуровская команда. Нас было 12 человек, рвущихся в бой. Но если нет руководителя, взрослого, который даст толчок и правильное направление работы, успеха не жди. Нами руководила бывшая партизанка, связистка Полина Слабковская. Мы выполняли ее задания.
культура: Это она окрестила вас тимуровцами?
Калинина: Нет. Это наш классный руководитель Клавдия Ивановна Антошкина. Когда мы начали действовать, уже в 1942 году, она сказала: «Да вы же самая настоящая команда, как у Тимура». Вот с ее легкой руки и пошло тимуровское движение. Подобные команды в годы войны создавались по всей стране, даже в блокадном Ленинграде. С произведением Аркадия Гайдара мы, конечно, уже были знакомы. Читали, слушали радиоспектакль, смотрели кино, и как надо действовать, нам было понятно.
культура: У вас был свой лидер, свой Тимур?
Калинина: Капитаном выбрали самого красивого мальчика — Валентина Транова. Он отличался от нас: был чуть старше, у него была собака и отцовский мотоцикл, как у Тимура. Мы еще продолжали учиться в школе, а Валентин вскоре покинул нас, поступил в летное училище. Стал офицером, секретарем комсомольской организации части. Сейчас его уже нет в живых.
культура: Первое «боевое задание» помните?
Калинина: Конечно. Приходим в семью, девочка лет восьми и двое совсем маленьких мальчиков. Мама в больнице, папа погиб. Печка топится, в ней варится пустая картошка. Хлеба — тогда давали по 200 граммов на человека — нет. Они его маме отнесли. Нам в школе на завтрак давали по 50 граммов, и в следующий раз мы весь свой хлеб отнесли нуждающимся детям. Этими 50 граммами мы выручали наших больных учителей, всех тех, кому они были нужнее, чем нам. В 1943-м начали давать сахар, мы им тоже делились.
культура: Что еще делала команда?
Калинина: Ухаживали за ранеными в госпитале, он тогда находился в школе № 4. Подушку поправить, письмо написать или прочитать — у медсестер на все рук не хватало. Да и боевой дух поднимали: пели, танцевали, стихи читали. Помогали учителям: вскапывали огороды, кололи дрова, носили воду. Летом выезжали в совхоз урожай собирать. Посылки отправляли на передовую. В 1943 году Валя Тарнов вместе с нашими подарками поехал на фронт. Хотя какие тогда подарки — по домам, по соседям собрали все, что могли: перчатки, варежки, носки, кисеты для табака.
культура: На домах подшефных красные звездочки рисовали?
Калинина: Нет, мы свою деятельность не афишировали. Лишь однажды Володя Дуженков написал ухватом на закопченном потолке: «Здесь была тимуровская команда». Мы пришли в один дом, видим, лежит бабушка в лохмотьях. В комнате очень холодно и сыро. Спрашиваем: «А где ж у вас родные?» У нее, выяснилось, тоже дочь получила похоронку на мужа и слегла в больницу. Мы вынесли эту бабушку на улицу прямо на кровати, дома было не теплее. Мальчишки где-то достали дрова, растопили печку, вымыли все, а потолок забыли. Бабушку внесли, накормили, и вот единственный знак свой и оставили.
культура: А свои Мишки Квакины в то время были?
Калинина: Конечно, много детей остались беспризорными. И в сады за яблоками залезали, и картошку в огородах выкапывали. Мальчишки хулиганят во все времена. Но не могу сказать, чтобы у нас с ними какая-то война была. У меня отец умер в 1939-м, мама осталась одна с тремя детьми. Но нас не обижали, наоборот, старались помочь, чем могли. Тогда люди были мягче, добрее.
культура: Говорят, партийные власти не очень были довольны тимуровским движением: оно составляет конкуренцию пионерии...
Калинина: Не думаю. Извините, но это похоже на журналистские выдумки. Сталин хорошо отзывался о нашем движении.
культура: Вы помните тот день, когда объявили, что закончилась война?
Калинина: Очень хорошо помню. Накануне математик нам сказал, что будет контрольная по геометрии. Мне этот предмет всегда легко давался, а вот подруге Гале Рустковской надо было помочь. Мы сидели у нее дома, готовились допоздна. Я осталась у нее ночевать. На рассвете слышим сильный стук в дверь. На пороге сосед — не одетый, в белой рубахе и кальсонах: «Девки, война кончилась!» Потом весь Клин собрался на Советской площади, люди радовались: «Ура, Победа!» А мы еще кричали: «Ура, Победа, ура, контрольной не будет!»
культура: После войны чем занимались?
Калинина: Галя стала педиатром, заведовала в Клину детской больницей. Несколько человек, в том числе я, работали учителями и уже сами руководили школьными тимуровскими штабами. Мне повезло, после распределения из педвуза я попала в свою родную школу.
культура: Крепкая дружба сохранилась и после школы?
Калинина: Конечно. Своей командой мы встречались уже будучи взрослыми. В Клин регулярно приезжала вторая жена Гайдара Дора Матвеевна Чернышева с дочкой Женей, люди, которые знали Аркадия Петровича. Мы участвовали в тимуровских слетах. Но от нашей команды в 12 человек осталось в живых уже меньше половины. Сейчас встречаемся только на поминках. А вот с новыми тимуровцами я дружу. В качестве члена совета ветеранов курирую школу № 13, где когда-то директорствовала. Человек в любом возрасте должен активно двигаться, помогать ближним, делиться опытом — только тогда он по-настоящему жив.