29.08.2019
Самая распространенная сказка — это, бесспорно, немецкие «панцеры», которых якобы было очень много. Проверим. По состоянию на 1 сентября 1939 года в вермахте числилось около трех тысяч машин, из которых лишь десятую часть составляли средние танки. Прочие имели противопульное бронирование и несли в лучшем случае 37-мм пушку. Но ровно половина «неуязвимых монстров» представляла собой жестяные коробочки (размером с небольшой легковой автомобиль) с пулеметом. Да и более мощные конструкции вооружались 50-мм орудием, образцов с трехдюймовкой в башне насчитывалось немного. Бронирование — до 30 мм, чаще — жалкие 10–15 мм.
У западных соседей такого позорища не наблюдается. Франция располагала 400 тяжелыми танками В1 (броня 60 мм), вооруженными 75-мм орудием. Добавим еще 700 средних и множество легких — суммарно где-то 5000 единиц. Ударная сила польской армии — главного союзника Третьей республики на первом этапе войны, была преимущественно кавалерийской. Хотя и у поляков имелось около 200 танков и масса пулеметных танкеток различных модификаций. Отнюдь не отставал Париж и в плане современной военной мысли: Шарль де Голль слыл видным теоретиком маневренной механизированной войны. Его труды изучал будущий танковый гений фюрера Хайнц Гудериан.
Итак, фиксируем почти двукратный перевес франко-польских союзников по части бронетехники. А ведь мы еще не посчитали англичан...
— В начале Второй мировой у немцев было просто смешное производство «панцеров», да и качество их оставляло желать лучшего. Мало кто знает, но только в ходе польского похода, продлившегося всего пять недель, вермахт потерял порядка 900 машин. В связи с этим возникает интересное допущение: возьмем наши БТ-5 / БТ-7, коих было выпущено около пяти тысяч, плюс примерно 10 000 Т-26 — сражаться с Pz-II и Pz-III, да и с Pz-IV первых модификаций эти советские танки могли на равных. Особенно на равнинной центральноевропейской местности. Если бы СССР втянули в войну тогда, в начале осени 1939-го, где-нибудь к ноябрю конфликт бы закончился. Взятием Берлина, — уверяет историк Юрий Пашолок.
Кстати, разгромив Францию, немцы с ужасом обнаружили почти готовую разработку — сверхтяжелые машины AMX Tractеur C, оснащенные орудиями почти корабельного калибра. Техники рейхсминистерства вооружений изучали полноразмерные макеты этих сухопутных крейсеров и ужасались.
Вторая популярная байка — про многочисленный вермахт — тоже рассыпается при первом взгляде на цифры. Общая численность армии Германии на 1 сентября 1939-го составляла 4,6 млн человек. Но у одной лишь Франции на ту же дату в строю насчитывалось 6,1 млн бойцов. Мобилизационный потенциал Германии и его противников был несопоставим. В Рейхе проживало чуть менее 69 млн человек, во Франции — 40 млн, в Польше — 35 млн. Англичане же имели вообще практически неограниченные людские резервы: Индия, Канада, Австралия, прочие доминионы и колонии.
Преграды для десантной операции отсутствовали. Британский флот располагал 15 линкорами, 7 авианосцами, 64 крейсерами, 58 подводными лодками и 184 эсминцами. Немецкое «кригсмарине» уступало в несколько раз как в количественном, так и в качественном отношении. Перевес имелся только по числу подлодок, но на малых балтийских глубинах они не являлись столь серьезной силой, как позднее в Атлантике.
— Выбросить десант в районе Киля или Гамбурга не представлялось особо сложным: сгрузить с транспортов дивизии гуркхов и прочих туземных войск — всё, Третий рейх получает смертельный фланговый удар, — считает историк Ярослав Листов.
Существовал, впрочем, и более простой вариант остановить «бесноватого» фюрера — лишить Германию стратегического сырья. Нефтяные месторождения в румынском Плоешти покрывали примерно 10 процентов потребностей страны и армии. Остальное импортировалось, в первую очередь, из США и Голландской Ост-Индии, то есть Индонезии. Американская Standard Oil и британо-нидерландская Royal Dutch Shell поставляли гитлеровцам «горючку» вплоть до 1944-го. Иногда напрямую, чаще через посредников, прежде всего Испанию.
Были и другие способы предотвратить надвигающуюся войну экономическими методами. Скажем, устроить Германии тотальную продовольственную блокаду. Известный факт — в сентябре 1939-го «непобедимый Рейх» ввел карточную систему распределения продуктов питания. При этом около трети съестного немцы импортировали. Случись той осенью какая-то заминка с блицкригом, и бравый настрой армии мог в одночасье смениться разочарованием с массовым дезертирством. Вместо всего этого вермахт словно прошел по лезвию — ни один из антигерманских сценариев не сработал. Французы устроили «странную войну» и позволили фашистам спокойно разгромить Польшу, а потом каким-то чудесным и необъяснимым образом сами сдались.
Такой поворот событий до сих пор будоражит умы исследователей, кажется фантастическим — и посему начальный этап Второй мировой еще долго будет порождать различные «неофициальные» версии. В том числе о политике последовательного выращивания гитлеризма западными демократиями. Незадолго до войны Эдуард Вуд, лорд Галифакс, по сути, выразил общее для тогдашних англо-американских правящих кругов мнение: «Члены английского правительства проникнуты сознанием, что фюрер… в результате уничтожения коммунизма в своей стране преградил путь последнему в Западную Европу, и поэтому Германия по праву может считаться бастионом Запада против большевизма».
Летом 1939-го лорд Галифакс, будучи главой британского МИД, отказался от приглашения прибыть на переговоры в Москву, тем самым вынудив Сталина заключить пакт с немцами. И в Лондоне, и в Париже не учли, что, прежде чем наброситься на Советский Союз, Гитлеру необходимо смыть клеймо версальского позора и получить Данцигский коридор, дабы воссоединить разделенную страну. Ни то, ни другое не было возможно без военного выступления против Франции и Польши.
— Немцев накормили, обеспечили сырьем, вооружили, потом практически бескровно сдали им всю Европу, а когда она влилась в вермахт, вся эта орда отправилась на завоевание СССР. Собственно, мысль не новая, но уж больно убийственная в своей истинности, — резюмирует Ярослав Листов.