В начале века Россия переживала кризис развития — модернизация, проводимая под руководством министра финансов и затем премьер-министра Сергея Витте, натолкнулась на непреодолимую преграду: «мужицкое царство» не было готово к преобразованиям (90% крестьянских хозяйств, составляющих основу населения империи, производили продукты только для собственного потребления, а не для рынка). Это было «государство в государстве» со своей экономикой и порядками, именуемое крестьянской поземельной общиной. Его аграрная организация базировалась на регулярных переделах земельных участков, «по справедливости» нарезаемых «полосками», ширина которых порой не превышала одного метра. О машинной обработке почвы, разумеется, не могло быть и речи. Скрытая безработица превышала 23 млн человек.
На международной арене Россия в 1880-х годах пережила удар: в Европу пришло более дешевое американское зерно — за океаном стали использовать машинную обработку почвы на обширных земельных участках, элеваторы, ленточные конвейеры, мощные сухогрузы для перевозки зерна и банковские кредиты. Цены на российское зерно обвалились. А в структуре российского экспорта сельскохозяйственные продукты составляли 94,4%. Так, к началу ХХ века перед правительством встала гигантской сложности проблема: перестроить социальную систему государства, освободив крестьян от власти общины, и сделать конкурентоспособным ведущий сектор экономики, пребывающий в архаике времен царя Гороха.
Общинные традиции санкционировали в центральных губерниях, где было огромное перенаселение, свыше 120 церковных праздников (нерабочих дней). Это происходило на фоне короткого лета, диктующего необходимость сверхинтенсивного труда, зато способствовало полной (авральной) занятости. Нарушителей наказывали: если кто-то работал в храмовый праздник, когда остальные гуляли, его могли арестовать по приговору общины «за кощунство» и посадить на несколько дней в «холодную».
При этом промышленная модернизация под руководством Витте велась за счет сельского хозяйства. Аграрный сектор облагался налогами в 3–3,5 раза более высокими, чем промышленный, что рано или поздно должно было закончиться взрывом.
Думаю, анализ российского финансового рынка может открыть малоизвестные явления политической истории России. Не секрет, что крупнейшие российские банки контролировались из-за рубежа: например, Международный банк и Русский банк для внешней торговли — немцами, Петербургский Частный банк, Русско-Азиатский, Азовско-Донской — французами. При этом они были тесно связаны с российским бюджетом. А для того чтобы осовременить агробизнес, надо было в добавок к решению социальной и политической проблем дать ему прочную финансовую опору. И тот, кто осмелился бы перераспределить бюджетные средства, неизбежно должен был попасть под прицел противников такой политики.
Еще одно важное обстоятельство: мелкие и средние помещичьи хозяйства разрушались. Страна должна была пройти через неизбежное реформирование дворянского политического класса, а тот, кто проводил это реформирование, становился врагом. Соответственно, наш герой (представитель старинного дворянского рода, женатый на правнучке генералиссимуса Суворова, сын полного генерала, участника Севастопольской обороны и Русско-турецкой войны, троюродный брат Михаила Лермонтова) вовлекался в борьбу с могущественными противниками — правящим политическим классом, банкирами, промышленниками, левыми партиями.
В стране за революционные 1905–1907 годы произошло 26 628 террористических актов, погибли и были ранены, по разным оценкам, около 17 тысяч человек. После террористического взрыва дачи премьера в августе 1906 года по указу Николая II (а не Столыпина, как принято считать) учреждались военно-полевые суды. Террористов в порядке упрощенного судопроизводства — в 24 часа — стали вешать и расстреливать.
Практически сразу был объявлен план действий правительства. Программу премьера составлял не только проект земельной реформы (впоследствии названной «столыпинской»), а целая законодательная «революция»: законы о свободе вероисповеданий, неприкосновенности личности и гражданском равноправии, улучшении крестьянского землевладения, улучшении быта рабочих, государственном страховании, реформе земского самоуправления, введении земства в Прибалтийском и Западном краях, земском и городском самоуправлении в Царстве Польском, реформе местного суда, реформе средней и высшей школы, введении подоходного налога, объединении полиции и жандармерии... Кроме того, намечалась отмена ограничений для евреев. Никто прежде не предлагал столь всеобъемлющих обновлений. Столыпин понял главную проблему момента: укрепить государство и успокоить образованную часть общества.
К решению первоначальной задачи Столыпин подошел очень быстро: 9 ноября 1906 года вышел указ о свободном выходе из общины. На Крестьянский поземельный банк возлагалась скупка помещичьих имений и продажа крестьянам земельных участков в кредит под минимальный процент и по льготной цене. Большинство удельных и степных земель, а также земель, принадлежащих царской фамилии, безвозмездно передавалось в этот банк. Земли Алтайского округа использовались для размещения переселенцев из центральных губерний.
Банк стал финансовым инструментом реформы, скупал миллионы десятин и затем, выдавая кредиты, продавал землю крестьянам (не напоминает ли это гайдаровские «залоговые аукционы», только для абсолютного большинства?). Чтобы выйти из общины и получить свою землю, достаточно было через старосту подать заявление. Крестьяне становились гражданами. Они могли без согласия общины свободно получать паспорта, отменялись ограничения в приеме на работу, разрешалось свободное избрание профессии и места жительства; земские начальники потеряли право штрафовать и арестовывать без постановления суда. Мелкие и средние хозяйства должны были объединяться в самоуправляемые структуры под патронажем крупных дворянских усадеб. Реформа выбивала почву из-под всех левых политиков, что признавалось Лениным в статьях того периода.
Ради укрепления аграрного сектора Столыпин потребовал, чтобы Крестьянский банк выпустил облигационный заем на 500 млн рублей. Вообще вопрос финансового обеспечения реформ был не менее важен, чем политическая воля, ибо только развитие внутреннего рынка могло дать простор для гармоничного развития как аграрного сектора, так и промышленного. Однако министр финансов Владимир Коковцов категорически возразил. Не поддержал и Николай II.
А между тем крестьянин при сбыте своего главного продукта наталкивался на мощного конкурента в лице посредников и крупных банков, перед которыми он был бессилен. Скупка урожая «на корню», выплата мизерных авансов под будущий урожай были основной формой легального паразитирования скупщиков. Это лишало производителя большой доли дохода, то есть вело к обеднению деревни. Страна с колоссальными возможностями расширения и усовершенствования торговли, экспортируя до 700–800 млн пудов хлебов (вывоз в 1910–1911 гг. составлял 21,9% мирового экспорта), отдавала почти без сопротивления рыночные позиции конкурентам. Крупнейшим эспортером была французская фирма «Луи Дрейфус и Ко», поставляющая в Европу огромные объемы зерна из России, США, Аргентины, Австралии, Индии, Канады, Болгарии, Румынии. Она имела 115 отделений в российских торговых городах и портах, особенно на юге страны. Среди банков главенствовал Азовско-Донской. Морские перевозки зерна проводились преимущественно иностранными судами, что тоже увеличивало прибыли иностранных компаний.
Усилия Столыпина направить в сельское хозяйство дополнительные средства не увенчались успехом. А попытка защитить на международной арене интересы русских экспортеров, предпринятая Советом съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства, была встречена настоящими репрессиями, занижением натурального веса при приемке русского зерна в порту Марселя, бойкотом в Бремене импортеров зерна.
О влиятельности банков с участием французского капитала экономист Иосиф Гиндин рассказал такую историю. В 1910 году из МВД в министерство финансов Коковцову поступило письмо с предложением призвать к порядку Азовско-Донской банк, руководство которого финансировало оппозиционную кадетскую партию и при этом допускало уголовно наказуемые нарушения. Реакция министра продемонстрировала его бессилие и, как пишет Гиндин, «выразилась только в нервной пометке карандашом: «Что же я могу сделать?»
Поэтому позиция Столыпина была не столь прочной, как могло показаться. Да, он усмирил революцию, держа «в одной руке пулемет, а в другой — плуг» (выражение Василия Шульгина), но чем дальше революция уходила в прошлое, тем менее востребованным казался премьер-министр. «Мавр сделал свое дело», — все чаще слышалось в окружении царя.
Показательна мемория Столыпина на записке крайне правых членов Государственного совета: «Реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада. Если заняться исключительно борьбою с революциею, то в лучшем случае устраним последствия, а не причину: залечим язву, но зараженная кровь породит новые изъязвления. К тому же этот путь реформ торжественно возвещен, создана Государственная Дума, и идти назад нельзя. Это было бы и роковою ошибкою — там, где правительство победило революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем что, «опираясь на силу», смело становилось во главе реформ. Обращать все творчество правительства на полицейские мероприятия — признание бессилия правящей власти».
Результаты реформ в цифрах выглядели следующим образом. В 1907–1917 годах из общины вышли 3,1 млн крестьянских хозяйств (то есть 28% от существовавших на тот момент). В 1914 году крепкие хозяева производили уже половину товарного хлеба. Вклады в коммерческих банках с 1908 по 1914 год выросли больше чем втрое. К 1916 году вклады одних только крестьян составляли 2 млрд золотых рублей. С 1904 по 1913 год прирост промышленного производства составил 88%. С 1906 по 1913 год расходы на образование увеличились в 10 раз. Начальное образование стало доступным и обязательным, в средней школе вводилась профессиональная подготовка.
Россия стояла на перепутье: либо длительные преобразования, опирающиеся на парламентский способ согласования интересов, либо ускоренная модернизация под флагом революционной социалистической доктрины. Но не будем забывать, что порой Столыпина называют «отцом гражданской войны», так как промышленность не могла принять всех освобожденных от власти общины и ушедших в города крестьян, они оказывались вне социального контроля, который раньше осуществляла община.
Тем не менее рост экономики был настолько впечатляющим, что присланный французскими банкирами эксперт Эдмон Тэри в своем отчете «Россия в 1914 г. Экономический обзор» отметил: «Именно сельскохозяйственные успехи России позволили этой великой стране преодолеть финансовые трудности, вызванные войной 1904 года и политическими событиями 1905 года, и именно они позволят России в будущем пойти на необходимые жертвы, чтобы освоить гигантские территории и защитить свои границы…» Главный вывод Тэри: если Россия будет развиваться такими же темпами, как между 1900 и 1912 годами, то к середине XX века она будет доминировать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении.
Как мы знаем, прогноз не сбылся. Столыпин был убит, реформы свернуты, а Россия неподготовленной вступила в мировую войну. И, по словам Уинстона Черчилля, «пала, как древле Ирод, пожираемый изнутри червями». Тем не менее дело Столыпина было продолжено. Продолжателем стал... Иосиф Сталин. Но это уже тема для другой статьи.
