Дарья ЕФРЕМОВА

04.11.2013

Ко Дню народного единства издательство «Молодая гвардия» выпустило подарочный трехтомник «Царская Россия», состоящий из книг «Рюриковичи», «Герои Смуты» и «Романовы». О добром царе и законах русского бунта мы поговорили с автором монографий о Смутном времени, доктором наук, профессором Рязанского университета Вячеславом Козляковым.

культура: Вы называете Смуту «матрицей русской истории». Можно ли сказать, что другие периоды междуцарствия имели схожие сценарии?
Козляков: «Матрица» — это форма, в которой есть постоянно присутствующие элементы. Вовлеченность большого числа людей — одно из условий. Другие — чрезвычайная бедность, войны, появление социальных групп, вытолкнутых обстоятельствами из привычного порядка вещей, неспособность правящей элиты защитить даже саму себя. Можно взять эту «сетку» и попытаться совместить с тем, что нам известно не только о событиях начала XVII века, но и о революции 1917 года. Или попытаться соотнести ее с недавно пережитыми 90-ми. Каждый раз основные признаки смуты как великого политического и экономического кризиса оставались неизменными. Хотя наполнение, конечно, разное. Привычная картина мира современников Ивана Грозного и Бориса Годунова рухнула в 1598 году, когда пресеклась династия Рюриковичей, и освященный традицией порядок передачи престола старшему в роду изменился. Как только это произошло, появились самозваные претенденты на власть.

культура: Они приходили не просто так — доказывали свою легитимность родством с угасшей династией. 
Козляков: В том-то и дело. Одно это, вымышленное или нет, обстоятельство делало Лжедмитрия, бывшего чернеца Чудова монастыря Григория Отрепьева, сильнее царя из знатного рода Годуновых. 

культура: В серии ЖЗЛ выходила Ваша биография царя Бориса. Обычно его демонизируют, считая виновником Смуты, убийцей законного наследника. Так ли все однозначно? 
Козляков: Конечно нет. Если на минуту забыть про обвинения Бориса Годунова в истории с гибелью царевича Дмитрия, то можно увидеть, что он спас страну после многих лет тирании Ивана Грозного. Он сделал очень много: основывал новые города, организовывал оборону царства, ходил во главе русского войска в поход против «немцев», как тогда называли шведов. Он увидел возможность повышения престижа церкви в избрании первого русского патриарха Иова. В моей книге про Бориса Годунова есть подзаголовок «Трагедия о добром царе». Именно так — не «доброго царя», а о «добром царе». О разнице между тем, когда правитель по-настоящему добр к подданным или только претендует демонстрировать им «доброту». Второе, если оно не сопряжено с искренностью, обычно недорого ценится. Конечно, многих прогрешений Годунова не существовало. Открытая Смута началась с появлением в пределах Московского царства наемного войска самозванца Лжедмитрия I в октябре 1604 года. Когда случились первые вооруженные столкновения правительственной армии Бориса Годунова с войском самозваного претендента. Ну а дальше, из-за скоропостижной смерти государя, неумной и недальновидной политики его преемников, Лжедмитрий I пришел к власти и венчался на царство в Успенском соборе. Об этом тоже не стоит забывать. Богом венчанного царя убили и три дня держали тело на всеобщем обозрении на Лобном месте. 

культура: Ходит байка, что Марина Мнишек и Лжедмитрий «погорели», когда на свадебном пиру стали есть вилкой. Присутствующие решили, раз царь с царицей едят не руками, а какой-то рогатиной, значит, они не русские монархи, а порождение дьявола. К тому же он не ходил в баню...
Козляков: Чего только не приписывали Марине Мнишек и Лжедмитрию. На самом деле, в глазах большинства подданных это был не обычный свадебный пир, а торжество, связанное еще и с ее венчанием на царство. То есть чествовать императрицу Марию Юрьевну в Успенском соборе по полному чину с участием патриарха и большинства архиереев русской церкви, предлагать ей миропомазание — это ничего не значит, а вилки, как и польский по французской моде костюм, простить никак нельзя. Царский поход в мыльню с дружками был частью царского свадебного ритуала. Но здесь уже каждое лыко было в строку. А сюжет про баню потом даже стал встречаться в исторических песнях, но кто же будет относиться к этому, как к документу? Таковы отголоски того страшного противостояния. 

культура: Вы говорили, что в политической чересполосице говорить о героях Смуты — значит воспевать героев гражданской войны, в которой не бывает победителей. А как же Минин и Пожарский?
Козляков: Не бывает победы какой-то части народа над другой его частью. Особенно, если такая победа достигнута в вооруженном противостоянии. Все проигрывают и платят по счетам много лет и даже десятилетий, а грехи отцов переходят на детей. Другого главного героя освободительного движения 1611–1612 годов, князя Дмитрия Трубецкого, не вспоминаем вовсе. А ведь Пожарский признавал его первенство в делах. Именно князь Дмитрий Трубецкой стал организатором защиты Троице-Сергиевой лавры в тяжелые времена, а позже, после освобождения Москвы, стал претендентом на русский трон. Но жизнь распорядилась иначе. 

культура: В чем специфика русской смуты? Согласны ли с расхожим мнением, что мы в большей мере, нежели европейцы, склонны к разрушению сложившегося миропорядка? 
Козляков: Ответу на такой вопрос можно посвятить целую книгу. Где бы мы ни находились, обычно отличаем соотечественника от иностранца и наоборот. К сожалению, подобный разговор слишком часто носит оценочный характер и становится предметом для обозначения политических или мировоззренческих разногласий. Вспомним классический спор славянофилов и западников 1840-х годов. Важнее всего их итог, определенный Герценом: «Сердце билось одно». Наверное, чем русский человек точно отличается — обостренным чувством справедливости. В русской истории, кроме бунта, который бессмысленен и беспощаден, есть примеры восстаний во имя справедливости.