Дарья ЕФРЕМОВА

26.02.2015

Начало 30-х. Волжский город. Старая докторская квартира. Анна Ивановна раскладывает пасьянс. Карты не сходятся. В оконном проеме нет-нет, да и замаячит вихрастая голова. Соседский парень, студент пединститута Сережка Луконин, имеет привычку забираться на второй этаж по пожарной лестнице — осведомиться, дома ли Варя. Красавица, кокетка, артистка, конечно же, возле тетки не сидит. Учится в театральном, мечтает стать знаменитой, возвращается к обеду — иногда в сопровождении кавалеров. Кого-кого, а этих хлюпиков Сергей отваживает на раз-два. Шепнет им на ухо что-то «душевное», вроде «проваливай» — и все дела. Спорить никто не берется — местная гроза. «Увезет он Варвару, и глазом моргнуть не успеем, — ворчит, не отрываясь от карт, Анна Ивановна. — Оттого и не сходится». На самом деле, лихачество старушке по душе, ее и саму гусар украл на излете 1890-х... 

Пьеса «Парень из нашего города», написанная начинающим драматургом (Симонов окончил Литинститут в 38-м, а пьеса вышла в 41-м), сразу же покорила столичную сцену. А год спустя появилась на большом экране. В одноименном фильме Александра Столпера и Бориса Иванова атмосферная «картина первая» с тетушкой-картежницей отсутствует. В дом врывается весело щебечущая молодежь. Варя, ее брат, медик-доцент Аркадий, практикантка Женечка. Эти лица будут сопровождать Луконина на протяжении всего действия. 

За семь лет (события разворачиваются с 1932 по 1939 год) самонадеянный и немного хвастливый мальчишка, грезивший о славе Суворова, превратится в мужественного офицера, орденоносца, героя Испании, одного из тех, для кого война началась задолго до июня 41-го. Варя станет самоотверженной женой. Ее рассеянный братец-доцент — профессором. Поедет военврачом на Халхин-Гол и не вернется... 

Доживет ли до Великой Отечественной Сергей? Неизвестно. Зрителей, заодно с красавицей-женой привыкших надеяться на лучшее, ждет открытый финал. Не раз возвращавшийся из самого ада, майор-танкист снова идет в атаку. «А все-таки кто же там вылезет из танка? — размышляет он наедине с собой. — И все-таки, я вылезу. Я. Сам».

В пьесе, написанной до войны, совершенно очевидно, что этот штурм «зеленой сопки» на монгольской реке — не последний. Фашисты входят в Краков. Мизансцену сопровождает резкий марш. Раздается топот солдатских сапог. Торжествующий голос немецкого диктора из приемника...

Радиопередачу из захваченной гитлеровцами древней столицы Польши в перерыве между боями на Халхин-Голе слушал и сам Симонов, служивший там военкором. «С полной очевидностью почувствовал, что вот-вот мы будем воевать с немцами, <...> и что все это, что там происходит, — лишь самое начало чего-то огромного, необъятно страшного», — вспоминал он. 

Позже ряд критиков сойдутся во мнении, что прототипом Сергея Луконина стал летчик Анатолий Серов, легендарный комбриг, Герой Советского Союза, воевавший в Испании под псевдонимом Родриго Матео. Варя — Валентина Серова, его вдова. 

В отличие от героев пьесы, выросших в одном дворе, Анатолий и Валентина познакомились на вечеринке у общих друзей, спустя восемь дней расписались. Прожили вместе всего год — счастливейший в ее жизни. Друзья рассказывали, как летчик-ас выписывал в воздухе ее имя, сбрасывал прямо с самолета цветы, а называл ее Лаперузкой — в честь пролива между Хоккайдо и Сахалином, над которым он летал. Погиб в 39-м. Но не в бою. Осваивал «слепые» полеты. Актриса узнала об этом прямо перед спектаклем. Играла комедийную роль в Театре Ленинского комсомола. На сцене истинных чувств не выдала — шутила, пела.

«Само название пьесы — «Парень из нашего города» — стало надолго чуть ли не крылатой фразой, — отмечал критик и литературовед Лазарь Лазарев, — потому что за ним стоял образ главного героя, человека обыкновенного и вместе с тем необыкновенного, профессионального военного и романтика. Это был новый для литературы тип, ставший в военное время центральной фигурой». 

Пьеса и кинофильм были необыкновенно популярны в первые годы войны. В Луконине видели пример гражданской ответственности, способности отказаться от личного во имя долга, необычайного человеческого мужества. Хотя в симоновском образе бравого парня из провинции есть и другая краска — без сверхзадачи он скучал. «Будет ли такое время, когда тебе больше захочется сидеть дома, чем ехать?» — спрашивал накануне очередной командировки в горячую точку Аркадий. «Нет, не будет. Ей-богу, Аркаша, мы часто забываем, какое это счастье — каждый день знать, что нужен стране, ездить по ее командировкам, предъявлять мандаты. <...> Мне выдавали предписания со звездами на печатях: «Для выполнения возложенных на него особых заданий». Но почему-то мне всегда хотелось, чтобы там писали иначе: «Для выполнения возложенных на него особых надежд». Это лучше, верно?»