Дарья ЕФРЕМОВА , Смоленская область

15.01.2015

К юбилею Александра Сергеевича Грибоедова «Культура» побывала в музее-заповеднике «Хмелита». С роскошной смоленской резиденцией связаны детские и юношеские годы писателя, здесь он подсмотрел характеры для «Горя от ума». 

Обеды, ужины и танцы. Бархаты и соболя. Конечно же, «грибки, да кисельки, щи, кашки в ста горшках». В 30 километрах от Вязьмы, в тени старинного регулярного парка расположилась одна из самых красивых усадеб Смоленщины. Говорят, величественный бело-голубой господский дом с лучковым фронтоном и четырьмя флигелями в стиле елизаветинского барокко построил ученик знаменитого Растрелли.

По воспоминаниям современников, «Хмелита» была аристократичнее других уездных дворянских гнезд — на редуты к хозяину резиденции, дядюшке писателя Алексею Федоровичу Грибоедову, съезжалось самое изысканное общество: Уваровы, Якушкины, Шереметевы, Разумовские, Хомяковы, Татищевы, Радищевы, Нахимовы... Хлебосольный барин, беспечный весельчак, разорявшийся в Москве на шикарные балы, и в деревне «жил без расчета» — не мог обходиться без общества. Так что юному Саше, гостившему здесь с матерью, частенько приходилось наблюдать «прелестниц с толпой вздыхателей послушных», «любезников, которых нынче тьма». Не укрылись от его иронической приметливости и «уловки матерей, чтобы избавиться от зрелых дочерей».

Впрочем, над ухищрениями провинциальных дам, а на «деревенских» балах их всегда бывало предостаточно, не потешался только ленивый. «Бабушка нарядила барышень на бал, покрыв букетами пестрых крупных цветов в таком количестве, что они казались ходячими клумбами», — комментировала одна из завсегдатаев грибоедовских вечеров туалеты соседок. Не менее забавными были и нравы. Смоленские мемуаристы вспоминали, как у некой помещицы Голостеновой «среди гостиной стояла клетка с сорокой, беспрестанно кричавшей «Дура!» и «Дай каши!», а генеральша Голубцова, отправляясь на прогулку, брала с собой целый штат служанок — «одна несет складной стул, другая склянку с какими-нибудь каплями, третья — мятные лепешечки». Фамусов, Скалозуб, Молчалин, Софья, Лиза, Горичи и Хлестова — персонажи-маски оказались настолько объемными, точными и узнаваемыми, что по выходу «Горя от ума», а это произошло уже после смерти автора, началась настоящая охота за прототипами. 

«Я предупреждала Александра, что он с комедией наживет кучу врагов себе, а еще более мне, потому что станут говорить, что злая Грибоедова указала брату на оригиналы», — сетовала сестра писателя Мария Сергеевна. «Да какие же оригиналы?» — отвечал на эти предостережения Грибоедов. Он настаивал, что решительно никого не имел в виду. 

Дым отечества 

Денди, острослов, не чуждый высокомерия аристократ, человек резкий и решительный в суждениях и поступках, Александр Сергеевич давал немало поводов для мифотворчества. Жители поселка Хмелита и других окрестных деревень до сих пор верят, что Грибоедов привез в усадьбу алмаз «Шах», который он отобрал у персидского хана (в действительности драгоценный камень весом в 88,7 карата был подарен Николаю I Фетх Али-шахом после убийства русских дипломатов в Тегеране, сегодня находится в Алмазном фонде), в саду посадил персидскую сирень, а полы и стены в доме украсил восточными коврами. 

«Часто к нам приезжал, чудак он был, все над всеми подтрунивал, говорили, писал что-то», — вспоминал об Александре Сергеевиче бывший крепостной Прокоп. Крестьянин дожил до ста с лишним лет, его истории записала последняя хозяйка «Хмелиты» Варвара Гейден, жена Владимира Волкова-Муромцева, предводителя губернского дворянства. Они-то и начали собирать материалы для будущего музея, который открылся только в 1990 году. 

«Имение принадлежало роду Грибоедовых с конца XVII века, — рассказывает заместитель директора по научной работе музея-заповедника «Хмелита» Алла Филиппова. — Александр Сергеевич им никогда не владел, жил на жалование. После смерти отца унаследовал небольшое сельцо Сушнево во Владимирской губернии, но сразу же отказался от него в пользу сестры Марии — ей требовалось приданое».

Комнату, в которой останавливался Саша Грибоедов, указал тот же Прокоп. Из мемориальных предметов в ней только стол, обитый зеленым сукном. Остальные вещи — типичные для того времени. 

После национализации роскошная усадьба превратилась в «Народный дом», затем была школа, библиотека, склад для удобрений. В 1941 году в здании квартировали немецкие солдаты. Самый значительный урон дворянскому гнезду нанесла не революция и не война. Зимой 54-го подвыпившие селяне решили погреться и развели в усадьбе костер. Лыко на полу вспыхнуло как порох...

В 1960-е уже на пепелище приехал известный архитектор и реставратор Петр Барановский. Вместе с нынешним директором, а тогда автомехаником одной из московских автобаз Виктором Кулаковым, он и начал восстанавливать здание, собирать экспозицию. Сейчас музей-усадьба занимает территорию 24 633 гектара. Кроме барочного барского дома с четырьмя флигелями и регулярным парком сюда входят десять усадеб разной степени сохранности — «Богородицкое», «Григорьевское», «Городок», «Косткино», «Никольский сад».  

Мы проходим по анфиладе комнат. Портреты императоров, зеркала в золоченых рамах, голландские печи с изразцами, диваны и кресла в стиле ампир. Экспозиция комнаты, в которой жил Александр Сергеевич, открывается его портретом, написанным Евсеем Моисеенко в 1956 году — прижизненных изображений Грибоедова почти не сохранилось.

Персия и Кавказ — тема большого аванзала. Модные в позапрошлом столетии рисунки «Кавказские типы», портрет генерала Ермолова (с 1822 года Грибоедов служил в его штабе в Тифлисе), персидская чернильница, орден Льва и Солнца. Усыпанный драгоценными камнями, временами он «хранился» у ростовщиков — жившему на жалование Грибоедову приходилось делать займы. Копия Туркманчайского договора, заключенного генералом Паскевичем, «превратившего Персию в вассала России». В разработке условий жесткого для Каджаров мирного соглашения Грибоедов принимал самое активное участие, затем, будучи министром-резидентом (послом) в Персии, следил за его выполнением. Тут же портрет Фетх Али-шаха. Племянник и преемник свирепого скопца Ага-Мохаммеда, обладатель длиннейшей в Тегеране бороды и гарема с сотнями наложниц, он мечтал о славе правителей Древней Персии, появлялся на публике в расшитых золотом и усыпанных драгоценными камнями одеяниях, свято чтил придворный церемониал. И хотя в годы его правления значительно усилилось влияние на Персию Великобритании и России, шах продолжал изображать грозного восточного владыку. Неудивительно, что независимая манера русского посланника казалась ему в высшей мере оскорбительной. Очевидцы вспоминают, как Грибоедов, гордо чеканя шаг, поднялся по парадной лестнице в зал для аудиенций прямо в сапогах, тогда как даже англичане раскланивались с придворными, снимали обувь и надевали «приличествующие случаю» красные чулки. Кроме того, «Грибоед» неукоснительно соблюдал каждую букву «оскорбительного» договора, и даже отказался дать шаху отсрочку с выплатой контрибуции. Не понял и прозрачного намека, когда ему прислали бриллиантовые пуговицы, срезанные с одежд жен наследника престола. Последней каплей оказалось предоставление убежища наложницам-христианкам, насильно отданным в персидские гаремы.

«На самом деле, Александр Сергеевич прекрасно понимал, что назначение полномочным министром в Персию — не монаршая милость, а опасная миссия, служебный долг, — продолжает Алла Филиппова. — Он и молодую жену не взял с собой в Тегеран, расставшись с ней в относительно безопасном Тебризе. На прощание сказал: «Не оставляй костей моих в Персии, если умру там. Похорони меня в Тифлисе, в монастыре Святого Давида». Нина, конечно, решила, что это шутка, и, улыбаясь, обещала все исполнить».

Грибоедова хоронили в закрытом гробу — останки сотрудников русской миссии разъяренная толпа без разбора сбрасывала в яму. Посол мог спастись — еще до начала резни, ему предлагали укрыться в армянской церкви. «Ищут убежища воры», — гордо ответил он. Вооруженный только саблей, он присоединился к казачьей страже, охранявшей посольство...

Фотография с надгробного памятника работы Демут-Малиновского, — Грибоедов похоронен в Тбилиси — еще один экспонат музея. Плачущая женщина, обхватившая крест, установлена по просьбе Нины Чавчавадзе. Красавица-княжна, ставшая вдовой в 17 лет, оставшуюся жизнь носила траур, отвергая самых блестящих поклонников. Черная роза Тифлиса умерла в 1857 году от холеры. Ухаживала за больными племянницами и заразилась. 

Знакомые все лица

Впрочем, стены парадных залов «Хмелиты» помнят вовсе не эти трагические события, но развеселых гостей, проносившихся по анфиладе комнат в вихре полонеза. Кузин Соню и Элизу, ставших прототипами Софьи и Лизы, мужа Элизы, генерала Ивана Паскевича, с которого по некоторым версиям писался Скалозуб. И, конечно же, главное действующее лицо — дядюшку Алексея Федоровича, который «при государыне служил Екатерине», давал «ужасные» балы, таскал племянника по нужным знакомым, чем и навеял образ барина-эпикурейца-ретрограда с говорящей фамилией Фамусов (от латинского «fama» — «молва»). 

«Вот характер, который почти исчез в наше время, но двадцать лет тому назад был господствующий, — характер моего дяди, — писал Грибоедов в черновом наброске. — Историку предоставляю объяснить, отчего в тогдашнем поколении развита была повсюду какая-то смесь пороков и любезности <...> Он, как лев, дрался с турками при Суворове, но потом пресмыкался в передних всех случайных людей в Петербурге, в отставке жил сплетнями. Образец его нравоучений: «Я, брат…»

И хотя сведений о реально существовавших лицах, послуживших прототипами «Горя от ума», не существует — имеется множество домыслов, но достоверность их невелика, — современники «узнавали» героев повсюду. «Забавно, что в Москве, где происходит действие комедии, называли Фамусовым, Скалозубом, Репетиловым то одно, то другое лицо, — писал Ксенофонт Полевой, — и нам случалось слышать даже споры, где один утверждал, что Грибоедов изобразил такого-то, а другой доказывал, что, напротив, такого-то. Ошибались и тот, и другой». 

Один из близких друзей Александра Сергеевича, Вильгельм Кюхельбекер, ознакомившись с версиями относительно прототипов, отмечал в дневнике: «...Грибоедов писал «Горе от ума» почти при мне <...> знаю, что поэт никогда не был намерен писать подобные портреты: его прекрасная душа была выше таких мелочей». 

Для юного Саши Грибоедова, как и для большинства дворянских детей, дом являл собой «целый мир, полный интимной прелести, преданий, сокровенных воспоминаний, нити от которых тянулись всю его жизнь». Родственные связи для русской аристократии были очень важны. Они несли общие ценности, объединяли безвестных помещиков и знать с громкими историческими фамилиями. 

«Едва ли правильно считать, что Грибоедов высмеивал дядю, кузин и их мужей, — говорит Алла Филиппова. — Разумнее вспомнить слова Бориса Чичерина, утверждавшего: «Описанный здесь быт есть быт того поколения, которое произвело из себя Пушкина, Жуковского, Батюшкова, Лермонтова, Гоголя, наконец, блестящую плеяду людей сороковых годов. Не с неба же они свалились».