Козырная дама

Дарья ЕФРЕМОВА

05.06.2014

ка, посвященная одному из самых мистических произведений русской литературы —  «Пиковой даме». 

Инфернальную пушкинскую повесть сравнивали с творениями Сведенборга, Гофмана, Эдгара По. Выдержавшая множество инсценировок, экранизаций и трактовок, дама танцевала, декламировала, играя кружевами на саване, кокетничала с молоденькими офицерами, пела куплеты на собственных похоронах. Каким-то немыслимым образом проникшая в детский фольклор, захаживала отведать зубной пасты в пионерском лагере. «Ночью удушит!» — выносили вердикт знатоки.

Ведьма? Не без того. А еще — хитрюга, красавица, великосветская хулиганка. Такой она была в первоисточнике. И в действительности. «Моя «Пиковая дама» в большой моде, — запишет Пушкин в своем дневнике вскоре после публикации. — Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной, и, кажется, они не сердятся...»

Престарелая княгиня Голицына, екатерининская фрейлина, богачка, некогда la femme fatal и впрямь была не в претензии, хотя младой повеса описал подробности ее безобразного старушечьего туалета и сцену отпевания. История, обраставшая роковыми подробностями с каждой новой постановкой, на самом деле — бытовая. Житейский анекдот, как охарактеризуют ее критики. 

«Успех был предопределен занимательностью сюжета, — замечал младший современник Пушкина, историк литературы Павел Анненков, — но в повести видели «игрецкий анекдот», литературную безделку — не больше». Ему вторил Белинский: «Пиковая дама»... не повесть, а мастерский рассказ. В ней удивительно верно очерчена старая графиня, ее воспитанница, их отношения, сильный, но демонически-эгоистический характер Германна. Собственно, это не повесть, а анекдот... Но рассказ —  повторяем — верх мастерства». 

— Считается, что сюжет «Пиковой дамы» был подсказан Пушкину князем Голицыным, который, проигравшись, вернул себе деньги, поставив по совету своей бабки Натальи Петровны, на три карты, некогда подсказанные ей Сен-Жерменом, — рассказывает куратор выставки «Тройка, семерка, дама», научный сотрудник Государственного литературного музея Наталья Колосова. — В реальности о картах классик знал не понаслышке. Был заядлым игроком. Летом 1830 года он проиграл серпуховскому помещику Василию Огонь-Догановскому 25 тысяч рублей. Огромнейшую сумму, которую сразу выплатить не смог, попросил о рассрочке. Этот эпизод чуть не разрушил помолвку с Натальей Гончаровой. Вот что он писал в письме к Плетневу: «Московские сплетни доходят до ушей невесты и ее матери — отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные примирения...» Разнородные впечатления соединились в замысел повести об игроке. Ее считали очень правдивой, точной. Благодаря этой жизненности «Пиковая дама» стала одним из первых русских произведений, имевших успех в Европе. Проспер Мериме, переводивший Пушкина на французский, даже замечал, что вещь на актуальный сюжет — прорыв для русской прозы, до того, по его мнению, писались сплошные оды и сказки.

Мы проходим на выставку. Обитый зеленым сукном ломберный столик, игральные карты, театральные эскизы, афиши и фотографии из опер, балетов и даже оперетты. Она была написана в 1864 году австрийским композитором Францем фон Зуппе. Ранее оперное либретто создал француз Жак Франсуа Фроманталь Галеви, взяв за основу перевод Мериме. Имя главного героя было изменено, а старая графиня почему-то превратилась в польскую принцессу. 

Вообще, «Пиковая дама» — одно из самых сценичных литературных произведений. К истории о трех картах обращались настолько часто, что музейщики, «потонувшие» было в материале, сосредоточились на наиболее знаковых инсценировках. Такова постановка Всеволода Мейерхольда 1935 года в ленинградском МАЛЕГОТе (Малом оперном театре — сейчас Михайловском), где режиссер пытался уйти от «дурной  условности», «пушкинизировать» оперу. В процессе работы над «Пиковой дамой» он подчеркивал: «...Не красивости должен искать режиссер в мизансценах. С помощью мизансцен вскрывается подтекст, вскрывается то, что лежит между строк». Эскизы, афиши, множество фотографий рассказывают о спектакле-долгожителе в Театре Вахтангова, поставленном Петром Фоменко. Светское общество XIX века воскресало на этой сцене из небытия. Гусары, покручивая усы, раздавали карты, Лиза вышивала крестиком, а старая графиня омерзительно кокетничала с гвардейским офицером. «Молодой задор, лукавство и просто любовь к жизни, Фоменко мыслит пушкинскими категориями», — восторгались критики, добавляя, что после спектакля хочется немедленно перечитать оригинал. К числу культовых постановок отнесли и творения балетмейстера Ролана Пети, создавшего два принципиально разных балета в 1978-м и в 2001-м — для Михаила Барышникова и Николая Цискаридзе. 

Отдельный стенд посвящен экранизациям. Немой короткометражный фильм Петра Чардынина 1910 года, черно-белые ленты Якова Протазанова и Александра Разумного, картина Торолда Диккинсона «The Queen of Spades», имевшая бешеный успех в 1949 году в Канне, широко известные экранизации Романа Тихомирова 60-го и Игоря Масленникова 82-го. Хит выставки в музее Щепкина — афиши, эскизы и фотографии с премьеры оперы Петра Ильича Чайковского, состоявшейся в 1890 году на сцене Мариинского театра. 

Переработанный Модестом Ильичом сюжет так прочно засел в умах, что многие до сих пор удивляются, не обнаружив у Пушкина любовной линии. «Прости, небесное создание», «Что наша жизнь? Игра!» — обращенные к Лизе ариозо, окрашенные в тона «трагического бегства от самого себя», были изобретением братьев Чайковских. В пушкинском оригинале Германн никаких угрызений совести перед обманутой им бедной родственницей старухи не испытывал. Заглянув в Лизину спальню, а девушка назначила ему ночное свидание, он только и сказал: «Графиня умерла» — и попросил указать дорогу через черный ход. Жизненная повесть.