Ксения ВОРОТЫНЦЕВА
04.09.2025
Выставка в Московском музее современного искусства призвана представить Ивана Клюна как самостоятельного большого художника, а не просто лучшего друга Малевича, остававшегося все эти годы в его тени.
На выставке «Иван Клюн. Цветоформы. Лаборатория художника» в ММОМА представлены произведения и документы, долгие годы хранившиеся в собрании его внучки, Светланы Соловейчик, и широкой публике неизвестные. Ныне коллекцией владеет Фонд сохранения культурного наследия художника Ивана Клюна. Его основатель Виктор Новицкий рассказал «Культуре» о том, как складывались отношения Клюна и Малевича, о причинах, по которым Клюн — урожденный Иван Клюнков — придумал себе псевдоним, и о судьбе наследия художника.
Фотография предоставлена Виктором Новицким
— Как готовилась выставка?
— У нас не было задачи показать большую ретроспективу. Мы просто хотели поздороваться с художественным сообществом и сказать: мы —Фонд Клюна и мы открылись. Многие не подозревали, что значительная часть работ Клюна хранилась в семье, и отнеслись к нам с недоверием. Считалось, что все купил у наследников Георгий Костаки. На самом деле, он забрал около 350 работ, некоторые из которых потом передал Третьяковской галерее — когда делил коллекцию перед выездом из страны. В 2021 году работы Клюна из его собрания показывали на выставке в Музее искусства модернизма в Салониках. Кстати, мы планировали привезти в Россию эту коллекцию, а также собрать работы Клюна из региональных музеев и сделать действительно масштабный проект. Но даже в таком объеме, как сейчас — а мы показываем около 120 работ — Клюна давно не видели. В 1999 году в Третьяковской галерее прошла выставка, которую подготовили Наталия Автономова и Алла Луканова, кураторы нашего Фонда — прекрасно разбирающиеся не только в творчестве Клюна, но и в русском авангарде в целом. Вещи, которые мы показываем сегодня, зрители никогда не видели — это по сути сенсация. Костаки, купивший работы Клюна у его внучки Светланы Аркадьевны Соловейчик и ее мамы Серафимы Ивановны, дочери художника, считал, что забрал все, однако он ошибался. Светлана Аркадьевна была замкнутым, даже скрытным человеком. Это можно объяснить обстоятельствами ее жизни. Когда ей было четыре или пять лет, ее мама заболела полиомелитом и на всю жизнь осталась прикованной к инвалидному креслу. Все заботы о ней легли на плечи Светланы: ее старший брат Виктор рано начал самостоятельную жизнь и покинул дом. Светлана спешила домой после школы, потом — после института, и всю жизнь оставалась привязанной к матери. В целом, у нее был твердый, суровый характер — возможно, потому, что ее воспитал отец. Он служил в НКВД, после окончания войны уехал в Берлин и в 1947 году забрал туда семью. Несколько лет они прожили в Германии, Светлана Аркадьевна ходила в местную школу и прекрасно говорила по-немецки.
«Дочь Серафима за роялем». Примерно 1920 год. Предоставлено Фондом сохранения культурного наследия художника Ивана Клюна
После смерти матери она совсем замкнулась и охраняла коллекцию, как цербер. Впрочем, на то были свои причины: кто только к ней не пытался попасть. В частности, Николай Харджиев забрал у нее немало работ, пообещав выпустить книгу, но увез их в Голландию, так ничего и не исполнив. Тогда случился большой скандал: часть его архива остановили на таможне, арестовали как контрабанду. Тем не менее, ряд произведений Клюна сейчас находится в Голландии, в Культурном фонде «Центр Харджиева/Чаги». Поэтому Светлана Аркадьевна никого не пускала в квартиру и не рассказывала, что у нее хранятся остатки коллекции Клюна, причем, довольно обширные. Она была одиноким человеком и завещала квартиру соседям. После ее смерти случился скандал: появилась племянница, желавшая вступить в наследство. Тем не менее, Светлана Аркадьевна завещала квартиру по доброй воле. После ее смерти соседи прибирали вещи и, допускаю, могли подумать, что некоторые документы не представляют ценности. И все же после того, как я в силу определенных обстоятельств появился в этом доме и приобрел коллекцию, мне достались тысячи фотографий — многие из которых предстоит еще разобрать, а также различные бумаги, дипломы — на окончание школы, института. Что касается коллекции работ, то она довольно внушительная: если у Костаки было около 350 работ, то у нас в разы больше. В основном это, конечно, графика. Я планирую издать каталог-резоне: включить туда работы из нашей коллекции, а также все, что находится в собрании Костаки и в фонде Харджиева, плюс в российских музеях.
— Зарубежные институции открыты к сотрудничеству?
— Надеюсь, им будет это интересно. На открытие выставки приходила одна из дочерей Костаки и была приятно удивлена. Поначалу многие осторожничали, но теперь мы получаем поздравления. Хотя показываем малую толику нашей коллекции. У нас представлены все периоды творчества Клюна. Самая ранняя работа датируется 1892 годом: в то время родители Клюна вместе с детьми жили в Ломже, где отец художника работал на сахарном заводе. Еще у нас есть двусторонняя работа, выполненная в студии Ильи Машкова. Учеба там была дорогой, и Клюн посещал ее недолго, тем не менее, успел сделать несколько вещей. На оборотной стороне изображен конский череп. В Третьяковской галерее сейчас проходит выставка Машкова, и там можно увидеть натюрморты с конским черепом: Илья Иванович писал постановки вместе с учениками.
Фотографии представлены пресс-службой Московского музея современного искусства
Позже Клюн стал заниматься в студии Рерберга. Мы показываем сделанные там рисунки обнаженной натуры — всего у нас около 50 подобных работ, наберется на целую выставку. Именно у Рерберга Клюн познакомился с Казимиром Малевичем, и они стали близкими друзьями. Почему-то Клюна часто называют эпигоном Малевича. На самом деле, это совершенно не верно: достаточно внимательно взглянуть творческий путь Клюна. Он одним из первых сделал супрематическую объемную подвесную скульптуру — за 30 лет до мобилей Александра Колдера. Также он делал объемную напольную скульптуру, очень новаторскую — «Кубистку за туалетом», «Музыканта», ныне хранящегося в Третьяковской галерее, кубофутуристическую «скульпто-живопись» «Пробегающий пейзаж». Многие наброски Клюн делал со своего друга, известного скрипача: они вместе посещали студию Рерберга, у меня есть эти зарисовки.
Клюн не только не был тенью Малевича — во многом они были совершенно разными. Клюн утверждал, что Малевич — огонь: взрывной, эпатажный, бегающий по Кузнецкому Мосту с ложкой в петлице. Клюн был более сдержанным, холодным, склонным к анализу. Прежде чем взяться за работу, он делал множество эскизов, набросков, и только когда видел, что вещь получится идеальной, приступал к ее созданию. У него все было разложено по полочкам — цвет, форма, свет. Недаром Малевич писал Клюну — мол, Иван Васильевич, в твоих супрематических работах много эстетики, какого-то потрясающего романтизма.
Фото представлено пресс-службой Московского музея современного искусства
У них была очень крепкая дружба: вместе гуляли по Немчиновке, по Архангельскому, беседовали о живописи. Однажды Малевич указал на дуб и сказал: «Вот здесь хочу лежать. И ты, Иван Васильевич, когда умрешь, ложись рядом». Клюн спросил: «Почему ты первый? Я же тебя старше». Но слова Малевича оказались пророческими: он ушел раньше друга, в 1935 году. Похоронами по его просьбе руководил Клюн. Он исполнил почти все требования Малевича. Единственное, художника похоронили не в супрематическом гробу, с раскинутыми в сторону руками, а в прямоугольном, но тоже необычном, напоминающем архитектон. Зато одели так, как он хотел: в белую рубашку, черные брюки и красные лайковые ботинки.
В нашей коллекции есть работа Клюна, датированная маем 1937 года: она написана ровно через два года после смерти Малевича. Вроде бы ничем не примечательный пейзаж, справа изображены клубящиеся облака. Но если присмотреться, понимаешь, что они повторяют профиль Малевича с известной посмертной фотографии. Как известно, он болел раком простаты и концу жизни исхудал, оброс, борода стала, как у Карла Маркса. Его острый профиль явственно выступает в очертаниях облаков. Под ними черные и зеленые полосы — именно в такие цвета был окрашен его гроб.
Фото представлено пресс-службой Московского музея современного искусства
Клюн был верным другом Малевича, но это не означает, что у них никогда не случалось ссор. Малевич создал свой «Черный квадрат» как манифест: он заявил на весь мир о том, что предметного искусства больше не существует, что он вбил в его гроб последний гвоздь. Но Клюн этого не принял: неужели и его искусству теперь конец? В противовес «Черному квадрату» он создает красный круг или красное солнце: на выставке мы специально повесили эту работу напротив автопортрета Малевича — чтобы подчеркнуть разницу их подходов. Клюн не хотел разрывать с искусством и продолжал экспериментировать. У него были периоды увлечения импрессионизмом, символизмом, кубизмом, супрематизмом. Он даже пытался работать в духе соцреализма — чтобы вписаться в изменившуюся реальность. Но получилось слишком авангардно, и в нем почувствовали чужака: начали лишать премий, перестали брать картины на выставки. В итоге он решил писать родную деревню Большие Горки — просто для себя. Этим летом мы ездили по клюновским местам, снимали короткометражный фильм, который показываем на выставке. Были и в Больших Горках: деревня совсем заброшенная, осталось восемь-десять домов — ни дорог, ни магазина, ни интернета. Хотел купить воды — а негде. Спросил у местных: оказывается, по субботам приезжает ларек, привозит продукты. На работах Клюна деревня выглядит совсем по-другому: много домов, людей, жизнь кипит.
— У Клюна ведь была основная совсем не творческая профессия — бухгалтер?
— Да, поэтому некоторые пренебрежительно говорят о нем «писарь», «счетовод». Он действительно работал бухгалтером: семья была большая, трое детей, которых надо кормить. Еще у Клюна была внебрачная дочь Нина. Когда ее мать забрали в НКВД, Нина осталась с бабушкой, и Клюн честно во всем признался жене. И в итоге забрал девочку в семью, можно сказать, удочерил. Малевич — вот тот был довольно безответственным отцом и свою жизнь прежде всего связывал с искусством. А Клюн очень любил детей. И про жену Екатерину Слепневу говорил: «Единственное хорошее, что осталось от работы в правлении Московско-Киевско-Воронежской железной дороги, это моя жена». Она была дочерью начальника Казанского вокзала. Клюн безумно ее любил и утверждал: «Если есть на свете ангелы, то Господь послал мне ангела в образе моей жены».
«Уфа, эвакуация». 1942. Предоставлено Фондом сохранения культурного наследия художника Ивана Клюна
— Почему он использовал псевдоним?
— К футуристам тогда относились не очень хорошо. А Клюн все-таки был служащим: однажды он сидел у себя в кабинете и случайно услышал, как обсуждают художников-футуристов, — и решил разделить свою жизнь на две сферы, рабочую и творческую. Так появился псевдоним «Клюн».
— Почему вы решили создать Фонд Клюна?
— У каждого выдающегося художника есть фонд — как у Малевича или Шагала. Они занимаются изучением, атрибуцией произведений. Ведь сколько сейчас историй об обнаруженных чуть ли ни на чердаках картинах. Мы только открылись, а нам уже начали звонить и писать — мол есть работа Клюна, посмотрите. Например, нам прислали работу, аналог которой хранится в музее в Казахстане. Прямо один в один, но сделано грубее, хотя подпись идеальная. На работе написано «1910 год», хотя супрематизм возник только в 1914-м. Люди бы хоть книжки читали! И подобных работ сомнительного качества на рынке очень много. Поэтому каталог-резоне, о котором я говорил, жизненно необходим.
Фото представлено пресс-службой Московского музея современного искусства
— Планируете еще выставки?
— Да, хотим показать Клюна более масштабно. Ведем переговоры с Екатеринбургом, Казанью и Нижним Новгородом — они готовы предоставить нам площадки. Но, конечно, хотелось бы сделать мощную серьезную выставку, например, в Русском музее или Третьяковской галерее: собрать работы из региональных коллекций, показать архивные рукописи. Сложно судить о художнике по двум-трем работам — а именно так Клюн чаще всего представлен в музеях. Но если показать работы разных лет, зрители увидят, как он менялся, экспериментировал. А если еще добавить скульптуры, это будет просто бомба.
Выставка работает до 16 сентября
Фотографии предоставлены Виктором Новицким (на анонсе) и пресс-службой Московского музея современного искусства