Дарья ЕФРЕМОВА

03.10.2019

Бессменный директор Московского государственного музея Сергея Есенина, заслуженный работник культуры РФ, литературовед, кандидат филологических наук, кавалер внушительного ряда официальных наград Светлана ШЕТРАКОВА — в музейном мире человек легендарный. Она стояла у истоков создания мемориального дома в Большом Строченовском переулке. Недавнее ее детище, «Есенин-центр» в переулке Чернышевского, совмещенный с Театром поэтов, несмотря на недолгий срок своего существования, стал одним из заметных и атмосферных культурных точек на карте столицы.

культура: Творчество и биография Есенина окружены домыслами. Вы занимаетесь им более сорока лет. Готовы сказать, что знаете о нем все или почти все?
Шетракова: Конечно, нет. Есенин остается для меня загадкой, хотя и защитила по нему диссертацию много лет назад. Любовью заразилась еще в школьные годы, когда решила связать свою жизнь с творческим наследием поэта. Экскурсовод в Константиново — первая запись в трудовой книжке, потом работала в системе гослитмузеев, а позже, уже в 1995 году, мне посчастливилось войти в группу энтузиастов, открывавших первую мемориальную экспозицию в Замоскворечье.  

культура: С чего начинался музей?
Шетракова: Дом в Строченовском переулке был известен как первый столичный адрес Сергея Александровича. Сюда, на место прописки своего отца, Александра Никитича, юноша приехал из рязанской деревни, здесь сложилось его первое впечатление о городе, о котором он впоследствии написал: «Лучше всего, что я видел в этом мире, это все-таки Москва». Но экспозиции там не было. Более того, в середине девяностых постоянно возникал вопрос о сносе здания. Центр, вокруг процветающие коммерческие организации, а тут полуразвалившийся деревянный особняк. Единственное, что напоминало о поэте, — табличка на фасаде, установленная, по всей видимости, поклонниками творчества: «Здесь должен быть музей Есенина». Первый «экспозиционный памятник» мы открыли в канун столетия со дня рождения — 2 октября 1995 года. На неполном первом этаже сделали довольно нестандартную экспозицию, ориентированную не на воссоздание быта, а на осмысление пространства поэзии, ее новое прочтение.

Именно поэтому на входе посетителей встречает не один из его фотографических портретов, а фрагмент стихотворения:  «Несказанное, синее, нежное.../ Тих мой край после бурь, после гроз,/ И душа моя — поле безбрежное —/ Дышит запахом меда и роз...»

Обратите внимание, не «рос», что вполне созвучно деревенскому детству в Константинове, а роз, которых там отродясь не было. В этом и состоит загадка Есенина: на первый взгляд простая, легкая для восприятия поэзия всякий раз открывается удивительными гранями. Это не рифмованная фотография жизни, а неординарный, глубокий символический и философский мир. Гениальность Есенина — особенная, планетарная, опережающая время. Не случайно исследователи в один голос говорят, что сейчас мы только приближаемся к его разгадке, и этой удивительной «работы» хватит с лихвой последующим поколениям. А между тем его лиризм, эмоциональность, ласкающая душу интонация производят огромное впечатление на самых разных читателей. Есенина любят и помнят наизусть люди с разным уровнем гуманитарной подготовки, представители разных конфессий, национальностей, возрастов.

культура: Он один из самых читаемых русских поэтов в мире?  
Шетракова: Да, и это по официальному признанию ЮНЕСКО. Есенинские строки завораживают, кажется даже, что они понятны без перевода. Мне приходилось в этом убеждаться во время наших многочисленных выездных выставок и семинаров. Недавно подобный случай произошел в Бельгии — основная часть программы шла на французском, потом я прочитала «Но люблю тебя, родина кроткая...» на русском. Бельгийские слушатели просили читать еще и еще — без перевода. Удивлялась, зачем, у нас же отличные переводчики, но читала. Кстати, эту магию стиха Есенина хорошо понимала Айседора Дункан.

культура: Их блистательный и трагический союз порождает массу кривотолков.
Шетракова: Говорят о разнице в возрасте, вспоминают ссоры и обстоятельства разрыва. Но так ли это важно, когда они были нужны друг другу? Айседора, как никто, чувствовала его энергетику, музыку и красоту стиха. Конечно, эпатажного шлейфа их чете хватало. Но это обратная сторона славы: они нигде не оставались незамеченными. В эмигрантской прессе широко обсуждалось скандальное выступление поэта в Берлинском Доме искусств. И записка замнаркома Литвинову, в которой Есенин и Дункан просят об отправке из Германии в Гаагу: «Обещаем держать себя корректно, в публичных местах Интернационал не петь».

культура: Надо понимать, что Есенин, как и многие другие поэты Серебряного века, фигура не чуждая масочности. Опять же не стоит путать автора с лирическим героем?
Шетракова: Тем более, многие мифы о себе поэт сочинял сам. Не случайно в «Есенин-центре» расположился Театр поэтов, кого-то это настораживает, но мы как раз подчеркиваем театрализованную грань его творчества. Сергей Александрович ведь очень разный, я бы даже сказала, профессионально разный: дар Божий — его умение перевоплощаться, порой даже в течение суток. Днем он мог появиться в крестьянской поддевке в компании Николая Клюева, читавшего стихи с олонецким выговором в салонных кругах Петербурга, а вечером облачался в великолепный костюм, надевал цилиндр и становился настоящим денди. Это видно по всем фотографиям.

культура: Еще одно противоречие — его лениниана, восторженное принятие революции и в то же время золотые купола, Россия — храм.
Шетракова: Он принял революцию сразу, но с «крестьянским уклоном». И время доказало правильность того, о чем он говорил. Духовность, нравственность рождается в народных глубинах, она исходит оттуда, где слышна песнь соловья и «березы стоят, как большие свечки». Архиправославный человек, он искренне считал: любовь к ближнему, родине объединяет, испытания закаляют.

У него гениальная «Лениниана»: «Скажи,/ кто такое Ленин?»/ Я тихо ответил:/ «Он — вы». Есенин считал — все перемены к лучшему, а трудности уйдут. Он искал единомышленников среди собратьев по перу. Именно поэтому посвятил знаменитому критику, редактору «Красной нови» Александру Воронскому «Анну Снегину». Прежде Воронский печатал очень проникновенные статьи, но как только у поэта случился спад, не преминул отметить, что да, исписался Сергей Александрович, вряд ли ему стоит говорить о Ленине, о вожде, о Марксе, пусть лучше сочиняет о природе, женщинах.

культура: Спады сильно на него влияли?
Шетракова: К сожалению, да. Такое надо переживать в кругу друзей и близких, чтобы гладили по голове и вовремя оставляли в покое, но у него ничего этого не было. Он хоть и был прописан в Замоскворечье, но своей жилплощадью не располагал. В отличие, скажем, от Демьяна Бедного, которому выделили особняк на Рождественском бульваре. Советская власть Есенина не очень-то жаловала: эпатажный, яркий, неординарный, неудобный. Да и в Америке долго не высаживали с теплохода, говорили, что приехал пропагандировать Советскую Россию.

культура: Кажется, все женщины, которые его окружали, были готовы и приютить.
Шетракова: Да, они необыкновенные, самоотверженные.

И Анна Изряднова, и Айседора, и Галина Бениславская, ставшая, по сути, его личным секретарем, и Софья Толстая. Но ему требовалось побыть наедине с самим собой, он садился за стол, а вдохновение не приходило. Он понимал причины этого состояния и даже задумывался о смене деятельности на какое-то время, хотел издавать собственный журнал, но и этого не случилось. Тогда Есенин отправился в Питер, остановился в гостинице «Англетер». Возлагал надежды на этот город, там вышел его первый сборник «Радуница», там к нему пришла поэтическая слава. Но, к сожалению, и эта атмосфера ему не помогала, что приводило в отчаяние.

культура: Считаете, самоубийство было случайностью?
Шетракова: Возможно, ведь никого не оказалось рядом, и его никто не остановил. Но сейчас не хочется делать на этом акцент, он, как никто, понимал свою миссию и даже в посмертной записке подчеркнул: «Предназначенное расставанье / Обещает встречу впереди». А ведь главное — это его творческое наследие, которое необходимо показывать с разных сторон, масштаб и неординарность  его яркой короткой жизни. Еще в 1919 году он написал: «Душа грустит о небесах,/ Она не здешних нив жилица...» Все гадают — что он такое сочиняет, предсказывает свой ранний уход? Но, вчитайтесь, написано с внутренним оптимизмом, с глубоко христианским пониманием человеческой миссии на земле. Он избранный, и это особая ипостась. Срифмовать могут многие, и некоторые даже рафинированнее, ловчее, но создать строки, разгадывать тайну которых будет еще не одно поколение, способны только такие гении, как Есенин.

Фото на анонсе: Софья Сандурская/mskagency.ru