Тамара ЦЕРЕТЕЛИ, Санкт-Петербург

31.01.2014

Не то, что вы подумали

Мало кто знает, что Кунсткамера, в народе ассоциирующаяся в основном с собранием уродов, — еще и официальная эмблема Российской академии наук. Да-да, именно здание на стрелке Васильевского острова является символом РАН, а вовсе не московский «дом с мозгами» на Ленинском проспекте, где находится президиум главной научной организации. Это, конечно, может привести к выводу, что Академия наук и есть одна большая кунсткамера... Что, поверьте, никого не оскорбит. Скорее, наоборот. Потому как первый российский музей является «собранием уродцев» только в головах обывателей.

«Когда я слышу, что кто-то идет к нам посмотреть на «уродов», мне хочется с этим человеком… серьезно поговорить», — деликатно комментирует положение дел Юрий Чистов, директор Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого, Кунсткамеры то есть. Потому что анатомическим препаратам здесь посвящен всего один зал. А в музее пять этажей.

«С другой стороны — не будь этой коллекции, к нам, наверное, не приходило бы полмиллиона посетителей в год», — философски смотрит на вещи Чистов. И, кажется, совершенно прав — в Российском этнографическом музее, в двадцати минутах ходьбы от Кунсткамеры, ажиотажа отродясь не наблюдалось. Куда уж до очередей, хвостом огибающих здание на Васильевском!

«Но приходить только ради «уродов» и не замечать Африку, Америку!» — не унимается директор. Здесь он лукавит — не заметить их сложно. Особенно если учесть, что анатомические препараты выставлены на втором этаже — наверное, не без умысла. Добраться до них можно, лишь минуя этнографические коллекции, собранные в той же Африке.

Вот идешь посмотреть на двухголового теленка, к примеру, а по дороге обнаруживаешь ритуальные африканские маски — привет Пикассо с его кубизмом. Или амулеты, ножи для обрезания и прочие жизненно необходимые предметы для инициаций. Без амулетов там, кстати, и вправду никуда — обряды посвящения бывали столь жестокими, что без помощи потусторонних сил их физически не выдержать. Не говоря о психической составляющей — уводит мальчика нечеловеческая маска в лес, а там он попадает в пасть чудовища или гигантской змеи, что съедает жертву и, если повезет, выплевывает обратно. То есть сначала «умираешь», а потом «воскресаешь» — но уже в качестве человека, наделенного магическими знаниями и властью над животными. Кстати, любимый всеми фольклористами на свете Пропп именно к этому хитрому ритуалу возводил сюжеты волшебных сказок мира. Читаешь про Ивана-дурака, а видишь обряд посвящения.

Да и у самого входа в музей посетителей встречают вовсе не анатомические препараты, а гигантские деревянные мифологические персонажи: вьетнамский бог охоты и Ракшас из Шри-Ланки — демон, пожирающий людей, с соответствующим внешним видом. Путешествие по странам и континентам — эдакое петербургское окно в мир — начинается с Северной Америки. Непромокаемая эскимосская камлейка из кишок кита — прообраз современной ветровки. Очки, защищающие от снежной слепоты. Шаман, совершающий ритуальный танец с бубном…

Коллекция Кунсткамеры уникальна настолько, что с ее помощью эскимосы Америки возрождают традиционные знания. Например, пытаются снова строить промысловые лодки — на основе моделей, хранящихся в Петербурге. Смотреть собрание приезжали и алеутские старейшины. А индейцы Калифорнии, говорят, плакали, рассматривая традиционные предметы предков. И уверяли, что нигде в мире не видели такого, даже на родине.

Маскировочные охотничьи костюмы в виде шкуры животных. Для полной экипировки прилагаются и рога. Шаман пуэбло, танцующий с гремучей змеей в зубах и вызывающий таким образом дождь. Пляска тлинкитов, изображающих ворона и волка — предков двух родов индейцев. Боевые шлемы в виде голов животных. Ритуальный костюм Кукшуй, целиком состоящий из перьев ворона, привезенный в XIX веке Ильей Вознесенским — знаменитым исследователем Аляски и Калифорнии, благодаря которому Кунсткамера владеет богатейшей в мире этнографической коллекцией по народам, населявшим Русскую Америку... Плюс залы, посвященные традиционной культуре и быту Японии, Китая, Индии, Ближнего Востока...

В фондах старейшего российского музея более миллиона экспонатов. И пополняются они до сих пор в основном за счет экспедиций сотрудников: в Африку, Австралию, Океанию, Америку, Сибирь, Среднюю Азию... Девать все это богатство некуда: самая большая проблема Кунсткамеры — катастрофическая нехватка помещений. Ситуация усугубляется тем, что фонды хранятся в одном из старинных зданий на стрелке Васильевского острова. Перекрытия не могут выдержать металлические шкафы с системами хранения. Не говоря уже о кондиционировании, температурно-влажностном режиме. Уникальные коллекции просто гибнут. 

К 300-летию Кунсткамеры так и не удалось убедить власти в необходимости современного фондохранилища. С остальными помещениями тоже беда — невозможно обеспечить нормальную инфраструктуру для посетителей, а их может быть до пяти тысяч человек в день. Негде проводить конференции: грядущую международную, приуроченную к юбилею, собираются организовать в зале Африки. Предварительно выгнав оттуда посетителей.

Но особой трагедии здесь все равно не видят. «Спросите в любом музее мира, достаточно ли ему выделяют денег, и вам обязательно ответят, что нет», — честно признается директор. На государство надейся, а сам не плошай — Кунсткамера вполне может заработать. Основная статья дохода — плата за входные билеты. За счет этого возможны и экспедиции, и научная деятельность. Наверное, снова благодаря посетителям, идущим на «уродов».

А был ли мальчик?

Как ни крути, а началась Кунсткамера с собрания редкостей. Петр I, человек очень любопытный и падкий на все заморское, так впечатлился европейскими кунсткамерами, что стал собирать собственную коллекцию «диковин». Купил в том числе и анатомические препараты Фредерика Рюйша — знаменитого голландского анатома. Заплатив за них бешеные деньги — цену нескольких военных кораблей. Причем из любви не к уродам, а к искусству. То есть к науке.

Петр с удовольствием посещал лекции по анатомии профессора Рюйша и, конечно, его музей. Где будто бы однажды принял забальзамированного мальчика за живого, но спящего. И поцеловал. Парнишка, правда, не ожил, но легенда осталась. Где теперь подросток, не знает никто, однако некоторые указывают на экспонат, хранящийся в Военно-морской академии. Вот только выполнен он в иной манере, нежели петровский «любимец». Так что, есть ли мальчик, неизвестно. Да и был ли?

А насчет «тяги» царя к уродствам, стоит взглянуть на коллекцию Рюйша, чтобы понять — вранье. Среди его экспонатов лишь процента три с явными отклонениями — что отражает реальное положение дел в природе. Во всяком случае, на тот момент. Другой «довод» в пользу «извращенности» Петра — его указ, повелевавший собирать уродов по России. Но объяснить это вновь можно научным интересом монарха, находящегося — как и все его просвещенные современники — под влиянием идей Фрэнсиса Бэкона. Философ утверждал: невозможно понять, что такое норма, не выявив границ патологии. Результаты того собирательства по стране можно видеть в зале Кунсткамеры.

Самодержавный дантист

Что до коллекции профессора Рюйша, то интерес Петра к нему вполне объясним. Голландец был первым человеком, научившимся делать препараты так, чтобы они могли долго храниться. Его творения стали бесценным пособием для изучения будущими врачами основ анатомии — наряду с публичными вскрытиями, которые тоже практиковал Рюйш.

«Пациентами» профессора были в основном казненные преступники. В Амстердаме вам даже покажут место в городской ратуше, где знаменитый анатом ждал оглашения приговора — почти как стервятник. Кроме того, Рюйш занимался подготовкой акушерок. Благодаря чему знал обо всех выкидышах и неблагополучных родах в Амстердаме. Иногда ему удавалось договориться с родителями и получить труп ребенка. Описан даже случай, когда отец с матерью согласились отдать тело с условием, что смогут в любое время прийти в музей Рюйша и посмотреть на дитя...

Петр, большой поклонник Рюйша, и сам принимал участие во вскрытиях. Кроме того, царь удалял зубы. Пациентами монарха являлись простые люди из его окружения — скатертники, матросы. Но были и известные персоны, например супруга князя Меншикова. 

Зубы, удаленные Петром, теперь можно видеть в коллекции музея. Причем некоторые из них совершенно здоровые. Дело в том, что эта процедура иногда служила способом наказания. По одной из легенд, царь спросил как-то у слуги, почему он все время невесел. Тот ответил: у жены вечно голова болит и к себе не подпускает. «Ну, пришли ее мне, полечу», — приказал Петр. И полечил. Выдрал зуб.

Из всей коллекции Рюйша, некогда насчитывавшей около двух тысяч препаратов, осталось чуть больше 900. За ними ухаживают — доливают спирт, разбавленный дистиллированной водой. А иногда и производят полный обмен раствора — если дело касается органов, выделяющих жир или пигменты. Самым губительным стал период блокады Ленинграда — не было спирта, не топили. Но даже тогда экспонаты умудрялись спасать. В отличие от препаратов из коллекции Рюйша в Голландии. Сегодня там их почти нет.