Философская линия
08.06.2018
Государственный Русский музей представил выставку Кузьмы Петрова-Водкина, приуроченную к 140-летию со дня рождения художника. Со времени предыдущей ретроспективы (1978) собрание ГРМ пополнилось более чем 200 произведениями мастера: сегодня в фондах насчитывается свыше 770 работ. Впрочем, кураторы решили дополнить проект экспонатами из Третьяковской галереи и еще нескольких десятков российских музеев, а также из частных коллекций Петербурга и Москвы.
В семи залах корпуса Бенуа представлено более 200 живописных и графических вещей, многие из них зрители увидели впервые, например, картину «Играющие мальчики» (1916), которая долго считалась утраченной и лишь недавно была обнаружена в частном собрании. Интересным дополнением стали также малоизвестная графика, архивные материалы из фондов рукописного отдела музея и редкий опыт Петрова-Водкина в декоративно-прикладном искусстве: фарфоровая тарелка «Серафим» (1922).
Центральное место отведено таким хорошо известным произведениям, как «Купание красного коня» (1912), «Полдень. Лето» (1917), «1918 год в Петрограде» (1920), «Смерть комиссара» (1928). Однако для зрителя приготовлено и немало открытий. Одно из них — «Автопортрет» (1890-е), предоставленный Хвалынским художественно-мемориальным музеем. Это самая ранняя вещь на выставке, созданная еще совсем молодым мастером. В то время он приобретает первые профессиональные навыки сначала в училище барона Штиглица в Петербурге, а затем в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Жажда путешествий заставляет молодого человека предпринять поездку на велосипеде в Европу, где он на некоторое время становится учеником известной школы Антона Ашбе в Мюнхене. В 1904–1905 годах Петров-Водкин посещает Лондон, Италию и Францию. К этому списку добавляются несколько лет, проведенных в Алжире и Тунисе, давшие материал для создания работ «африканского цикла». Все это время художник не устает совершенствоваться в мастерстве, посещая различные школы. «Я много рисовал в академиях. Кажется, нет той позы человеческой фигуры, которая не была бы зарисована в моих альбомах...» — напишет позже классик.
В 1908 году живописец возвращается в Петербург вместе с женой-француженкой и парой сотен работ. Некоторые из них вошли в экспозицию: «Негритянская деревня» (1907), «Портрет жены» (1907), «Берег» (1908). Особое место отведено творениям на религиозные темы. Художник исполнял заказы для храмов: росписи для церкви Казанской иконы Божией Матери в Саратове (1902), иконостас и икона из майолики на фасаде церкви Ортопедического института в Петербурге (1904), недавно вновь открытая фреска «Благовещение» в Никольском Морском соборе в Кронштадте (1913). В 1920-е Петров-Водкин, находясь в поисках новой религии, ведущей к Богу, сближается с кругом писателей, особенно с Андреем Белым и Леонидом Андреевым, активно участвует в Вольной философской ассоциации (Вольфила). В это время он создает серию рисунков, которые так и не удается опубликовать. Обращаясь к христианским мотивам, мастер не придерживался строгого канона, таковы его «Христос-сеятель» (1914), «Голова Христа» (1921), «Распятие» (1922), небольшая «Мадонна с ребенком. Пробуждающая» (1922), написанная в ожидании появления дочери Елены и освященная автором в церкви.
Примечательно, что в произведениях, повествующих о советской действительности и отсылающих к религиозным сюжетам, Петров-Водкин предстает философом и мыслителем в значительно большей степени, чем в работах, созданных непосредственно на библейские темы. В картине «После боя» (1923) внутреннему взору сидящих за столом красногвардейцев является их убитый товарищ, в «Смерти комиссара» прослеживается тема жертвенной гибели и оплакивания, композиция «Новоселье» (1937) задумана по образу и подобию «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, виденной русским художником в Милане.
В творчестве мастера послереволюционного периода, когда искусство, исполнив пророческую функцию, стало зеркалом социалистического быта, исследователи усматривают признаки глубокого внутреннего конфликта: главным стремлением мэтра оставалось возвышение над повседневностью. Не случайно двойственное впечатление остается от таких картин, как «Первая демонстрация. Семья рабочего в первую годовщину Октября. 1918 год» (1927), «Семья командира» (1938). В портретах мы видим то же духовное напряжение: в скорбном «лике» Анны Ахматовой (1922), в плотно сжатых устах Любови Эренбург (1924), жены знаменитого писателя, и в особенности — в автопортретах самого Петрова-Водкина. Лишь в жанре натюрморта, где «сюжет и психологизм не загораживают определения предмета в пространстве», художник испытывает большую радость «от проникновения в мир вещей». Драгоценными вставками в оправу музейной экспозиции стали работы «Утренний натюрморт» (1918), «Яблоко и лимон» (1930), «Черемуха в стакане» (1932), «Виноград» (1938).
Одно из самых интересных открытий выставки — графическое наследие классика, которое с 1978 года не демонстрировалось в столь значительном количестве. Это и эскизы к масштабным произведениям, и станковая графика, имеющая самостоятельное художественное значение. Особенно примечательна серия рисунков, созданных во Франции в середине 1920-х годов. По тонкому наблюдению заведующей отделом рисунка ГРМ Натальи Козыревой, в творческих исканиях Петрова-Водкина того времени обнаруживаются параллели с развитием кинематографа (описательная фактография «Киноглаза» Дзиги Вертова, теории Сергея Эйзенштейна). Емкие образы этих рисунков композиционно напоминают раскадровку фильма.
Вообще графика, представленная в залах Русского музея, даже в большей степени, чем живопись, позволяет заглянуть в творческую лабораторию и глубже понять классика. Знаковым в этом смысле стал тушевый рисунок «Ретроспектива» (1920), напоминающий о том, что для Петрова-Водкина, как писал искусствовед Сергей Даниэль, «любая картина, независимо от сюжета, жанра, размера, числа предметов и фигур, — есть картина мира, а проблема композиции — «целая философия», и не иначе».
