Забытым языком плаката
05.10.2017
К 100-летию Октябрьской революции Государственный Русский музей открыл выставки «Плакат эпохи революции» и «Мечты о мировом расцвете», представив около 200 произведений из собственных фондов.
Экспозиция в Мраморном дворце рассказывает, как события 1917-го впервые заставили плакат служить социальному переустройству. Публицистически острый по содержанию, он находил кратчайший путь к умам и сердцам. Выдающиеся произведения создавали не только такие мастера жанра как Дмитрий Моор и Владимир Лебедев, но и живописцы Михаил Авилов, Александр Самохвалов, Михаил Маторин. Деятели русского авангарда, принявшие революцию, открыли новые возможности для прямого обращения к миллионам людей. Наиболее ярко это проявилось в деятельности «Окон РОСТА», которые Владимир Маяковский, автор большинства текстов, а также рисунков, метко охарактеризовал как «телеграфные вести, моментально переделанные в плакат» и «обслуживание горстью художников, вручную, стопятидесятимиллионного народища». Новый способ агитации предполагал интенсивную работу в сложных условиях: сказывался дефицит и времени, и материалов. Обычно плакаты изготовлялись в течение одного-двух дней в технике литографии или линогравюры, для Москвы был более типичен трафаретный способ. Особое место в коллекции музея занимают рисованные экземпляры, не имевшие тиража, выполненные темперой, клеевой краской и акварелью. Целая серия подобных вещей, созданная Львом Бродаты, (1921), впервые представлена широкой публике.
Один из наиболее ранних экспонатов — плакат Бориса Кустодиева «Заем свободы», изготовленный весной 1917-го. Воодушевленные событиями Февральской революции, известные представители творческой интеллигенции (Федор Шаляпин, Анна Ахматова, Сергей Есенин) участвовали в агитационных мероприятиях Временного правительства. Кустодиев тоже не остался в стороне: его эскиз победил на конкурсе и был издан к грандиозному празднику по пропаганде займа в Петрограде, завершившемуся митингом-концертом в Мариинском дворце. Интересным дополнением стала коллекция ранних советских нагрудных знаков из драгоценных металлов и эмали. Одну из первых медалей создал академик Антон Васютинский, еще недавно трудившийся над профилем Николая II. В переходное время произведения нередко выполнялись в дореволюционной стилистике. Некоторые, подобно знаку общества «Друг детей» (1920-е), где изображен голый путто, держащий красное знамя, выглядят теперь курьезно. А вот смысл знака «Долой рукопожатие» (1920-е) становится понятным, только если вспомнить о бушевавших эпидемиях холеры, тифа, оспы, испанки.
На другой выставке, в корпусе Бенуа, все дышит «мечтами о мировом расцвете». Ее открывает знаменитое репинское полотно «Какой простор!» (1903): молодые люди в момент духовного единения с освобождающей стихией.
Цель экспозиции масштабна — путешествие в общественную и художественную обстановку первых послереволюционных десятилетий. Стилистическое многообразие изобразительного языка подсказало решение, построенное на тематически объединенных контрастах. Разумеется, самые эффектные представляют диалог фигуративного и беспредметного: «Красный квадрат» Казимира Малевича (1915) и «Богоматерь Умиление злых сердец» Кузьмы Петрова-Водкина (1914–1915), «Сенокос» Алексея Пахомова (1925) и «Девушки в поле» » (1928–1929), выполненные автором «Черного квадрата».
Особое внимание привлекает тематическая картина «Жгут орлов» Александра Вахрамеева (1917), хронологически и сюжетно связанная с событиями Февральской революции. Зритель становится свидетелем сцены уничтожения царских гербов, портретов и манифестов у Аничкова дворца в Петрограде. Интересна настроением, разнообразием типажей и историческими деталями работа Кустодиева «Праздник в честь открытия II Конгресса Коминтерна 19 июля 1920 года» (1921). Пришедшие на демонстрацию жители Северной столицы показаны на фоне терракотово-красного Зимнего дворца. В 1934-м здание покрыли масляной оранжевой краской: именно в таком виде оно запечатлено с высоты парящего агитсамолета на картине Василия Купцова «АНТ-20 «Максим Горький» (1934).
Произведения дополнены краткими высказываниями мастеров и современников. «С нами вполне благополучно, даже ни разу не раздели на улице и не подстрелили шальной пулей», — писал Кузьма Петров-Водкин матери в феврале 1918 года. Сквозь тяжкие испытания революционной борьбы творцы несли прекрасную и праздничную веру в будущее. По замыслу кураторов, именно картины Павла Филонова с его формулами «вселенского сдвига через Русскую революцию в мировой расцвет» должны стать идейной доминантой выставки. «Дело художника, обязанность художника — видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит «разорванный ветром воздух», — утверждал Александр Блок в январе 1918-го.
В далеком 1919 году в Москве на литературном вечере молодой актер Театра имени Комиссаржевской Анатолий Кторов читал «Двенадцать» Блока, а на огромном экране проецировались рисунки Юрия Анненкова, увеличенные до плакатных размеров. Почти через сто лет благодаря анимации сотрудника ГРМ Евгения Залманова поэма и ее «параллельный графический текст» (как Александр Александрович называл иллюстрации) обрели новую жизнь. Образы, стихотворные строки и кадры старых хроник слились в единое действо, открыв временной мост в прошлое, полное надежд о мировом расцвете.
