ыставка «Сергей Михайлович Романович. 1894–1968. Живопись и графика из частных собраний» — очередная в цикле «Неизвестное об известных», который много лет назад придумала «Галерея искусств Даев-33». Скромная, но представительная выставка открылась еще в середине марта, продлится до начала июня, но на Страстной неделе экспозицию радикально, хотя и временно, поменяли, показывая теперь в главном зале галереи так называемый «Евангельский цикл» Романовича, работы 40–60-х годов. «Светский» Романович переехал в другую комнату, так что в итоге получилась полноценная ретроспектива.

ГТГ в залах графики своей постоянной экспозиции на Крымском Валу в рамках программы «Третьяковская галерея открывает свои запасники» представила выставку «Графика Петра Митурича. К 125-летию со дня рождения», достав из необъятных хранилищ более шестидесяти рисунков и литографий художника. Галереи — государственная и частная — не сговаривались, но выступили в унисон.

В художественной биографии Петра Митурича и Сергея Романовича много общего. Оба из тех, кого называют «раскаявшимися авангардистами». Миту­рич, хотя и окончил Петербургскую академию художеств, дружил с Татлиным, Пуниным, делал великолепную абстрактную графику и объемные бумажные конструкции, изобретал утопические модели самолетов-«орнитоптеров», имитирующих полет птицы, боготворил Председателя земного шара Велимира Хлебникова, которого рисовал на смертном одре. (После кончины кумира Митурич от футуризма отрекся, но женился на сестре Хлебникова.) Романович начинал вместе с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, участвовал в выставках «Ослиный хвост» и «Мишень», о Ларионове написал целый трактат, лишь недавно полностью опубликованный, но в начале 1920-х вступил в объединение художников и философов «Маковец», окормляемое о. Павлом Флоренским. На обложке первого номера журнала общества печатается его работа «Возвращение блудного сына», а во втором номере — статья «О реализме» (не о соцреализме, которого пока еще и в помине не было, а о фиксации духовных исканий как подлинном искусстве). Лучшее у Романовича — это библейские фантазии, где из размытой «светописи» буквально проступают канонические сюжеты.

При этом филигранная черно-белая камерная графика (пейзажи, семья, друзья) «повзрослевшего» Митурича и экзальтированные разноцветные евангельские видения Романовича, в которых чувствуется «лучистское» прошлое апологета Ларионова, равно талантливы и разнополюсны.

А художники дружили, рисовали друг друга, вместе работали над монументальными госзаказами — и бесконечно спорили. Сын Петра Митурича, Май Петрович, тоже блистательный художник-иллюстратор, вспоминал: «Едва сойдясь и порадовавшись друг другу, они принимались спорить. Сергей Михайлович был традиционно духовного склада. Почитал Библию, Гёте. И был глубоко верующим... Отец не был силен в Библии и, ерепенясь, не всегда находил, что ответить. «Чаще всего отвечал: «Эх вы, темный человек…» Притом что с черным работал как раз Митурич, а работы Романовича — это эйфория красок, которые могут именно своей интенсивностью передать Страсти Христовы.

Друг друга они называли мушкетерами. Они и были такими — преданными стражами Искусства, когда один за всех, а все за одного. Хотя это не мешало каждому оставаться самим собой.