Казус Кандинского
21.09.2016
В Государственном Русском музее открылась экспозиция «Василий Кандинский и Россия». Приуроченная к 150-летию со дня рождения мастера, она преследует важную цель: показать, что основоположник абстракционизма был прежде всего русским художником. Задача не такая уж простая: ведь для всего мира Василий Васильевич то ли немец, то ли француз.
Накануне вернисажа «Культура» побеседовала с Евгенией Петровой, заместителем директора по научной работе ГРМ, об увлечении Кандинского лубком, его любви к Москве и спорах с конструктивистами.
культура: В Третьяковской галерее недавно прошла юбилейная выставка художника, где показали две картины — «Композиция VI» и «Композиция VII». Чем отличается Ваш проект?
Петрова: Кандинский — всемирно известный мастер, однако обычно забывают, что он родом из России. Та же история с Шагалом, которого многие считают французским живописцем. Между тем Василий Васильевич помнил об Отчизне до конца дней. Наша экспозиция — своеобразная визуализация биографии: от ранних работ до выполненных накануне отъезда в 1921-м. Открывают выставку иконы, прялки, туеса, игрушки, и это не случайно. В 1889 году Кандинский как этнограф ездил в Вологодскую губернию. Итогом путешествия стали статьи о жителях северных территорий — зырянах. А также огромный интерес к их искусству. В книге «Ступени» есть небольшой фрагмент, посвященный экспедиции: будущий художник пришел в крестьянский дом, где поразился красочности и разнообразию предметов. Впоследствии это помогло понять, как писать картины, опираясь на ритм и цвет. Кроме того, Кандинский страстно собирал лубки. На фото 1911 года они занимают целую стену мюнхенской квартиры.
культура: Его коллеги — представители русского авангарда — тоже увлекались народными картинками...
Петрова: Да, но Василий Васильевич был одним из первых. Еще его интересовали сказки. Начало XX века — эпоха символизма, время, когда господствовало «волшебное» мироощущение. У Кандинского есть ранние произведения, связанные со сказочными сюжетами. Позже, во второй половине 1910-х, живя в Мюнхене, он вновь вернулся к этой теме. Делал небольшие работы на стекле — подобная техника характерна для немецкого народного искусства. Однако образы использовал русские. Мы показываем эти произведения в окружении картин современников Кандинского — Константина Коровина, Аполлинария Васнецова, Елены Поленовой, сестры знаменитого живописца. У них разные языки, но единый — русский, сказочный — контекст. Еще в экспозиции работы Наталии Гончаровой, Михаила Ларионова, Давида Бурлюка — тех, с кем Василий Васильевич участвовал в выставках объединения «Синий всадник».
культура: Особая тема — Москва...
Петрова: Кандинский считал, что истоки его творчества лежат в народном искусстве, музыке и... Белокаменной. Ее палитра, шум, архитектурное разнообразие — все это повлияло на мастера. Москва угадывается на многих картинах, даже если названия никак не соотносятся с Первопрестольной. Например, контуры города проступают на абстрактном полотне «Синий гребень» 1917 года.
культура: На выставке немало реалистических работ.
Петрова: Иногда даже трудно поверить, что это Кандинский. Ведь для многих зрителей он ассоциируется только с нефигуративной живописью — чем-то странным, непонятным. Между тем художник долго искал себя, думал, как уйти от предметности. В первой половине 1900-х создавал пейзажи. И спустя десятилетие нередко возвращался к фигуративному искусству. Первые произведения, где почти исчезает предмет, — «Импровизации» 1910 года. Хотя, мне кажется, в картинах всегда можно разглядеть церкви, всадников, стрельцов... Даже ключевая «Композиция V», по его признанию, не является абстрактной. Для нее Василий Васильевич выбрал тему восстания из мертвых. Он подчеркивал: «Я не вижу принципиальной разницы между линией, которую называют «абстрактной», и рыбой... Они — живые существа, в которых чувствуются свойственные им, но скрытые силы». Вот такой парадокс.
культура: Музыка значила для Кандинского не меньше цвета. Он обладал «цветным» слухом — как Скрябин, Набоков...
Петрова: Действительно, у художника есть сценическая композиция «Желтый звук», где он рассуждает о цвето-звуковом параллелизме. Знаменательна его дружба с композитором Арнольдом Шёнбергом. Известно, что австриец сравнивал краски с музыкальными тембрами. И, кстати, тоже занимался живописью, правда, непрофессионально. Колорит полотен Шёнберга дымчато-серо-фиолетовый, приглушенный: в отличие от картин Василия Васильевича — того нередко упрекали в излишней яркости.
культура: Отчего Кандинский рассорился с Родченко и конструктивистами?
Петрова: Его критиковали за «субъективизм» и «интуитивизм». Это не вопрос личных отношений, скорее, несовместимость творческих позиций. Конструктивисты прежде всего ценили предмет — собранный, сделанный, придуманный. Это направление выглядело более приземленным — сопряженным с жизнью, новыми процессами. А Кандинский считал, что важнее цвет, ритм, композиция. Он казался почти мистиком.
культура: Василий Васильевич пришел в живопись в 30 лет. Получается, он пример того, что никогда не поздно начать с чистого листа?
Петрова: Да. С другой стороны, его записные книжки 1880-х заполнены рисунками. Думаю, привязанность к искусству существовала в нем всегда. Просто поначалу он выбрал другую профессию — окончил юридический факультет Московского университета. И не сразу решился на кардинальные перемены. Одним из поводов стала выставка импрессионистов, точнее, полотно «Стога сена» Клода Моне. Скорее всего, Кандинского привлек цвет, а также минимализм как прием — по сравнению с академической традицией. Хотя работы самого Василия Васильевича иные — более пышные, «богатые». Позже, когда он покинул Родину и начал преподавать в Баухаусе, картины стали суше, рациональнее. Из них ушла внутренняя растерзанность, характерная для российских произведений, которые в итоге ценятся особо.
