Таир Салахов: «В годы нашей юности о нефти говорили реже»
22.01.2016
В Государственной Третьяковской галерее впервые показывают картины классика «сурового стиля» Таира Салахова. Признанный художник, сделавший блестящую административную карьеру и ставший вице-президентом Российской академии художеств, несмотря на политические перемены, остается верным однажды найденному изобразительному языку. В его творчестве органично сосуществуют нефть, Каспий, портреты рабочих и знаменитых композиторов и музыкантов. «Культура» побеседовала с мастером накануне открытия выставки, представившей на суд зрителей 84 полотна.
культура: Кому принадлежит название экспозиции «Солнце в зените»? Это намек на аполлоническую, жизнеутверждающую мощь Ваших картин?
Салахов: А может быть, на мой возраст? (Смеется.) Экспозиция — инициатива Третьяковской галереи. У куратора Ольги Полянской были свои идеи, и я не хотел вмешиваться, влиять на нее.
культура: Вас привлекла тема нефти задолго до ее нынешней популярности...
Салахов: Я родился в Баку, рабочем городе, где добычей «черного золота» занимаются больше ста лет. Когда выходишь из самолета, ощущаешь запах нефти. Этот труд — опасный, высоко ценимый — стал основой местной жизни. Все бакинцы живут им. Если дует сильный ветер, начинается ураган, первым делом думают: как там нефтяники? Однако в целом в годы нашей юности о нефти говорили реже. Судьбу решил случай. Представьте: середина 50-х. Страна охвачена модой на индийское кино. Нас, будущих выпускников Суриковского института, отправляют на родину Болливуда писать дипломы. Однако меня, как и Евгения Дунаевского, внезапно не пустили. Женя остался в Москве, а я поехал в Баку, на Нефтяные Камни — это морское месторождение. Как говорится, в каждой неудаче есть что-то хорошее. Жил там два месяца, рисовал рабочих. И сделал диплом: картину «С вахты» (1957).
культура: Чем Вас привлекли нефтяники?
Салахов: В те годы они выглядели живописно. Это сейчас их облик унифицировали: оранжевые каски, объемные куртки... Труд тоже усовершенствовался: строят грандиозные платформы. А тогда именно человек занимал главное место. Да, нефтяные сооружения тоже были — однако маленькие, уютные. Теперь же — и вертолеты на них садятся, и корабли подходят. При этом человек стал более мелким.
культура: Что для Вас Каспий?
Салахов: Родное море. После него Черное кажется очень соленым. В нашем легче плавать — и, кстати, ощущается привкус нефти. Здесь водится осетрина, вобла, кутум. Есть даже морские тюлени: правда, они вымирают. Апшерон, песок, гранаты, виноград, старая архитектура (например, Атешгях, храм огнепоклонников), Гобустанский заповедник — пещеры с наскальными рисунками периода мезолита... Хорошо!
культура: Среди Ваших работ отдельное место занимают легендарные современники из мира музыки. С чего началось сотрудничество?
Салахов: В 1960 году создал портрет композитора Кары Караева. Писать его было нелегко. Пока шел в гости, прикидывал, в какую позу посадить. А когда начал общаться, понял, что не нужно становиться рабом своей идеи. Спросил, есть ли белый свитер. Жена Караева принесла. А лето было — жарко. Тем не менее он переоделся. Я предложил сесть около черного рояля, и все, поза была найдена. Позже измерял циркулем: пропорции изображения получились идеальные — просто золотое сечение.
культура: Сотрудничество с Караевым на этом не закончилось?
Салахов: Да, мы подружились. В 64-м вместе работали над спектаклем «Антоний и Клеопатра» для Азербайджанского драматического театра имени Азизбекова (режиссер Тофик Кязимов). Именно в Баку я сделал первые шаги в искусстве сценографии, создании костюмов... В постановке играла замечательная актриса Окума Курбанова. Она спорила со мной, плакала: требовала, чтобы разрешил надеть побольше украшений, браслеты. А я оставил только ожерелье и хитон. Уложили ее на плиту — как сфинкса. И когда открылся занавес, все зааплодировали. Она потом извинялась, говорила, что не поняла мой замысел.
культура: Как создавались другие портреты? Например, экспрессивная поза Мстислава Ростроповича — высоко вздернутый подбородок — была придумана заранее?
Салахов: Нет, она возникла почти случайно. Когда он гостил в Баку, я ходил следом, делал наброски. Потом договорились о сеансе: он пригласил к семи утра в президентскую резиденцию. Я пришел, а милиционер не пускает. Говорит: «Человек спит, куда ты». А уже четверть восьмого. В общем, уговорил позвонить. Оказалось, Ростропович даже не ложился. Захожу, а он встречает словами: «Вы опоздали!» Я ответил: «Знаете, вас так строго охраняют...» Ростропович не спеша привел себя в порядок, надел бабочку. Взял виолончель, начал играть. И, целиком погрузившись в музыку, в какой-то момент задрал голову — словно у него случилось секундное озарение. Я сделал набросок. Через полчаса он вскочил, извинился и стал что-то искать. Оказывается, пропала телеграмма от Ширака на имя президента Алиева. В конце концов обнаружили ее в мусорном ведре: видимо, уборщица выбросила. В общем, времени позировать не было. Так и получился портрет за один сеанс. Ростропович потом подписал нам с женой фотографию: «Вы извините меня за мою некрасивую личность. Ваш Слава». Он всегда иронизировал над собой.
культура: А Дмитрия Шостаковича тоже написали быстро?
Салахов: За три-четыре сеанса. Когда я пришел, композитор устроился в кресле, и потребовалась большая сила воли, чтобы сказать: «Дмитрий Дмитриевич, так неинтересно». Я пошел, взял в коридоре пуфик и посадил на него Шостаковича. Его руки освободились. В какой-то момент он забылся: пальцы словно стали играть по невидимым клавишам. Его жена, Ирина Антоновна, зашла и воскликнула: «Таир, так же нельзя! Сидеть неудобно». А Шостакович вдруг сказал: «Ирина, мы уже начали работать». И жена деликатно удалилась.
культура: Получается, случай играет немалую роль в жизни художника?
Салахов: В целом да. Вот, скажем, картина «Тебе, человечество!», написанная в 1961 году. В середине 50-х я прочитал какую-то фантастическую книгу, где рассказывалось о том, что Солнце остыло, и Земля начала замерзать. И осталась пара — мужчина и женщина, которые улетели на другую планету. Эта история стала для меня наваждением. А тут в 1957-м мы запустили первый искусственный спутник Земли... В общем, в 1960-м приступил к работе. Натянул огромный холст: шесть метров на два. В мастерскую он не вмещался, поэтому договорился с директрисой соседней школы, что летом поработаю в одном из помещений. Наконец, 12 апреля 61-го: в те годы это еще был День художника. Открылась республиканская выставка в Баку. А вы представляете: показать в Азербайджане изображения обнаженных мужчины и женщины... Тем не менее картина заняла свое место. Правда, многие зрители не понимали: почему герои в космосе, что за светящиеся шары у них в руках.... И тут по радио передают: Гагарин полетел. Получилось, я это предвосхитил. Кстати, с картиной связан еще один любопытный эпизод. На заседании республиканского актива партийно-хозяйственных и общественных организаций первый секретарь ЦК Азербайджана похвалил работу и случайно назвал меня заслуженным деятелем искусств. В перерыве ему сказали: «Это недоразумение. У Таира нет звания». На что тот ответил: «ЦК никогда не ошибается. Вчера не было. Сегодня дали, а завтра будет в газетах». Так и вышло.
