Тост резидента
11.02.2015
Про таких, как Петрос Петросян, говорят: «широко известен в узких кругах». Более шестидесяти лет прослужил в советских секретных службах, руководил внешней разведкой КГБ Армении. А до этого — боевой офицер, артиллерист, прошел всю войну от Украины до Рейхстага.
Он и сегодня в строю — возглавляет Комитет ветеранов войны и Вооруженных сил Армении.
...В вестибюле Комитета ветеранов меня встретил высокий подтянутый человек с внушительной колонкой орденов на груди. Такой физической форме позавидовали бы и действующие офицеры, а ведь моему собеседнику пошел уже 92-й год.
От Прохоровки до Славянска
— Когда началась война, мне было 17 лет, — начал разведчик, усадив меня напротив. — Мы жили в Ленинакане, ныне Гюмри (свою оценку произошедшей там недавно трагедии ветеран дал в № 2 за 2015 г. — «Культура»).
— Отец возглавлял цех по пошиву военной одежды для пограничного гарнизона. Я учился в школе имени Маяковского, был секретарем комсомольской организации. Пошел проситься добровольцем, но меня не взяли. Повестка пришла в декабре 41-го, когда мне исполнилось 18. Прошел ускоренные курсы в Тифлисском артиллерийском училище — и на фронт.
Боевое крещение младший лейтенант получил под Прохоровкой.
— Совру, если скажу, что не было страшно, — продолжает Петросян. — Было. Но только поначалу, потом привыкли. Я командовал взводом. Помню, на нашу батарею поперли танки — видимо-невидимо. Но ни у кого и мысли не было бежать. Велел стрелять бронебойными. Сначала по науке, как в известном фильме: трубка 15, прицел 120, бац-бац — и мимо... А когда танки подошли близко, отбросили науку и начали стрелять прямой наводкой. Первый подбили метрах в сорока. За ним — второй. Соседи тоже лупят — то бронебойными, то зажигательными. Рев, огонь, дым! Танки отстреливаются. Рядом с нами разорвалась мина. Меня ранило в ногу. Неужели сомнут, думаю. Но в эту минуту танки развернулись и поползли обратно. Не передать радость, когда атака была отбита. В госпитале я пробыл полтора месяца, и снова на фронт.
Опытному офицеру доверили уже батарею.
— И вот, приходит приказ, — продолжает Петросян. — Перебраться через Северский Донец и занять высоту. Орудия мы тащили на лошадях. Ночью соорудили плоты, погрузили на них пушки, привязали лошадей, чтобы не спрыгнули в воду, когда начнут палить. На середине реки немцы нас заметили и обрушили огонь. Из 62 бойцов батареи половину потеряли убитыми и ранеными. Тем не менее переправились на другую сторону и сразу начали обстрел. Смотрим, уже и пехота рванула в атаку. В тот же день освободили город Славянск. За эту операцию мне присвоили орден Красной Звезды.
Петрос Арташесович достает из стола наградное представление, где перечислены все его боевые заслуги и в конце приписано: «Первый, совместно с пехотой, ворвался в город Славянск». Ветеран многозначительно смотрит на меня и добавляет:
— Да, в тот самый...
Замолчал. Возможно, пытаясь найти объяснение, как случилось, что город, за который он когда-то бился насмерть, в наши дни вдруг снова оказался на линии огня.
Вздохнув, продолжает о той, далекой войне:
— Фашисты звери. Отступая, все сжигали, людей убивали. Этим у них занимались специальные отряды. Один из моих бойцов попросился отлучиться — в пяти километрах была его родная деревня. Вернулся — бледный, с шальными глазами: хата сожжена, родители убиты. Через пару дней мы взяли одного из поджигателей. Тот боец вызвался отконвоировать его в часть. Я сначала не соглашался, понимал, чем дело кончится. А потом подумал: черт с ним, пусть боец отведет душу! И точно. Возвращается он и говорит: «Немец совершил попытку к бегству. Пришлось пустить пулю...»
С открытым ртом по стойке смирно
Однажды, в селе Ново-Александровка, лейтенант Петросян с бойцами попали в немецкую ловушку. Фрицы сидели тихо, наша разведка решила, что село освобождено, и начштаба артиллерии дал команду Петросяну занять там позицию. Ничего не подозревая, бойцы вошли в село, расположились на ночлег. Вдруг прибегают двое дозорных и докладывают: отряд окружен. А тут немцы и сами с издевкой начали кричать: «Рус, иди к нам! У нас белый хлеб!»
— Я даже онемел от такой наглости, — вспоминает мой собеседник. — Но тут же собрался, приказал развернуть орудия во все четыре стороны, по два человека остаться у пушек, остальным взять автоматы и отбиваться до последнего патрона. А из пушек — стрелять до предпоследнего снаряда. Последний — чтобы им взорвать орудия. Послал в штаб двоих бойцов за подкреплением. Одного убило на наших глазах, второго ранило. Завязался бой. Мы израсходовали все боеприпасы. Осталось только по последнему снаряду, чтобы взорвать пушки. Тут вспышка, грохот, меня отбросило. Левую половину тела, от ноги до лица, парализовало. Но в правой как-то смог удержать ракетницу. Уже изготовился дать сигнал к взрыву орудий, как вдруг слышу родное: «Ура!» Оказалось, раненый боец все-таки добрался до части, и к нам выдвинулась подмога. В ту же ночь меня вызвал генерал. Я стою перед ним чуть живой, весь в крови, к тому же с открытым ртом, поскольку в челюсти засел осколок. Генерал начал меня распинать, зачем я поперся в эту деревню. Рядом стоит бледный начштаба и глазами умоляет: «Не выдавай, что это я тебя послал». Превозмогая боль, я ответил: мол, виноват, сбился с пути. Генерал рявкнул, что объявляет мне выговор. Затем, немного помолчав, добавил, что за геройство и за то, что благодаря стойкости моего подразделения деревня была взята, награждает меня орденом Красной Звезды. Я только успел ответить: «Служу Советскому Союзу!» — и потерял сознание.
Этот осколок у меня до сих пор — вот, рот до конца не открывается. Направили в госпиталь в Славянск, сделали рентген и хотели прооперировать. Но главный хирург Красной Армии, знаменитый Николай Бурденко посмотрел снимок и сказал, что оперировать нельзя. Осколок сидит ровно между двумя нервами: один отвечает за открытие рта, другой — за закрытие. При операции скальпель обязательно заденет один из них. Так что, сказал он, отпустите этого молодца обратно на фронт. Само пройдет. И действительно, через неделю рот немного приоткрылся, через месяц — еще. Я потом трижды приезжал в Москву, чтобы поблагодарить Николая Ниловича, но ни разу его не застал.
Молодой офицер сотни раз был на волосок от смерти, но, видно, судьба берегла его для других великих дел.
— Помню, в 43-м, командир полка поставил мне задачу узнать, свободен ли путь для продвижения пехоты. Я отправил разведчиков, но они не вернулись. Решил пойти сам, взял с собой старшину Воротынцева. Здоровый, опытный, на флоте служил. Ночью зашли к немцам в тыл, отметили на карте их огневые точки. Обратно идем через кукурузное поле. Вдруг слышим немецкую речь. Нырнули в какую-то сторожку на краю поля. Вскоре голоса смолкли. Я хотел было открыть дверь, чтобы выйти, но тут она открылась сама — я едва успел отскочить за дверь. Вошел немец и вдруг оглянулся. Наши взгляды встретились. Он молниеносно выхватил штык и хотел ткнуть меня в живот, но я схватился за клинок руками.
Петрос Арташесович протянул мне ладони и показал шрамы.
— Острие уперлось мне в живот, но я из последних сил удерживал штык. Немец был крепкий, дожимал меня. Я уже чувствовал, как по животу струится кровь, и руки стали скользкими от крови. Еще чуть-чуть и штык войдет мне в кишки. Но тут подскочил Воротынцев и долбанул немца прикладом. Потом вырвал у него штык и трижды вонзил ему в сердце. К рассвету вернулись в часть. В тот же день авиация по нашей карте разбомбила все огневые точки врага.
А потом были Молдавия, Венгрия, Румыния, Чехословакия, Болгария. В мае 1945-го наш герой расписался на Рейхстаге. Были слезы радости, гордость за Победу, скорбь по погибшим и заслуженные награды. Последняя из военных — уже в Берлине, орден Отечественной войны I степени.
«Приказ жениться я не выполнил»
После войны Петрос поступил в Ереванский госуниверситет на факультет международных отношений. Он даже представить не мог, чем это для него обернется.
— На третьем курсе меня вызвали прямо с лекции, — тон собеседника обещал интригу. — И предложили работать в контрразведке, без отрыва от учебы. Я согласился. В том же 1949 году я женился. Причем по великой любви. Это событие очень сильно повлияло на мою жизнь. Дело в том, что мне предложили работу за границей — нелегалом. Конечно, согласился. Откомандировали в Москву. Захожу в приемную к одному генералу — там сидит красивая женщина. Заговорила со мной, возникла непринужденная беседа. Женщина произвела очень приятное впечатление. Потом меня пригласили в кабинет, и там выяснилось, что нас вдвоем с ней предполагалось забросить в одну из капиталистических стран — в качестве супружеской пары.
«Но я уже женат!» — говорю. Генерал самым серьезным тоном произнес: «Это вы поторопились». И тут же предложил развестись, чтобы вступить в новый брак с подготовленным агентом. Я ответил, что не могу — слишком люблю жену. В результате путь в бойцы невидимого фронта мне был отрезан. Я вернулся в Ереван и продолжил службу в контрразведке. Однако в 1959 году меня перевели во внешнюю разведку и отправили в Ливан.
Бейрут в те годы считался центром международной разведки на Ближнем Востоке. Перед молодым советским сотрудником была поставлена задача создать агентурную сеть, способную добывать важную информацию — военную и экономическую.
— Не прошло и года, как я завербовал первого агента, псевдоним Нвирял, — вспоминает Петросян. — Она была армянкой, работала в английском посольстве и поставляла нам важную информацию в течение 12 лет. Практически сразу ей удалось установить микрофон в кабинете английского посла. И только к 1972 году англичане догадались, что в их посольстве работает «крот». К тому времени мной был завербован еще один человек, курд, позывной Али. Он попал под подозрение, и Служба безопасности посольства заключила его под стражу. Опасность нависла и над Нвирял. Центр принял решение вывести ее из игры, но мы не успели. Ее пригласили на беседу, надеялись расколоть. Специально для этого даже приехали специалисты из Англии. Когда она вошла в кабинет и увидела на столе знакомую деревянную безделушку, в которую был вмонтирован микрофон, то поняла, что операцию раскрыли. Ей предложили кофе, она отказалась — боялась, что дрожь в руках может ее выдать. Держалась очень профессионально, не прокололась ни на одном вопросе. В конце беседы ей кинули на колени ту самую игрушку: «А это что?» Нвирял недоуменно вытаращила глаза: «Деревяшка». И ответным жестом с возмущением отбросила игрушку — она улетела в дальний угол.
Это было проделано так эмоционально и естественно, что комиссия пришла к выводу: Нвирял чиста. Ее отпустили. И в этот же день разведчики вывезли ее из страны, затем переправили в Москву, а потом в Ереван, где она живет и по сей день. В Бейруте у нее осталась мать, которой она переправила записку с просьбой не осуждать ее.
А что Али? С ним тоже все благополучно. Из-за того, что на следующий день Нвирял не вышла на работу, в посольстве поняли, что «кротом» была она, и выпустили Али из-под стражи, сняв с него подозрения.
— Самое приятное впечатление в Ливии у меня осталось от агента Барекам, — подытоживает эту главу своей жизни Петросян. — Он был истинным патриотом и очень ценным агентом. Владел обширной информацией о странах Ближнего Востока, поскольку работал в международной организации. В основном он добывал информацию из США. Через некоторое время после нашего знакомства сказал мне: «Я знаю, что вы на меня оформили документы, но прошу не называть меня агентом, так как наши отношения основаны на сугубо патриотических чувствах — я помогаю родине и своему народу».
Резидент на Пляс Пигаль
После Ливана Петросяна отправили в Египет. Затем во Францию, вторым секретарем советского посольства.
— Там я должен был завербовать нашего бывшего соотечественника, — вспоминает Петросян. — Он владел обширной информацией о вооружении европейских стран НАТО. Пришел к нему домой без предупреждения, принес письмо от его сестры из Армении. Он был очень недоверчив, но когда вскрыл письмо, настроение изменилось. Сказал, что подумает насчет сотрудничества. Договорились встретиться на следующий день. Назавтра выезжаем из посольства, направляемся к условленному месту. И вдруг водитель говорит: «За нами «хвост». Вижу машину французской разведки». Я решил возвращаться в посольство. Неужели Арон — такой псевдоним дали ему в разведке — меня сдал? Но выяснилось, что из здания миссии должен был выехать другой наш разведчик, за которым французы следили. И по ошибке увязались за нами. Таким образом, мы, сами того не ведая, отвлекли внимание и помогли нашим коллегам. А с Ароном все, как надо, получилось — плодотворно сотрудничали.
Случались в работе разведчика и курьезы. Однажды он договорился встретиться с агентом неподалеку от знаменитой Пляс Пигаль. Но не учел специфики этого известного далеко за пределами Парижа места.
— Пришел заблаговременно — ничто, как говорится, не предвещало беды, — улыбается ветеран. — И тут вижу девушку совершенно ангельской красоты. Она заговорила со мной по-английски. Я подумал, что это туристка. Но в процессе разговора понял, что это представительница первой древнейшей профессии. Я по-английски же вскричал: «Уйди, кровопийца!» Для англичан это очень страшное ругательство. Девушка тут же превратилась в дьявола. С руганью набросилась на меня, заехала зонтиком по голове. Прохожие начали останавливаться и фотографировать нас. Мне это было абсолютно ни к чему. Пришлось спасаться бегством. А она все не отставала и молотила меня зонтиком. В голове крутилась только одна мысль: лишь бы это не попало в прессу под заголовком: «Советского дипломата избила уличная девка». Газетчиков, слава богу, рядом не было. Но встреча с агентом сорвалась.
Америка и чемодан с наградами
Последней в зарубежной карьере Петроса Петросяна стала Америка. Ему удалось завербовать бывшего соотечественника из Армении, работавшего в секретной лаборатории Пентагона. Помог в этом его брат, которого Петросян завербовал еще в Ливане и сейчас, для помощи в выполнении нового задания, попросил перебраться в США. Братья через связного передавали советской разведке сведения о новейшем вооружении НАТО и США. Однако в 1975-м все трое были взяты под наблюдение. Случай попал в прессу, связного, советского гражданина, в 24 часа выдворили из страны, а над братьями устроили показательный процесс. Приехавшего из Ливана осудили на 22 года, а сотруднику Пентагона дали только три года, да и то условно — уж слишком ценный был специалист.
Советский Союз хотел обменять приговоренного к значительному сроку агента на задержанного у нас американского разведчика. Но тут в дело вмешалась жена осужденного — она заявила, что не хочет в Советский Союз. Из-за этого ее мужу пришлось долгие годы провести в тюрьме. Выпустили его только через 11 лет.
— Он и по сей день живет в США, — заканчивает историю старый разведчик. — А что касается меня, то после этого провала мое имя также было раскрыто, и мне был запрещен въезд в США и страны НАТО.
Вернувшись в Ереван, Петросян возглавил внешнюю разведку КГБ Армении. Сегодня он председатель Комитета ветеранов войны и Вооруженных сил Республики Армения. Живет в центре Еревана в трехкомнатной квартире с одним из двух своих сыновей. А еще у него 20-летняя внучка и 9-летний внук — тоже Петрос, в честь легендарного деда.
— Сыновья у меня инженеры, — не без гордости говорит Петрос Арташесович. — В разведку не пошли, у обоих со зрением неважно — в детстве много читали. А внучка занимается музыкой.
О своих наградах, их более шестидесяти, этот заслуженный и скромный человек старается говорить с юмором: мол, проще считать на вес — четыре килограмма.
— Когда еду на какое-нибудь мероприятие в Москву, награды везу в чемодане, — рассказывает Петросян. — Потому что на груди их носить тяжело. Однажды в поезде проводник случайно заглянул в мой чемодан, ахнул и сообщил в полицию. Полицейские потребовали объяснить, где я взял столько орденов и медалей, не поверив, что все они мои. «Документы на них есть?» Я ответил, что для этого потребовался бы еще один чемодан. Спасло только то, что у меня была книга с фото, где я в кителе со всеми орденами.
Мы посмеялись. Я смотрел на этого человека, пережившего несколько эпох, человека сильного и, безусловно, осведомленного. А ведь таких было много в нашей стране. Как же они допустили развал державы? Впрочем, кто я такой, чтобы задавать ему здесь, в его кабинете, на его родине, такие вопросы. Но разведчик — он и есть разведчик. Мой собеседник неожиданно встал, открыл вмурованный в стену шкаф, достал оттуда бутылку коньяка «Ной», две серебряные рюмки, вазочку с конфетами. Разлил и произнес:
— А теперь хочу с вами выпить. За дружбу Армении и России.
И, словно угадав мой вопрос, сказал:
— Конечно, распад СССР — это ошибка. А возможно, даже предательство в высших эшелонах. Смотрите, к чему это привело: в том, что происходит на Украине, определенно видна рука США. А что касается России и Армении, то у дружбы наших народов глубокие исторические корни, и разрывать их — все равно что резать по живому.
А я поднял тост за хозяина кабинета. Ведь в том, что между нашими странами такие теплые отношения, есть немалая заслуга и Петроса Арташесовича. Он часто встречается с молодежью, и, думаю, во многом благодаря его рассказам новое поколение страны ощущает свою связь с российским народом, вместе с которым ковали Великую Победу и строили одно мощное государство. Показавшее всему миру, что есть в жизни и другие ценности, помимо прибавочной стоимости.
