Нильс ИОГАНСЕН

18.06.2015

70 лет назад, 24 июня 1945 года, на Красной площади состоялся легендарный Парад Победы. В первом от мавзолея ряду на Т-34 ехал старший лейтенант Дмитрий Малышев. 19-летним мальчишкой он освобождал Белоруссию, Украину, Польшу и Румынию, дошел до Венгрии, где получил ранение...Сегодня Дмитрий Михайлович — наш собеседник. 

культура: Как для Вас началась война?
Малышев: Меня призвали в 1942-м и как человека технически грамотного, окончившего ФЗУ, направили в Харьковское танковое училище имени Сталина. Не в сам, конечно, областной центр, он был оккупирован, а в Чирчик. Там, в Узбекистане, училище находилось в эвакуации.

Надо сказать, мне очень повезло — готовили нас на отлично, профессорско-преподавательский состав сохранился полностью. Помимо советских танков, изучали и бронетехнику противника, в том числе на практике. После Курской битвы в нашем распоряжении появились даже пресловутые «Тигры» и «Пантеры». Мы узнавали их сильные и слабые стороны, учились воевать как с ними, так и на них — ведь на войне всякое случается. 

Преподавали нам, кстати говоря, и тактику танкового боя, что могло показаться излишеством — где-то гремела война, хотелось скорее на передовую. Но зато, почти полтора года проведя в классах и на полигонах, мы, лейтенанты выпуска начала 44-го, уже не были скороспелыми командирами первого военного лета. Многое знали и умели, нас научили «видеть поле боя». На фронте это мне очень помогло.

культура: Воевать Вы сразу стали на Т-34?
Малышев: Да. Натаскивали нас сначала на Т-34-76, потом на более новой модификации Т-34-85. Машины, на которых нам предстояло идти в бой, мы сами получили на заводе в Горьком. Там же сформировали экипажи и даже устроили небольшие маневры для боевой притирки. Около деревни Малышево — запомнил, прямо по фамилии.

То, что сегодня порой пишут — на передовую, дескать, посылали необученное мясо в железных коробках, — чушь собачья. За танки генералы отвечали головой, но еще больше берегли экипажи. Был даже специальный приказ Ставки, запрещающий использовать танкистов, потерявших в бою свои машины, в качестве пехоты. Мы были на вес золота, каждый считался универсалом, мог вести танк, заряжать и наводить орудие.

В Горьком мне снова повезло — в команду достался механик-водитель, да не простой, а инструктор с заводских курсов. Володя (Царствие ему Небесное...) сам из Смоленска был, намного старше нас, опытный, на МТС до войны трудился. Во время бомбежки города всю семью — мать, жену и двух дочек — убило, но его, как опытного рабочего кадра, на фронт не пускали. Как он потом рассказывал, пришлось чуть ли не тонну бумаги исписать, чтобы разрешили отправиться на передовую — мстить за семью.

Погиб он под Барановичами, летом 44-го, когда нас подбили в первый раз. Болванка (если кто не знает, это кусок металла, взрывчатки там нет, потому я остался жив) влетела прямо в люк водителя, я даже сразу не понял, что произошло. Танк просто остановился. Похоронили мы его там, в моей плащ-палатке, под белорусской сосной...

культура: Это уже было в ходе наступательной операции «Багратион»?
Малышев: Да, но к тому времени мы уже успели достаточно повоевать. И Володя не раз спасал нам жизнь, ведь от мехвода зависит, считай, половина успеха.

В Белоруссии наш полк входил в состав 4-го гвардейского механизированного корпуса. Отмечу, что тактика наших войск стала на тот момент очень грамотной, присутствовала, например, отличная координация действий с партизанами. Они создавали небольшие плацдармы, сообщали о них командованию, и наши танки уже туда вламывались железным кулаком, расширяя прорыв для пехоты. А бывало, вместо танков шли казачьи формирования, укрепленные инженерами. Захватывали вражескую технику и на ней же били врага. Кто сегодня о таких эпизодах знает? 

культура: Сейчас модно ругать наши танки и хвалить немецкие: мол, если бы промышленность Рейха могла их выпускать в достаточном количестве, то, глядишь, ход войны снова бы перевернулся. Правда?
Малышев: Это передергивание. Действительно, у немецких машин был ряд преимуществ. Отличная оптика — да, факт. Броня толще, а ее качество лучше. В наш танк попала болванка — весь экипаж посекло осколками, хрупкий металл, как стеклянный. А у немцев, наоборот, вязкий, осколков совсем не дает. В башнях «панцеров» вентиляция была отличной, а мы порой задыхались от пороховых газов. 

Но, с другой стороны, наши танки были надежнее, дешевле, проще в освоении, эксплуатации и ремонте. Не помню, чтобы моя «тридцатьчетверка» остановилась из-за технической неисправности! Качество продукции было потрясающим, за что всю жизнь не устаю благодарить наш героический тыл. Основная нагрузка войны легла на Т-34, но ведь были еще ИС-2, которые нередко называют «танком Победы». Правда, их неповоротливость и низкая скорость существенно ограничивали возможности. Чаще было так: разведка доложила, куда двигается враг, ИС-2 подогнали, замаскировали, и он из мощнейшей 122-мм пушки разгромил, к примеру, целую мехколонну. Дот на гусеницах, не иначе. А вот Т-34 применяли по-всякому, и особенно его проходимость и маневренность пригодились нам в белорусских болотах. Так что подлинный танк Победы — это Т-34-85, на котором я воевал.

Наш танковый полк первым вышел на границу СССР — к Бресту. Когда бои за город завершились, мы поехали в крепость. Нам дали трехдневный отдых — пополнить матчасть, получить горючее, боеприпасы. А мы выкроили время и почтили память героических защитников цитадели.

культура: Варшаву, получается, Вы тоже освобождали?
Малышев: Там все было не просто. На подступах к городу нас «сменили» части Войска Польского. Чтобы Варшаву как бы соотечественники освободили. Вот только среди этих «поляков» было более 80% наших солдат, переодетых в их форму. Даже анекдот тогда появился: командир взвода Войска Польского приходит в костел и спрашивает ксендза — можно ли мне, коммунисту, молиться? Тот отвечает — можно, сын мой, я, по-твоему, беспартийный, что ли? Такие вот это были «поляки».

Затем нас перебросили в расположение 2-го Украинского фронта. Дошли своим ходом до Люблина, там погрузились на эшелоны и поехали на юг. Громить Ясско-Кишиневскую группировку противника.

Немцев было мало, в основном румыны и венгры. Форсировали Прут недалеко от города Яссы — только здесь была мощная оборона, усиленная преимуществами местности. А как прорвали ее, так буквально растеклись по Румынии танковыми клиньями. А вскоре эта страна вышла из войны и даже выставила против немцев около десятка дивизий. Вот только толку ноль.

Что запомнилось — наш полк брал Плоешти, центр нефтяной индустрии Рейха. В общем, город никто и не защищал, мы надеялись просто войти. Но налетели самолеты «союзников» и полностью разрушили промышленную инфраструктуру. И качалки, и трубопроводы, и нефтеперерабатывающий завод, все вокруг горело. Дабы русским не досталось. Нам пришлось обходить это море огня.

культура: Вы и тогда понимали, что это делалось специально?
Малышев: Нет, конечно. Недоумевали только — зачем рушить то, что уже, считай, захвачено. Многое было непонятно. В Северной Трансильвании (ее венгры отобрали у румынов в 1940-м) народ жил богато. Мы все ходили и удивлялись. Венгрия — самый верный союзник Гитлера. Ну, зачем воевать, чего вам не хватало-то? Отличные дома, мощеные улицы, и это — в простых деревнях. В подвалах — огромные бочки с вином. Тут пехота, конечно, приложилась. Из ППШ — по емкости, и только успевай подставлять котелки.

культура: И как венгерское вино?
Малышев: А мы к нему не притрагивались. Танкисты почти не злоупотребляли, даже «наркомовские» сто граммов редко принимали, все-таки работа с техникой. Да и с мародерством у нас строго было. Еще с Польши следили, чтобы кто не взял лишнего. Даже случайно. Те же поляки — очень скандальный народ. Сорвал солдат-освободитель в огороде огурец — пан прибежал к командиру полка жаловаться. Обокрали, дескать, его, последнего лишили. Просто так у них даже воды не допросишься.

Венгры — другие, помню, какой они нам хлеб пекли, никогда такого больше в жизни не пробовал. Хотя, конечно, сначала и они прятались — опасались. Первыми вышли старики, те, кто в Первую мировую с русскими сталкивался. Вот они нас не боялись, знали, что зла не причиним. Потом и все остальные подтянулись. И в госпиталях работали, и по хозяйству нашим военным помогали. А ведь до этого воевали наравне с немцами, а порой даже и лучше.

культура: Похоже на то. Вот и ранение Вы получили именно в Венгрии...
Малышев: На венгерской земле были сильные бои, в том числе танковые. В тот день мы наступали, впереди был противотанковый ров, прикрытый артиллерией. Пушки подавили, разведка нашла проход через препятствие, и взвод переехал на ту сторону. Смотрю — из одной хаты вспышка выстрела и тут же вторая. И я понял, что там два танка затаились, нас ждут. Обошел их сбоку, встал, чтобы поразить их в борт, где броня тоньше, и выстрелил. Первый загорелся, второй попытался уйти, но мы ему не дали. Так сразу два мой экипаж и подбил — «Пантеру» и «Тигра». Но ближе к вечеру в очередном бою мне все-таки «прилетело». От кого — не знаю. И поехал я в тыл валяться по госпиталям. Выписался весной 45-го, получил месяц отпуска без учета дороги и рванул домой.

культура: А на Парад как удалось попасть?
Малышев: Хотели меня комиссовать после ранения, но я уперся. Война-то еще не закончилась! Съездил в отпуск домой, к матери, а потом прибыл в Новосибирск — снова проситься на фронт. И уже оттуда меня направили в Центр автобронетанковых войск — в Москву. Этот центр всех выписавшихся из госпиталей танкистов распределял. Казармы у метро «Сокол» стояли, недалеко от Окружной железной дороги. Там мы и ждали нового назначения, и там же я встретил День Победы.

И тут вдруг начальству потребовалось три десятка офицеров-танкистов — фронтовиков, орденоносцев. Подошел — взяли. Начали нас тренировать. На гусеницы Т-34 надели специальные каучуковые накладки, чтобы они не так лязгали, не шумели и дорогу не портили. Гоняли нас крепко — каждый день примерно с часа ночи до пяти утра. Полных экипажей, конечно, не было, только механик-водитель и командир, остальные на параде не нужны. Учились держать дистанцию, соблюдать рядность, синхронно перестраиваться — тяжело это. Им тяжело, мехводам, а мы, командиры, учились только правильно в люках сидеть. Поэтому брали нас далеко не на каждую тренировку.

культура: Перед Парадом Победы сильно волновались?
Малышев: Перед боем никогда так не нервничал, как 24 июня 1945 года! Вот пробили куранты, Жуков встретился с Рокоссовским и объехал войска. Сердце колотилось как бешеное... А потом мы пошли как на одном дыхании. Мимо Мавзолея, там стоял Сталин, члены Политбюро, командующие фронтами. Зрелище — незабываемое. 

культура: На кинохронике-то Вас видно?
Малышев: А как же! Мой Т-34 идет в первом ряду, ближнем к Мавзолею, четвертым по счету. Если смотреть полную запись парада, не тот кусочек, что обычно показывают, меня там можно разглядеть. Хотя черты лица, конечно, сложно различить — нужно на большом экране кинохронику крутить, тогда все видно.

Здесь, на Красной площади, считай, война для меня и закончилась. Хотелось еще Родине послужить, но на Дальнем Востоке масштаб боевых действий был значительно меньший, а нас, офицеров-танкистов, оказалось слишком много. Началась демобилизация, и я вернулся домой, в Алма-Ату.