Анна АЛЕКСАНДРОВА

27.08.2022

Материал опубликован в июльском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Абрам Архипов не оставил воспоминаний. Вероятно, полагал, что главное он сказал своими картинами. Действительно, его произведения, например, яркие портреты крестьянок в красных сарафанах, до сих пор не оставляют зрителей равнодушными.

Он появился на свет в крестьянской семье. Его отца Ефима Пырикова рязанский помещик Сергей Чуфаровский сдал было в солдаты. Семье пришлось продать все имущество, чтобы вернуть кормильца домой. В итоге родители Абрама оказались разорены. Мальчик, как мог, помогал взрослым: пас скот, убирал сено. В книге Натальи Рождественской «Народный художник А.Е. Архипов» приводятся высказывания мастера о своем трудном детстве: «жили грязно и бедно», «под сенями свиньи жили», «зимой в избу мелкий скот кормить гоняли, и телят в ней от холода держали».

Интерес к рисованию будущий живописец проявил рано, и препятствий в этом родители ему не чинили. Однажды в село, где находилась школа, в которой учился Абрам, приехали иконописцы. Среди них был вольнослушатель Московского училища живописи, ваяния и зодчества по фамилии Зайков, который уговорил Пырикова-старшего отпустить сына на учебу в Москву.

Осенью 1876-го юноша уехал в Первопрестольную, а в августе 1877-го подал прошение о приеме в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Поступавший туда в одно время с Абрамом земляк Василий Ликин впоследствии вспоминал: «Я со своим отцом пришел в канцелярию... Здесь я встретил мальчика моего возраста, 15–16 лет, тоже с отцом. Как сейчас вижу этого белокурого мальца, подстриженного в кружок и одетого в деревенскую поддевочку коричневого цвета. Мы перезнакомились, т.е. начали разговаривать. Оказалось, что эти наши новые знакомые тоже, как и мы, из Рязанской губ. Мой отец, хотя и крестьянин, но ремесленник, а не пахарь, и поэтому одет был, хотя и в очень длинный, почти до пят, но все-таки сюртук, а отец моего нового товарища был одет совсем по-деревенски, как и мальчик, в поддевку. Фамилия этого мальчика была Пыриков. Эту фамилию по недоразумению носил Архипов в течение 4-х лет... Нас допустили до экзаменов в класс гипсовых голов. Рисовали мы Антиноя с наклоненной курчавой, как шерсть барашка, головой. Несколько скучающих на нашем экзамене преподавателей безучастно посматривали на нашу пачкотню. Но вот С.И. Иванов, преподаватель скульптуры, взял у Архипова рисунок и обратил на него внимание других своих товарищей-преподавателей... Я слышал, как Иванов спрашивал Архипова — у кого он учился. Рисунок издалека мне было видно, и я заметил, что довольно интересно тронуты были черными пятнышками гипсовые кудри Антиноя».

Несмотря на трудности на экзамене по математике, в училище Абрам поступил — блестящий рисунок искупил все промахи. Его наставниками стали Василий Перов, Владимир Маковский, Василий Поленов. Первые жанровые работы молодого художника напоминают произведения этих мэтров. К примеру, на картине «Пьяница» изображен мужик, который очень внимательно (даже трепетно) наблюдает за переливающей водку в полуштоф женщиной. Картины Архипова имели большой успех. Игорь Грабарь вспоминал, как однажды пришел к нему в гости с другом Дмитрием Щербиновским: «Мы нередко захаживали к «Архипычу», как его звали в шутку, и эти посещения мне особенно памятны. Я впервые был в мастерской художника, у которого две картины уже висели в Третьяковской галерее — «Пьяница» и «Слепой старик», а на мольберте была уже новая — «Посещение больной», вскоре также купленная Третьяковым. Правда, настоящей мастерской у него не было... он просто снимал небольшой номер, в котором целыми днями работал, если бывал в Москве, а не у себя на родине, в рязанской деревне. Я знал тогда от учеников Училища живописи, что пьяница на третьяковской картине — не кто иной, как его отец, и что вся картина писана с натуры, в его деревне».

В 1884 году получивший две серебряные медали Абрам уехал в Петербург, где поступил в Императорскую академию художеств. В ее стенах провел около полутора лет: программа обучения показалась ему косной, малосодержательной. Вернувшись в Москву, попросил, чтобы его вновь зачислили в училище. Просьба была удовлетворена, и в 1887 году Архипов успешно окончил МУЖВЗ, а заодно удостоился большой серебряной медали за полотно «Две старушки».

В 1889 году он впервые участвовал в организованной передвижниками экспозиции. Выставочный год оказался успешным: почти все показанные работы были куплены коллекционерами, а имя дебютанта появилось в прессе. В 1890-м 27-летний художник представил на суд зрителей одну из самых удачных своих картин — «По реке Оке», произведение, ознаменовавшее новый этап в творчестве: живописец наконец-таки выработал собственную манеру, отличающуюся широким, свободным мазком. О данной работе известный критик Владимир Стасов отозвался так: «Вся картина писана прямо на солнце, это чувствуется сразу по каждой тени и блеску, по всему чудесному общему впечатлению; из сидящих на барже людей четыре бабы — просто великолепны по бесконечно правдивым позам, в которых они, праздные, усталые и унылые молча сидят на своих тюках».

Наталья Рождественская писала: толпившиеся возле этого полотна художники встретили подошедшего к ним автора аплодисментами, а главный русский меценат еще до начала работы экспозиции приобрел «По реке Оке» в коллекцию. Об этом некогда поведал искусствовед Виктор Лобанов: «Зоркий и жадный до первоклассных, музейных произведений П.М. Третьяков, конечно, не мог рискнуть дождаться появления законченной вещи на Передвижной выставке и купил ее в мастерской художника, куда чуть ли не ежедневно заходил и следил за тем, чтобы Архипов «не испортил картины».

— А у Вас, кажется, этого не было, — часто, с дрожью и испугом в голосе, спрашивал собиратель у Архипова, увидав какое-нибудь новое пятнышко или новый мазок на картине.

А появление новой фигуры мужика с веслом, которого в первом варианте «На Оке» не было, повергло П.М. Третьякова даже в некоторый ужас, от которого он окончательно избавился, только уже увидав картину на выставке».

Раздавались голоса и тех, кто выражал иные мнения. Так, выступавший под псевдонимом Сергей Глаголь художник Серей Голоушев заявил, что в произведении «нет одухотворяющей мысли. Это тоже скорее этюд, а не картина, но зато какой этюд?! И все-таки хочется видеть эту силу таланта, приложенную к выражению идеи человеческой мысли, а не к одному только копированию натуры».

В 1890-е живописец создал немало полотен, отразивших печальные явления русской жизни. Одно из них, «По этапам», изображало ссыльных. Об истории создания художник Сергей Виноградов рассказывал: «Как-то на днях получил письмо от А.А. Киселева — пишет, что Абраша въехал в Москву, и в сегодняшнем письме и о работах его сообщает — воображаю, что это за чудеса! Жил он в Нижнем и писал этюды «рыночной рвани», как говорит Киселев. Этюды превосходны. По ним теперь пишет он большую сравнительно картину к Передвижной — но картину еще не показывает».

Одна из лучших картин Архипова «Прачки» (ему позировали те, кто работал в прачечной у Смоленского рынка) была написана в двух вариантах. В первом на переднем плане изображена женщина, стирающая в корыте белье. Во втором вместо нее видим уставшую, присевшую отдохнуть прачку. Художник решил изменить композицию после того, как посетил прачечную: «Я увидел, что все совсем другое, чем то, что видел в первый раз: увидел старую женщину, она и сбила меня с толку — устала она ужасно, спина болит, села отдохнуть — это более выразительно... Все живописно — пар клубится, усталость старухи...».

В итоге именно второй вариант картины полюбился зрителям. Хвалила художника и пресса. «Петербургская газета» писала: «Кто бывал когда-нибудь в мансардах, где проживают прачки, дышал их воздухом, пропитанным наполовину сыростью, наполовину паром... тот поймет, насколько верно художник изобразил картину прачечной».

Сергей Дягилев, критикуя опубликованную в «Новом времени» заметку, не удержался от укола в адрес художника: «Размашистая, сильная картина Архипова («Прачки») имеет, конечно, не то «нравоучительное» значение, которое поспешило придать ей сердобольное «Новое время», горюющее о бедных прачках... Я полагаю, что Архипов был очень далек от подобных всхлипываний, когда с шикарной техникой... писал свой блестящий, быть может, чуть-чуть черный, но красивый этюд».

Вскоре в творчестве Абрама Ефимовича произошел перелом, вследствие которого мастер отдалился от передвижников. Поводом послужила поездка в 1902 году на Русский Север. Художник вспоминал: «Когда я впервые увидел Белое море, я почувствовал, что попал как бы опять на родину; так близко, так знакомо было все, что развернулось передо мной». Потрясенный красотой тех мест, он ездил туда в течение десяти лет почти каждое лето, исследуя малонаселенные территории. Порой экспедиции были смертельно опасными. Так, в годы русско-японской войны пьяная толпа чуть не утопила его в Северной Двине, приняв за японского шпиона. Тем не менее Север покорил сердце мастера. Архипов утверждал: «Было так хорошо, что хотелось бросить все дела, бросить живопись и только наслаждаться тем, что видишь, переживать эту слиянность с природой, ощущать иную жизнь, полную таких богатств, такой энергии и такой воли, которых уже не было во всем том, что в то время окружало меня в Москве». Вдохновленный художник создал полотна «Северная деревня», «Лодочная пристань на Севере», «На Севере».

В те же годы начал писать яркие, веселые, исполненные оптимизма портреты крестьянок Рязанской и Нижегородской губерний. Некоторые искусствоведы сравнивают данные работы с произведениями Филиппа Малявина, однако, по мнению Олимпиады Живовой, у картин этих авторов, в сущности, мало общего. У Архипова женщины «привлекают к себе простотой и естественностью позы, открытым лицом, веселым взглядом», а в «бабах Малявина поражает, прежде всего, темпераментность, стихийность, одержимость», их лица серьезны. Как бы то ни было, крестьянские серии стали знаковыми для обоих мастеров.

Архиповские полотна пользовались успехом не только в России, но и за рубежом: мастер активно участвовал в заграничных выставках. На выставке искусств в Мюнхене в 1909 году получил золотую медаль за этюд. В 1924-м во время знаменитой экспозиции русского искусства в Нью-Йорке пресса пришла в восторг от пяти его картин, хотя экспонировались там более 900 произведений 94 авторов. В том же году Россия после десятилетнего перерыва приняла участие в Венецианской биеннале. Комиссар советского павильона Петр Коган вспоминал, что первой купленной картиной была «Молодая хозяйка» Архипова. Позже иностранцы приобрели его «Лето». Обе вещи отошли Музею искусств в Генуе. В конце 1920-х полотна Абрама Ефимовича выставлялись в Японии и США.

Секреты мастерства он старался передать ученикам: с 1894-го по 1918-й преподавал в родном училище, в 1920-е — во ВХУТЕМАСе. Жил на Мясницкой, в бывшем доходном доме МУЖВЗ. Бывавший у него в гостях художник Александр Григорьев-Мари, отмечал: «66-й год художнику Архипову. Бодр, свеж, коренаст, плотен, почти отсутствие седых волос».

Суммируя впечатления и мнения тех, кто его знал, Живова в своей книге рассказывала: «Работал он замкнуто. Писал не всегда легко. Временами трудно и сложно добивался нужного. Не выходило — бросал, уничтожал. Показывать картины раньше времени не любил, ссылаясь на то, что все еще у него не закончено, что все написанное пустяки, не стоящие внимания. Был самолюбив и щепетилен. А.А. Рылов говорил, что на выставках до самого вернисажа щиты для его картин были пусты и заполнял он их после всех».

Перед смертью художник сжег произведения, качество которых ему не нравилось, предоставив зрителю возможность вести мысленный диалог лишь с признанными шедеврами.