Дарья ЕФРЕМОВА

19.04.2018

21 апреля исполняется 260 лет со дня рождения Арины Родионовны, друга и няни Александра Сергеевича Пушкина. «Культура» побывала в деревне Кобрино Гатчинского района — именно там располагается единственный в мире музей, посвященный ей.

Воплощение русской музы

Адресат стихотворений «Подруга дней моих суровых», «Зимний вечер», «Наперсница волшебной старины», а по образному выражению Владислава Ходасевича, «воплощение русской музы». Веселая, работящая и приметливая «служилая женщина» Иринья стала олицетворением настолько мощного и яркого феномена, что Достоевский в 1860-е риторически вопрошал: «...Грустно и смешно в самом деле подумать, что не было б Арины Родионовны, так, может быть, и не было б у нас Пушкина. Ведь это вздор?.. А что, если и в самом деле не вздор? Вот теперь много русских детей везут воспитываться во Францию; ну, что, если туда увезли какого-нибудь другого Пушкина и там у него не было бы ни Арины Родионовны, ни русской речи с колыбели?»

Вопросы, которыми задавался Федор Михайлович, витали в воздухе. Что первично: таланты, превратившие красивую, витиеватую, но во многом подражательную русскую словесность в большую литературу, или их «наставники» из народа, сохранившие колоритное просторечие, меткий юмор, фееричный сказочный сюжет? По большому счету спорить было не о чем. Крепостные няньки-мамки оказывались настолько близкими к своим воспитанникам, что «феномен Арины Родионовны» очень скоро перестал быть чем-то из ряда вон выходящим. И вот уже Лев Толстой в повести «Детство» с теплотой рассказывает о «редком, чудесном создании» Наталье Савишне, Тургенев раскрывает в «Дворянском гнезде» образ Агафьи Власьевны...

«Слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; она — единственная моя подруга, и с нею только мне не скучно...» — писал Александр Сергеевич брату Льву. О том, что поэт любил свою «дряхлую голубку» особой «своеродственной» любовью, говорили все его биографы. «И в годы возмужалости, и в годы славы мог беседовать с нею целыми часами», — замечал Павел Анненков.

Столбовая крестьянка

В год рождения поэта Арине было чуть за сорок. К тому моменту нянюшка занимала особое положение среди дворни: заслуженная «старушка», «столбовая» крестьянка. Ценили настолько, что в подмосковной усадьбе Большие Вяземы, где семья проводила лето, ей отводили постоянное пристанище в одном из благоустроенных флигелей, рядом с детьми. От этого соседства выигрывали, конечно, обе стороны...

— Пушкин был далеко не первым воспитанником Арины Родионовны, — рассказывает заведующая музеем «Домик няни А.С. Пушкина» в Кобрино Наталья Клюшина. — В 1792 году Марии Алексеевне Ганнибал понадобилась кормилица для племянника, сына ее родного брата Михаила Алексеевича Пушкина. Жили они на мызе Руново, принадлежавшей когда-то Абраму Петровичу Ганнибалу и перешедшей по наследству к Надежде Осиповне. Вскоре «прекрасная креолка» вышла замуж за Сергея Львовича Пушкина, у них родилась дочь Ольга. И снова не обойтись без Арины...

Бревенчатая изба с русской печью, в которой сейчас располагается музей, подарок Марии Алексеевны Ганнибал — в знак благодарности за верную службу.

— Собственное жилье для крестьян — роскошь по тем временам необыкновенная, — продолжает собеседница. — Ютились по две-три семьи под одним кровом, как говорится, в тесноте, но не в обиде. Так же было и с Ариной. Обвенчавшись с Федором Матвеевым, она переехала из Суйды в Кобрино. Молодожены подселились к Онисию Галактионову и Ефросинье Андреевой, имевшим четырех детей...

Мутовка-плутовка

Колоритный народный мир в «Домике няни» не то чтобы встречает гостей — прямо с порога затягивает в свое пространство. Березовые веники и засушенные травы свисают с потолка в сенях. На стенах лубочные картинки XVIII века: Бова-королевич и князь Гвидон, богатырь Еруслан Лазаревич, царь Салтан, Баба-Яга. Наличествуют «разбитое» корыто и скатерть-самобранка, вышитая русскими пословицами.

Но самое потрясающее в экспозиции, созданной в 1950-е сотрудниками Пушкинского дома, предметы старинного быта, в назначении которых без экскурсовода не разберешься. Например, «зыбка» — приделанная на пеньковых веревках к потолку скамейка с круглой дыркой посредине. Вариант младенческого манежа. А вот привычные нам люльки считались шиком. Когда в доме несколько малышей, а места мало, люлек всюду не навешаешь — поэтому новорожденные чаще всего спали в обычных деревянных корытах.

Или напоминающий вилку трехзубый светец: в отверстия вставляли лучину, а рядом водружали чан с водой — чтобы отлетевшая искра не стала причиной пожара. Запоминается и первый отечественный «миксер», мутовка, — палка с пятью кривыми рогатулинами на конце, упоминавшаяся премудрым пескарем: «Жизнь прожить не то, что мутовку облизать». Штуковиной взбивали масло, а чтобы проверить исправность приспособления, не знающие цифр крестьяне читали считалку: «мутовка-плутовка-мутовка». Если заканчивалось на «плутовку», утварь выбрасывали.

Впечатляют и детские игрушки: пеленашки, крупенички, столбушки, перевертыши. Последние, видимо, предназначались отроковицам в назидание: тряпичная куколка изображала красну девицу с тремя косами, символизировавшими холостой и замужний статус (девушки, как известно, ходили с одной косой, женщины — с двумя). Поднимаем юбку, переворачиваем: а там сморщенная старушка в сером рубище. Особая гордость музея — льняная сума из домотканого полотна. По преданию, вещь самой Арины Родионовны...

Треть избы занимает печь. На ней спали, в ней готовили и даже парились — баню могли себе позволить люди исключительно зажиточные.

— Арина Родионовна была великолепной кухаркой, — замечает Наталья Клюшина, — на Рождество готовила гуся с яблоками, на Масленицу пекла традиционные розовые блины (в тесто добавляла сок свеклы, сахар был дорогим удовольствием). По заказу Александра Сергеевича делала яблочный пирог. Варенье у нее всегда на столе стояло. Воспитанник любил крыжовенное, «царское».

Впрочем, кухарничать в своей печи нянюшке доводилось нечасто. Да и в собственном доме она прожила всего-то три года. Отправилась с Пушкиными в Москву. Жить в провинции было не престижно, да и Надежде Осиповне хотелось бывать в свете. Арине предложили вольную, но та отказалась. Убедила барыню, которая снова ждала ребенка, взять ее с собой.

Старушка все расскажет, меж тем как юбку вяжет

Об Арине Родионовне известно не так уж много. Ее образ и биографию собирают по крупицам, основываясь на письмах, стихотворных портретах, рассказах, иногда и домыслах.

Русская муза родилась в деревне Суйда: третий ребенок в семье Лукерьи Кирилловой и Родиона Яковлева. Крещена Ириньей. Ариной сделалась позже — так ее стали называть дамы Пушкины-Ганнибал. Они, как и бригадирша Ларина, имели обыкновение величать Полиною Прасковью и Селиною Акульку. Молодой кормилице это понравилось: «Арина» красивее. Фамилии у крепостной крестьянки, конечно же, не было: Яковлевой (по отцу) или Матвеевой (по мужу) ее сделали пушкинисты XX столетия. А в документах, церковных книгах, исповедальных записях и ревизских списках значилась все больше под номерами: среди дворовых людей господина генерал-аншефа Абрама Петровича Ганнибала Иринья, шести лет, № 62.

Ее отец, Родион, умер, когда девочке не исполнилось десяти. На руках у матери осталось семеро детей. Так что отрочество и юность «наперсницы волшебной старины» прошли в трудах и нужде, однако тяжелая работа не сделала ее унылой. Современники вспоминали, что пушкинская нянька была девкой бойкой: первая певунья на деревне, заводила на всех посиделках. Замуж вышла по тогдашним представлениям поздно, в 23 года. «Отроку» Матвею и вовсе было 25.

Так что, описывая женскую долю Филипьевны седой, няни Татьяны Лариной, («Так, видно, бог велел. Мой Ваня / Моложе был меня, мой свет,/ А было мне тринадцать лет»), Пушкин исходил из стереотипа о крестьянских браках. Арина в этих вопросах не была склонна к откровенности. Все отшучивалась. «Кто-то спрашивал у старухи: по страсти ли, бабушка, вышла ты замуж. — По страсти, родимый, — отвечала она. — Приказчик и староста обещались меня до полусмерти прибить. В старину свадьбы, как суды, обыкновенно были пристрастны», — обозначено в черновике с примечанием к XVIII строфе третьей главы «Евгения Онегина».

Гадают и о ее характере, и сказительском таланте. Известный советский фольклорист и этнограф Марк Азадовский, пытавшийся в тридцатые годы «воссоздать образ» Арины Родионовны и установить в какой-то мере объем и характер ее репертуара, пришел к выводу: «Она была не просто няней-рассказчицей, но выдающимся мастером-художником, одной из замечательнейших представительниц русского сказочного искусства».

Примерно то же самое сформулировал и ее воспитанник, только в стихотворной форме: 

Мастерица ведь была
И откуда что брала.
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!..

Замечателен и другой портрет, шутливый и жизненный, написанный вскоре после выпуска из Царскосельского лицея во время отдыха в Михайловском:  

Газеты собирает
Со всех она сторон,
Все сведает, узнает:
Кто умер, кто влюблен,
Кого жена по моде
Рогами убрала,
В котором огороде
Капуста цвет дала,
Фома свою хозяйку
Не за что наказал,
Антошка балалайку,
Играя, разломал, —
Старушка все расскажет;
Меж тем как юбку вяжет. 

Николай Языков, навещавший поэта в михайловской ссылке и познакомившийся там с няней, оставил такую зарисовку: «Она была ласковая, заботливая хлопотунья, неистощимая рассказчица, порой и веселая собутыльница».

Бова-королевич и Еруслан Лазаревич

Пушкин записал семь замечательных сказочных сюжетов с ее слов в годы михайловской ссылки. Среди них — сказка о Бове-королевиче и Еруслане Лазаревиче, пленившая его еще в детстве: «В глуши лесной, средь муромских пустыней /Встречал лихих Полканов и Добрыней,/ И в вымыслах носился юный ум...» Цикл финских чародейств послужил основой для поэмы «Руслан и Людмила». Арине Родионовне мы обязаны сказкой о царе Салтане и, конечно же, историей Попа и работника его Балды. Текст, созданный в Болдино осенью 1830-го, максимально приближен к манере нянюшкиной речи:  

«Да вот веревкой хочу море морщить
Да вас, проклятое племя, корчить».

Беса старого взяла тут унылость.

«Скажи, за что такая немилость?»
«Как за что? Вы не плотите оброка,
Не помните положенного срока...»

Первым слушателем стал Николай Гоголь. «Сказки русские народные, совершенно русские... Одна даже без размера, только с рифмами и прелесть невообразимая», — делился он впечатлениями с одним из своих корреспондентов.

«Няня моя уморительна, — позже напишет Пушкин Вяземскому. — Вообрази, что семидесяти лет она выучила наизусть новую молитву о «Умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости», молитвы, вероятно, сочиненной при царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом».

Арина Родионовна умерла «на службе» — в Петербурге, в квартире Ольги Сергеевны. Та против воли родителей вышла замуж за историка Николая Павлищева. Вызвала к себе из Михайловского уже очень пожилую няню — для моральной поддержки и устройства бытовых дел. В дорогу старушка отправилась в начале марта 1828 года, еще по зимнему пути. Заболела.

Пушкин на ее похороны не успел. Но тосковал по ней долгие годы. «В Михайловском нашел я все по-старому, кроме того, что нет в нем няни моей и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу», — напишет он семь лет спустя жене.