Рембрандт из Рязани
15.08.2017
155 лет назад родился художник Абрам Архипов. Принадлежавший кругу передвижников — обличителей социальной несправедливости — он прославился работами совсем иного рода: жизнерадостными портретами крестьянок, сделанными в неспокойные 1910–1920-е. Традиционный цвет русского костюма, алый, в его картинах отсылал к празднику, а не к крови, пролитой в сражениях Первой мировой, революции, Гражданской… Да и сама биография мэтра была на редкость мирной, если бы не финальный трагический жест: смертельно больной, он уничтожил ряд произведений, которые посчитал неудачными или незавершенными.
Уроженец Рязанщины, Абрам Архипов получил первые уроки мастерства у провинциальных иконописцев. В 1877 году отец, накопив денег, отправил талантливого подростка в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Художник Михаил Нестеров, тоже поступавший в МУЖВЗ, вспоминал о встрече на экзамене: «Впереди меня сидел деревенский паренек в коричневой, отороченной широкой тесьмой поддевке, с волосами на затылке, подбритыми в скобку, в сапогах со сборками… Он отлично делал свое дело. Я был восхищен его рисунком, да и другим он нравился. Это был крестьянин Рязанской губернии — Пыриков. Позднее, когда Пыриков был принят в головной класс, оказалось, что это его прозвище, а фамилия его Архипов, зовут его Абрам, по батюшке Ефимович — будущий известный художник».
В училище юноша учился ремеслу под руководством Перова, автора жестких обличительных полотен, и оптимиста Поленова. В 1891-м Архипова приняли в Товарищество передвижных художественных выставок. Выходившие из-под его кисти произведения рассказывали, как и было принято, о пороках общества. Это касается и знаменитых «Прачек», существующих в двух вариантах: один создан в конце 1890-х, другой, более популярный, — в 1901 году. На втором полотне автор изобразил фигуру старухи, застывшей в какой-то жалкой, безнадежной позе: эту женщину он увидел за работой неподалеку от Смоленского рынка.
В 1894-м Абрам Ефимович возглавил натурный класс родного училища, преподавал до 1918 года. В число его воспитанников попал Сергей Герасимов, впоследствии — академик и первый секретарь Правления Союза художников СССР. Он вспоминал о бесконечном терпении учителя, не выносившего лишь одного: когда у студентов обнаруживались плохо промытые кисти. («Кисти, — говорил он, — это для художника все равно, что пальцы или нервы!..») А талант наставника сравнивал с гениальностью Рембрандта. Сам же Архипов особо ценил другого учащегося — Бориса Григорьева, впоследствии покинувшего Россию: «Ему не нужны ни деньги, ни комплименты, ни мишурный блеск. Слишком крупное у него дарование. У него был зоркий глаз, он умел видеть интересное и важное. Я своих учеников не очень-то баловал похвалами, чтоб не зазнавались, но Борис Григорьев был в числе самых любимых и знал об этом. Я журил его подчас то за кубизм, то за суженность его тематики: всё столичные трущобы, дамы полусвета, кабаки… Но талант!»
После путешествия на Русский Север художник увлекся крестьянской темой, которая принесла ему настоящую славу. Сыграли свою роль мода на «русскость», столь характерная для начала века, импрессионистская легкость кисти и декадентский привкус модерна. Публика прикипела к этим образам. Жена Луначарского, актриса Наталья Розенель, над чьим портретом в конце жизни работал Абрам Ефимович, воспроизвела на страницах мемуаров его возмущенный монолог: «Как это у нас быстро приклеивают всяческие ярлыки! Сомов — значит, бело-черное, веера, полумаски. Архипов — цветастые ситцы, широкоскулые бабы».
В отличие от многих творцов, живописец безболезненно пережил смену политического режима: одним из первых получил звание народного художника. И дело было не в умении приспосабливаться: неуживчивым «рязанский Рембрандт» оставался и при Советах. Розенель вспоминала, как живописца попросили переделать готовый портрет «всероссийского старосты» Михаила Калинина: мол, в официальном костюме выглядит слишком буржуазно. Архипов категорически отказался: правда — реальная и художественная — была превыше всего: «Что ж, они не понимают сами, что ли, ведь и фон, и вся цветовая гамма картины, и колорит лица — все меняется от цвета и формы одежды. Другие складки на шее, другие блики на щеках, даже глаза другие… А главное, ведь Калинин так одевается в жизни, когда беседует с «ходоками» из деревень, с рабфаковцами или с наркомами. Почему же на моем портрете он должен быть «ряженым»? Зачем нам эта демагогия? Ничего не буду менять!»
Работал несговорчивый художник медленно, не желая показывать неготовые картины. За легкими мазками — почти как у Коровина — скрывался ежедневный труд, продиктованный перфекционизмом.
Возможно, именно желание совершенства заставило его незадолго до смерти уничтожить неоконченные холсты. Не дождалась своего портрета и Наталья Розенель.
