Михаил БУДАРАГИН

07.06.2016

80 лет назад началась долгая и славная история «Союзмультфильма». Невероятная популярность, десятки легендарных картин, сотни полюбившихся героев — таковы достижения киностудии, едва не загубленной в 90-е. Отечественная анимация ныне пусть медленно, но восстанавливается, пришла пора сделать новый шаг: чтобы и на современных лентах выросли поколения благодарных зрителей.

Мультфильм — материя сложная, и советская классика данного жанра доказала это более чем убедительно. Если подходить к анимации со взрослыми мерками, то сразу понятно: все, представленное на экране, — выдумка. Любая художественная книга, даже «основанная на реальных событиях», — в той или иной мере условность, и в романах Льва Толстого все было «не так, как на самом деле», а уж мультфильм — это обман вдвойне. Однако ребенок видит мир иначе: он одушевляет окружающее, творит из подручных материалов, превращая палку в меч, а Карлсона — в друга. Конечно, скажет скептик, ведро, надетое на голову, не становится боевым шлемом, и можно даже объяснить это мальчику шести лет, но где-то в глубине души он все равно будет считать, что взрослые ошиблись, спугнули превращение, исказили правду вымысла. Мультипликация как прием — обман, но как часть большой истории и великой культуры — ни в коем случае. 

Все победы советской анимации — от избытка, от бессчетного числа произведений, вписанных в одну систему ценностей: дети — не идолище, на которое мы молимся, обряжая его в тряпки и задаривая гаджетами, нет. Да, ценность «школьников младшего возраста» огромна, значение их, ничего еще не умеющих и мало в чем разбирающихся, невозможно выразить в двух словах. Ребенок служил материалом, глиной, чистым листом, из которого общество делало человека. И не абы какого, а настоящего, как в известной повести Бориса Полевого. 

Зритель, вспомнив «Ну, погоди!», усомнится, что все было именно так: мол, мультики и мультики, Волк бегает за Зайцем, что здесь такого? Современное состояние российской анимации хорошо объясняет: контекст всегда важнее даже выдающегося произведения. После провальных 90-х, когда всем было не до детей, а массовое кино просто импортировали из-за рубежа (что не означает, будто везли только плохое: чужое — да, и в этом суть), в нулевых началось возвращение мультипликации на большой экран: наряду с популярными картинами о трех богатырях и говорящем коне Юлии в свет выходили и авангардные произведения. В 2000-м «Оскар» за ленту «Старик и море» заслуженно получил российский режиссер Александр Петров, наследующий традиции Юрия Норштейна, автора бессмертного «Ежика в тумане». Индустрия способна производить разные картины для любой аудитории, так и должно быть: пусть простенькая «Маша и Медведь» соседствует с опять же почти оскароносной «Мы не можем жить без космоса» Константина Бронзита.

Сериалы, полнометражные ленты, короткие, но исполненные глубочайшей любви к своему делу мультфильмы — чего же больше, что еще нужно? 

Нужны высота и преемственность. Культура — не сумма добротных произведений и не три гениальных художника, а подготовленный читатель (в докнижную эпоху — слушатель), внимательный зритель и легко объясняемая даже ребенку логика развития общества. При соблюдении этих условий всякое лыко идет в строку. Так, в Средние века собор и карнавал не отменяли, а дополняли друг друга: был Бог, и был прах. «Ежик в тумане» и «Ну, погоди!» прекрасно соседствуют, потому что существуют в рамках непротиворечивого советского мироздания. Да, Волк — сомнительный тип, но это наш сомнительный тип, когда надо будет, перевоспитаем. Знаменитый мультфильм Юрия Норштейна очень сложен, однако у взрослых есть, говоря языком простых метафор, шифр для того, чтобы объяснить, что происходит на экране. Такова культура: она каждому находит свое время и место.

А вот к современному сериалу «Маша и Медведь» у родителей много вопросов: девочка ведет себя так, будто не вырастет вообще никогда. Огромный и немного нелепый Мишка постоянно попадает из-за героини впросак, то и дело берется учить ее уму-разуму, но всегда — бессистемно. Он и сам еще ребенок, пусть и большой. 

Советская преемственность предполагала, что дети — это люди, которым суждено стать взрослыми и занять место у станка, за прилавком или штурвалом самолета. Где будет место сегодняшних чад, не понимает вообще никто: как-нибудь само срастется, а пока давайте развлекаться что есть мочи. Когда ребенок бьет кота молотком по голове, как в диснеевском «Томе и Джерри», и уверен, что животное после этого встанет и побежит лакать молоко, в этом можно увидеть прекрасную метафору сегодняшнего детобесия: нет смысла ждать от маленького человека адекватного восприятия реальности, если взрослые сами давно запутались в том, что такое хорошо, а что такое плохо.

Культура детства как части взрослой сущности — хороша, сюжет о нем как о самодостаточном мире — плох, и тем хуже, что второе побеждает. Классные мультфильмы нуждаются в государственном финансировании, прокате, фестивалях, но пока мы не создадим новый контекст восприятия детства и отношения к нему, все усилия будут упираться в ребенка с молотком. Он все стучит и стучит по несчастной кошке, а мог бы мастерить из палки меч или сооружать на компьютере модель другой вселенной. 

Взрослые отдают ребенка экрану, чтобы передохнуть, и потому выбирают старые, союзмультфильмовские, которым доверяют. Беда в том, что больше нет той реальности, изменился контекст и спрятать подрастающее поколение в «Варежке» все равно не получится. Придется придумать новые высоту и преемственность, и хорошо, что отечественная анимация уже достаточно умна и мастеровита, чтобы включиться в эту работу.