01.06.2012
В 1955 году в повести «Золотая роза» Константин Георгиевич Паустовский описывал, как парижский мусорщик Жан Шамет изо дня в день просеивал пыль, собранную им в ювелирной лавке, чтобы добыть крупинки золота, а затем отлить из драгоценного металла розу и подарить своей воспитаннице — на счастье. «Каждая минута, каждое брошенное невзначай слово и взгляд, каждая глубокая или шутливая мысль, каждое незаметное движение человеческого сердца, так же, как и летучий пух тополя или огонь звезды в ночной луже, — все это крупинки золотой пыли. Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями, эти миллионы песчинок, собираем незаметно для самих себя, превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою «золотую розу» — повесть, роман или поэму».
Константин Георгиевич — наблюдатель. Внимательный, вдумчивый, стремящийся увидеть необыкновенное в обыденном. Наблюдатель даже в смысле художественном — его часто называли Левитаном в литературе. «Все зависит от пытливости и от остроты глаза. Ведь всем известно, что в самой малой капле отражается калейдоскоп света и красок — вплоть до множества оттенков совершенно разного зеленого цвета в листьях бузины или в листьях черемухи, липы или ольхи. Кстати, листья ольхи похожи на детские ладони — с их нежной припухлостью между тоненьких жилок», — живописал картину «Ильинского омута» Паустовский.
Советские литературоведы называли это «пассивно-созерцательным подходом», а про ранние произведения писали, что они «сохраняют черты мелкобуржуазного интеллигентского восприятия действительности». Однако повесть 1932 года «Кара-Бугаз», в которой стремление к преобразованию мира совпало с генеральной линией советской литературы, заставила критиков поутихнуть.
Для Паустовского революция равнялась строительству новой жизни, созиданию нового человека. Он романтически полагал, что все плохое уйдет, земля обновится, пустыни расцветут садами и люди станут жить необыкновенной жизнью. Именно поэтому он радостно встретил революцию, но уже в 1920-м написал в дневнике: «Такого глухого, чугунного времени еще не знала Россия. Словно земля почернела от корки запекшейся крови. Ухмыляющийся зев великого хама…»
В августе 1934 года 1-й Всесоюзный съезд советских писателей дал определение социалистического peaлизма как основного метода советской литературы. Пастернак уехал в Переделкино, отказываясь изменить свое «мировоззрение, не соответствующее эпохе», Мандельштам совершил отсроченное самоубийство, написав эпиграмму про кремлевского горца, Булгаков работал маленьким помощником режиссера во МХАТе, а «инженеры человеческих душ» строчили производственные романы.
Паустовский же выпустил в 1937-м малюсенький сборник рассказов о природе Мещерского края «Летние дни». «Но именно с этой книжки в русскую литературу вступил тот Константин Паустовский, которого узнает и полюбит вся читающая страна — великолепный мастер лирического письма, поэт подлинной красоты неброского пейзажа Средней России», — писал исследователь Михаил Холмогоров.
Возможно, «эмиграция» в Мещеру спасла не только творчество Паустовского, но и его жизнь. Это была оппозиция писателя, противопоставившего рамкам идеологии бесконечное разнообразие природы. «Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашел в лесном Мещерском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряженного труда», — написал он в «Повести о жизни».
Наверное, никто из русских писателей не понял природу так, как Паустовский. И природа ответила тем же, он тоже был понят и оплакан. Многие вспоминали, как в день похорон Константина Георгиевича в Тарусе вдруг налетели тучи, разверзлись небеса и небо заплакало. «Петухи взлетели на крыши, приветствуя шествие своими возгласами, яростно размахивая пестрыми крылами, — вспоминала пианистка Мария Юдина, — куры клохтали, гуси гоготали в полном трансе, собаки, кошки носились промеж толпы, силясь постичь непостижимое событие… Похороны состоялись не только как всенародные, но и было в них истинное вселенское величие Руси, хоронила Паустовского — вся тварь… всё творение Божие…»
Однако красивости в рассказах Паустовского не были, конечно, самоцелью. Главным для него было созидание Человека, ведь вдумчивый читатель становится соавтором рассказа и преображается под воздействием гармонического мира литературы. В 1944 году в статье «Город мастеров» Константин Паустовский пишет о том, что «детей надо вводить в мир больших идей, классических образов, во все разнообразие и богатство жизни». Идет война, а он — о детях! Идет восстановление разрушенного социалистического хозяйства, а он — о цветочках!
Герой Петра Мамонова из фильма «Пыль», почти потерявший человеческий облик, утверждал: «Мы ничто. Пыль. Атомы. Я могу вам это научно доказать». Человечество — это, конечно, пыль на старом буфете мироздания. Но подлинное искусство меняет цвет и содержание человеческой пыли. Она превращается в крупинки золота.