Людмила БУТУЗОВА, Ярославская область

29.06.2012

Лауреатами Госпремии РФ стали сразу три представителя ярославской глубинки: предприниматель Олег Жаров — автор проекта реконструкции и преобразования села Вятское, директор местного историко-культурного комплекса Елена Анкудинова и художник Николай Мухин.

Побывав в преобразованном Вятском, корреспондент «Культуры» увидела совершенно нетипичный для наших широт пример того, как можно зарабатывать на собственной истории, не разрушая, а создавая практически из ничего новую точку притяжения. Судя по количеству туристов (120 тысяч человек в год), русское село с его традициями и промыслами оказалось именно тем, чего многим не хватало.

Ярославля и Рыбинска, на самодельных столах раскладывают товар. Бывает многолюдно. Сегодня пятница, неурочный день. Залетел всего один коробейник, скучает у груды барахла. Покупателей нет.

— Да я так, заехал по старой памяти, — говорит продавец. — Раньше здесь хорошо было: багажник с галошами толкал за полчаса, за резиновые сапоги — народ в драку… У них грязь была непролазная круглый год, другую обувь не носили. А теперь босоножки спрашивают, на каблуке. Говорю: мать, тапки возьми, по огороду шлепать — самое то. Обижается: «Какой огород? У нас сёдня выставка, завтра концерт — гости понаедут, а я, что, как дура в тапках?» Дресс-код в деревне! Совсем помешались…

Дядя с досады сплевывает. То ли не нравится «дресс-код», похоронивший галошный бизнес, то ли не по душе вся новая жизнь в Вятском, сбившая жителей с пути истинного.

По отечественным меркам перемены здесь кардинальные и молниеносные. Не стоит даже упоминать асфальт, лавочки и урны, понатыканные через каждые пятьдесят метров, что избавило улицы от вековой грязи.

Не стоит, может быть, восхищаться и ночным освещением, которое вроде бы для красоты, но в первую очередь для того, чтобы и с наступлением потемок жизнь в селе не заканчивалась. Главное вот: за три-четыре года в центре села отреставрированы два десятка бывших купеческих особняков. В одних теперь — шесть музеев с уникальными экспонатами XVIII–XIX веков, в других — гостиницы, рестораны, музыкальный салон.

Часть отреставрированных домов обживают небедные люди, вполне способные прикупить себе виллу на Лазурном берегу Франции, а вовсе не в российской глубинке, до которой только из Ярославля тащиться 38 км, а от Москвы все триста.

— Я рад, что они здесь, а не там, — говорит о «понаехавших» Олег Жаров, предприниматель, единственный инвестор и автор проекта по возрождению села Вятское. — Кому-то интересно покупать «Челси» и яхты, но все больше тех, кто дорожит историей своего отечества, хочет осесть в родных краях. Значит, моя затея была правильной.

Еще он говорит, что делает из Вятского полную противоположность Рублевки. Там — резервация для избранных, с заборами и охраной. Здесь — открытая среда, равноправное сосуществование новых жителей с природой и коренным населением. Такие правила нельзя навязать, их или принимаешь, или тебе сюда не надо.

Жаров с женой Ларисой объявились в Вятском пять лет назад. Вовсе не инвесторами — простыми дачниками. Купили полуразрушенный купеческий дом. Могли бы заново отстроиться, дешевле бы вышло, но львы на фасаде, хоть и изрядно побитые жизнью, перевесили экономию. Потом, когда чуть обжились и осмотрелись, выяснилось, что старинных домов в селе 114, почти половина из них — памятники архитектуры, принадлежали когда-то известным вятским купцам и просто выбившимся в люди крестьянам.
(фото: Людмила Бутузова)
— Во мне проснулся дух исследователя, — рассказывает Жаров. — Кто они такие? Чем занимались? Почему Вятское осталось селом, если по архитектуре, по количеству общественных заведений и качеству жизни еще в XIX веке давало фору самому Ярославлю? Расспрашивал жителей, сидел в архивах, сопоставлял церковные книги… И вот как-то зацепило. Понял, что село надо восстанавливать, второго такого во всей России нет.
Отсчет своей родословной Вятское ведет с 1502 года, именно тогда оно впервые упоминается в документальных источниках как центр митрополичьей Вятской волости. Первоначально село было небольшим — три двора церковников и десять — пашенных крестьян, да в слободке за рекой Ухтомкой 17 дворов торговых и ремесленных. К началу XVIII века Вятское разрослось, здесь действовали две церкви, одна из них — Воскресенская, построенная на крестьянские деньги, в нормальном состоянии сохранилась и поныне, сумев избежать разрушения в годы советской власти. Прославилось село еженедельными базарами, куда съезжался торгующий люд со всей Ярославской губернии, а также из Питера и Архангельска. С середины XIX века в Вятском начинает активно развиваться огуречный промысел. Соленые огурцы сбывали бочками по 300 кг каждая, в иные годы общие объемы этого товара доходили до 10 тонн, а спрос на хрустящие огурчики был в разы больше. В чем секрет такой популярности?

— Вода, — говорит директор Музея русской предприимчивости Нина Мальцева. — Ее брали и сейчас берут из источника на 37 ключах, соль клали только неочищенную — бузун называется, ну и солили в деревянных бочках. Хранили тоже по-особому — в специальных погребах, а чаще скатывали в речку. Я еще застала те времена. А мама моя помнит, как артелями откупали железнодорожный вагон, загружали, везли в Архангельск и там расторговывались по очереди. Наш продукт всегда ценился: даже в советское время кило огурцов на Севере стоило рубль, а треска — 55 копеек.

Считается, что огуречный промысел не завял и поныне. Правда, возов и вагонов что-то не видно. Люди говорят: невыгодно стало с огурцами — труд адский, на базар не пробьешься, все места у мафии. Если кто и занимается, то только для себя. Даже не всем туристам хватает на пробу. Вон предприимчивый огуречник Иван Николаевич распродаст им последнюю банку — и все, пусть ждут нового урожая. Олег Жаров надеется переломить сельскую пассивность.

А ведь у вятских мастеров много чего было. Например, лучшие в Ярославской губернии телеги, колеса, молотилки, прялки, сани, деревянная посуда. Отхожий промысел был в крови у каждой второй семьи, на заработки уходили в Питер, там же, в артелях, обучали мастерству сыновей с 11–14 лет. Известно, например, что мужчины из рода Давыдовых и Постниковых традиционно становились кровельщиками, Ширкины и Садовниковы испокон веку клали печи. Среди вятских были целые поколения столяров, лепщиков (к слову, артель лепщиков взрастила скульптора Опекушина, в 1911 году он установил в селе памятник царю-освободителю Александру II). Из простых семей вышли уникальные таланты, умевшие починить и наладить механизм любой сложности. Один из них — Петр Телушкин — в 1831 году положил начало промышленному альпинизму, без всяких приспособлений, по веревкам поднявшись на шпиль Петропавловского собора в Петербурге, чтобы отремонтировать крыло Ангела. Город наблюдал за работой мастера, и, когда она была выполнена, прогремели аплодисменты. В Вятском сейчас открыт Музей ангелов — в память о подвиге отважного земляка.

В начале ХХ века в Вятском насчитывалось 160 дворов и 840 жителей, была бесплатная народная библиотека, земская больница, две богадельни, высшее начальное четырехклассное училище, семь трактиров, четыре пивные лавки, 26 лавок в домах с мануфактурой, бакалейными, мучными, галантерейными товарами, а также представительство акционерного общества «Зингер», торговавшее швейными машинками. Практически каждая семья в Вятском могла позволить себе такое чудо техники. В других селах Ярославской губернии о подобном и не мечтали. Лафа закончилось в 1917-м. Кого надо раскулачили и посадили, дома и капиталы экспроприировали, отходников загнали в колхоз, на место Александра II водрузили Карла Маркса. К тому времени, когда в село пришел Жаров, оно уже смахивало на Хиросиму после бомбежки:

— Я понял, что восстанавливать надо быстро, иначе лет через пять и остатки исчезнут. Поменял Маркса обратно на Александра II, нашел наследников, выкупил у них родовые руины и стал делать то, что мне теперь нравится больше всего.

Так появились музеи, рестораны и гостиницы, битком набитые антиквариатом. У Жарова своя политика: музейное пространство должно быть всюду, а не только в специально отведенном зале. Ни одной таблички типа «не садиться», «руками не трогать». Трогать можно все, в том числе шить на машинке, невзирая на ее столетний возраст, крутить музыкальную шкатулку Циммермана, хотя сейчас она стоит столько же, сколько иномарка среднего класса.

А вдруг испортят?

— Ничего такого не было ни разу, — говорит Жаров. — В нормальной среде даже агрессивный человек ведет себя по-другому. Но если что и случится, убирать экспонаты под стекло мы не будем. Они живые, принадлежали жителям села, находились в обиходе — зачем их прятать? Людям нравится, что можно «потрогать» эпоху, почувствовать себя в другом времени. Многие приезжают из Питера, из Москвы, отдают редчайшие вещи — «у нас они просто лежали, а у вас будут работать». Про местных я уже не говорю. Надо видеть, с какими чувствами они заходят в музей, где на стене портрет прадеда, кружевное покрывало от бабушки… Это меняет людей.

Но если честно, некоторым кажется, что превращать село в музей — не совсем правильная идея, своими деньгами Жаров мог бы распорядиться и как-нибудь по-другому.

Как, например?

— Ну построил бы нам какое-нибудь производство, да хоть ферму, — поделилась с корреспондентом продавщица сельпо. — Работать негде, трудоспособные жители ездят в Ярославль. А к нему в обслугу не каждый хочет...

Еще терзаются, что все выкупленные Жаровым дома принадлежат лично ему, хотя продавцы на Жарова не обижены — платил, не жадничая, сколько просили. Квартир теперь накупили в Ярославле, машин. А вот все равно — пусть бы была коллективная собственность, хоть и в разрухе.

Такие разговоры Олегу известны. Обижается:

— Я ни с кем заигрывать не буду, в том числе и с сельским хозяйством. Если оно стало не нужно государству, зачем оно нужно мне?

Если найдутся аграрные фанатики, говорит он, пусть приходят, в селе для этого есть вся инфраструктура. Но горизонт чист, а в самом Вятском из 1200 жителей две трети пенсионеров. У остальных либо городские профессии, либо работа в музейно-историческом комплексе, которая, собственно, и возникла благодаря бизнесу Жарова.

— Есть 2–3 процента жителей, с которыми мы не ладим, — подсчитал он. — Из тех, кому мало что интересно в жизни, кроме водки. Я терплю, потому что у них дети. Вот дети — наши союзники, бывают на всех мероприятиях, встречаются с известными людьми, которых большинство их ровесников видит только по телевизору, сами водят экскурсии. Им есть с чем сравнивать образ жизни родителей.

К слову, школа в Вятском обрела цивилизованный вид не без участия Жарова. В прошлом году на ремонт здания миллион рублей выделила область, и столько же лично от себя дал Жаров. На этом его партнерство с государством и заканчивается. Культурно-исторический комплекс в Вятском он строит без копейки бюджетных средств. Строго говоря, никто и не предлагал, но и он не нуждается. Демонстративно. Даже в добрых советах.

— О, это самое затратное, — смеется Олег. — Один раз меня запрягли в совет по туризму при губернаторе. Пришел пару раз: полдня убеждали друг друга, что туризм — это хорошо и его надо развивать. Заседал в комитете по экологии при торгово-промышленной палате — та же песня: экология крайне важна и т.д. Нет, ребята, это без меня.

Экологией доктор экономических и кандидат физико-математических наук Жаров занимается профессионально, у него довольно известная в Ярославле фирма по переработке промышленных отходов и строительству очистных сооружений. Прибыльное дело, доходы от которого, между прочим, позволяют создавать музеи, реставрировать купеческие особняки и вообще «делать красивую жизнь» в Вятском. Боюсь, что у вас закружится голова, но пятнадцать миллионов долларов в село уже вложено. Надо приблизительно еще столько же.

— Вятское я давно не дотирую, — говорит Жаров. — Комплекс уже два года приносит прибыль, и это меня радует больше всего: он востребован, люди сюда стремятся.

Сам за пять лет ни разу не был в отпуске, просто жалко времени на эти пустяки. Да и команда, похоже, такая же, иначе заданный темп не выдержать.

— Ага, — соглашается Жаров. — Все злые до работы. Почему? А большинство были уволены со своих прежних должностей, и, как правило, несправедливо: то начальству не угодил, то возраст предпенсионный, то слишком много знал. Я только таких обиженных и беру, они горы свернут.

В команде Жарова 170 человек, и ни в одном вроде бы не ошибся. Между прочим, профессиональная музейщица Елена Анкудинова, вместе с Жаровым получившая Госпремию за возрождение Вятского, по распоряжению губернатора Вахрукова была уволена из культурно-исторического комплекса Ярославля как плохой менеджер. Музейное сообщество было в шоке. Теперь, вероятно, в шоке сам губернатор.