Татьяна УЛАНОВА

09.06.2014

В 35-градусную июньскую жару, продираясь сквозь слепящий тополиный пух, спецкор «Культуры» совершила прогулку по Москве Людмилы Зыкиной. Из Черемушек, где она родилась и провела детство, до знаменитой высотки на Котельнической, где великая певица прожила больше сорока лет.

«Зыкиной надо родиться». Может быть, именно так будут объяснять ученикам преподаватели вокала феномен великой русской певицы. Слыханное ли дело — ведь она получила музыкальное образование только в 40 лет, уже будучи народной артисткой РСФСР. Божественный голос и природный слух Зыкиной достались по наследству, а обмануть генетику, кажется, еще никому не удавалось. Как признавалась артистка, пела она, сколько себя помнила. 

Канатчикова дача, Загородное шоссе, 2/II 

Утро. Пахнет сочным курником бабушки Васюты. Аромат разносится по всему дому, так что спать уже невозможно. Люся открывает глаза и сладко потягивается. На календаре — воскресенье...

Старые Черемушки — деревня, только в конце 1950-х вошедшая в черту Москвы... Воспетая Владимиром Семеновичем Канатчикова дача... И дивной красоты, от природы практически идеально круглый пруд Бекет... От бараков, построенных немцами, в одном из которых (Загородное шоссе, 2/II) жила Зыкина, не осталось и воспоминания. Даже большая часть речушки Чура (о ней спустя годы рассказывала Людмила Георгиевна) теперь спрятана в коллекторе. Когда-то здесь, в заводи, проверяла себя на прочность будущая певица — опустит ноги в воду и ждет, пока «пиявки впиявятся». Ко всем твари цеплялись, а к ней — нет...

Но так, к сожалению, вели себя только водные кровососы. Земные подобным великодушием не отличались. Испытаний за 80 лет жизни Зыкиной выпало немало. Особенно раздражало завистников и злопыхателей, что народная артистка «купается в бриллиантах». А она их просто носила. Журналисты и критики еще в 60-е годы стали называть Зыкину королевой русской песни. А какая же королева без драгоценностей? 

Сказал бы кто-нибудь обыкновенной девчонке из Подмосковья (папа работал на хлебозаводе, мама — санитаркой в больнице имени Кащенко), что она станет великой... Восприняла бы как неудачную шутку, ей-богу. Ни артисткой, ни певицей Людмила быть не хотела. Пела, да. Для души. Как все — дома. У мамы был чистый звонкий голос. Папа обладал прекрасным басом. А бабка Васюта — та просто сотни народных песен знала и могла исполнять часами. Когда умер дед и положили его во гроб посреди комнаты, вдруг завела плач, заголосила — Люся даже одернула бабушку: 

— Что ты? Как не стыдно?!

— Песней, милушка, любую тоску-печаль перескажешь, любой радости нарадуешься, — поведала внучке уже после похорон мудрая Васюта.

Спустя много лет Родион Щедрин расслышит в манере Зыкиной «отголоски старинных традиций русского сольного женского музицирования: наверное, что-то «зыкинское» было в голосах предков наших сказительниц, деревенских плакальщиц — эпическое спокойствие и какая-то щемящая, отчаянная «бабья» нота». А в далеком, не шибко сладком детстве, совсем не девичья мечта была у Люси Зыкиной. Тогда многие бредили небом. Имена Чкалова, Ляпидевского, Леваневского, Гризодубовой, Расковой были у всех на устах. А Люся, даром что заплетала косички, ни в чем не уступала мальчишкам. Играла в волейбол, футбол, в хоккей. Гоняла на велосипеде, после войны — на трофейном мотоцикле. Прыгала с парашютной вышки и с аэростата. И с гордостью носила значок ГТО первой ступени. В общем, смотрела в небо, мечтала стать летчицей. А вечером с мамой Екатериной Васильевной садилась на крылечко и пела: «Там, в степи глухой, замерзал ямщик...» 

Станкостроительный завод, улица Орджоникидзе, 11

В 1941-м отец Георгий Петрович ушел на фронт. Люся по ночам дежурила на крышах домов, за что спустя годы была награждена медалью «За оборону Москвы». Однако выживать на мамино жалованье санитарки и иждивенческую карточку Зыкиным становилось все труднее. Старшие подружки Людмилы предложили ей устроиться на завод. А там — засада: не хотят брать девчонку, ну совсем же дите еще! Упорство потом еще часто будет помогать Зыкиной в жизни — вытянувшись, как струна, и приподнявшись на носочки, Люся выпалила в домоуправлении: «Мне скоро 14!» (даже глазом не моргнула) и с заветной справкой отправилась на станкозавод имени Орджоникидзе. На производстве смышленую девчонку оценили быстро. Людмила овладела профессией, получила разряд. Работа у «токаря Зыки», как называли ее заводчане, спорилась. Даже пятерых мальчишек обучила. 

— Быть тебе, дочка, инженером, — говорил мастер. — Талант у тебя к этому явный.

Хотя инженером Людмила Зыкина не стала, почетным званием «Заслуженный орджоникидзовец» очень дорожила. И не раз потом приезжала на завод. Просто так. По зову сердца.  

— Мой отец, Николай Сергеевич, был на два года старше Людмилы Георгиевны, — рассказал «Культуре» Вячеслав Чикирев. — Их приняли в цех № 13, рабочие места оказались рядом. И им под ноги подставляли ящички, чтобы они могли достать до станков. Зыкина проработала на заводе около года, но успела написать статью в местную газету «Большевик Станкозавода» — как вносит свой вклад в Победу. А отец всю жизнь отдал заводу, был награжден Сталинской премией и званием Героя Соцтруда, стал гендиректором. Многие годы он дружил с Людмилой Георгиевной, она частенько бывала у нас в гостях и даже посвятила ему песню.

Сегодня от станкостроительного завода остался один цех. «Да и цехом-то это не назовешь, — вздыхает охрана. — Так, несколько фирм занимают помещение... Ну что удивляться? Разве только с этим заводом такое произошло?» С охраной не поспоришь. Но когда видишь огромнейшее здание, превращенное в гигантский базар (ТЦ, если угодно), то, мягко говоря, недоумеваешь: стране совсем не нужны станки?! Заводскую проходную с трудом найдешь... И только трамваи, привозившие сюда ранним утром рабочих со всей округи, звенят, как прежде: четырнадцатый, тридцать девятый. Тормозят на остановке напротив завода. А из вагонов выходить некому...

Психбольница имени Кащенко, Загородное шоссе, 2

В 1943-м вернулся с фронта отец Людмилы. Пришел инвалидом первой группы. И нагрянувшая было семейная радость вмиг обернулась очередным испытанием. Недоедание, недосыпание... Плюс учеба в вечерней школе (до войны Зыкина окончила только четыре класса), дежурство в госпитале. Она пела и аккомпанировала себе на гитаре. «На позицию девушка провожала бойца», «Синий платочек»... Раненые стали первыми настоящими слушателями Зыкиной. А потом пришла долгожданная Победа. И был большой концерт, в котором участвовала Людмила — активная участница кружка самодеятельности при больнице имени Кащенко. Очередную репетицию ее будущей творческой жизни даже Екатерина Васильевна оценила: «У нас свой хор Пятницкого». Малограмотная женщина, всю жизнь проработавшая санитаркой в больнице, но любившая русскую песню, знала о существовании заслуженного коллектива, и рассказывать, кто такой Владимир Захаров, ей было не нужно. Словом, напророчила Екатерина Васильевна...

Давным-давно, в одном из многочисленных интервью Людмила Георгиевна удивлялась: «Вот просят меня рассказать о себе, а что рассказывать? Ничего необычного в моей жизни не было — работала, училась, пела...» Судьба то уводила Зыкину от песни — то вновь возвращала. После войны Людмила занималась в кружке художественной самодеятельности при клубе Черемушкинского совхоза. И работала швеей в Кащенко.

— В те годы у нас существовали швейно-трудовые мастерские, в которых могли работать и местные жители, — рассказывает сотрудница больничного музея Марина. — Но, к сожалению, среди экспонатов нам не удалось найти ничего, что напоминало бы о Людмиле Зыкиной.

Может, оно и к лучшему. Для нас сегодня это любопытный факт зыкинской биографии. А тогда Людмила Георгиевна просто не привередничала. Работала, где придется. И лишь случайно, на спор, пошла на конкурс молодых вокалистов, организованный хором имени Пятницкого. «Иди, ты ж хорошо поешь!» — наставляли подружки. И обещали целых шесть порций мороженого. Отказаться от лакомства было невозможно — Зыкина рискнула. 

— В какой тональности будете петь? — спросил руководитель хора Владимир Григорьевич Захаров.

То, что человек может исполнять песни, не зная всех тонкостей музыкальной грамоты, композитор и представить не мог. Однако Зыкина спела и выше, и ниже. Как просили. И победила. Не в конкурсе — в жизни. Приобщение к русской песне произошло именно там, в хоре. Казалось, теперь не нужно искать работу — за любимое занятие обещали платить деньги. С Захаровым Людмила впервые побывала за границей — в Чехословакии. В 1947-м, на концерте, встретилась с Лидией Руслановой, чьи частушки и «страдания» заучила еще в детстве по патефонным пластинкам. И все бы хорошо. А судьба вновь выкинула фортель. Да еще какой...

Первая образцовая типография, улица Валовая, 28

В 1949 году умерла Екатерина Васильевна. Похоронили ее на Даниловском кладбище, недалеко от дома. Помянули, чем Бог послал. И вдруг Людмила поняла: не то что петь — говорить громко не может. Голос пропал, будто и не было. Ну все, решила, значит, не быть мне артисткой. И так горько ей стало, так обидно — что подруги-то скажут? Пока переживала, отец женился. В доме появились дети мачехи. Почувствовав себя чужой, Люся ушла из дома. Ночевала то у одной тетки, то у другой. Устроилась брошюровщицей в Первую образцовую типографию. Стала секретарем комсомольского бюро, втянулась в общественную работу. Начала понемногу забывать о карьере артистки. Но тут и голос вернулся. Позвал обратно в хор Владимир Захаров, однако войти второй раз в ту же реку Зыкиной не довелось. Зато в типографии самодеятельный хор организовала. 

— Вот ее рабочая карточка, — показывает сотрудница отдела кадров Жанна Борисовна. — Уже бы и выбросить давно надо было. Никому не нужны эти старые бумаги. От типографии здесь теперь только управление, площади арендуют фирмы и компании. А наше производство все в регионах.

На всякий случай фотографирую драгоценную реликвию. Не ровен час — и правда выбросят...

Сталинская высотка, Котельническая набережная, 1/15

Начиная с 60-х годов о Людмиле Георгиевне активно писали все газеты и журналы страны. Та эпоха была для нее очень значимой. Уже состоялась как певица — концерты на высшем уровне без ее участия не проходили. Получила престижную по тем временам квартиру в высотке на Котельнической. Купила «Волгу» и сама с удовольствием водила. Окончила музучилище имени Ипполитова-Иванова. Оформленный в 1980-е годы студентами и преподавателями красный альбом о творчестве знаменитой выпускницы и теперь бережно хранится в вузе и выдается строго по требованию. К слову, училась Людмила Георгиевна вместе с Аллой Борисовной, даром что разница в возрасте у них двадцать лет. Позже Зыкина напишет в своей книге: «Я всегда приходила в аудиторию впритык — уже была известной певицей, времени вечно не хватало. И Алла, когда меня видела, кричала на весь зал: «Всем встать, Зыкина идет!» 

О многом, что было позже, поклонникам Людмилы Георгиевны известно довольно хорошо. Вниманием царица русской песни не была обделена никогда. А уж в возрасте — тем более. Особенно когда наступила эра желтой прессы, вседозволенного ТВ. Смаковались любые подробности звездной жизни, а тогда в стране еще наличествовали звезды серьезного масштаба. Подсчитывали мужей и бриллианты Зыкиной. Обсуждали ее квартиры и дачи. Хотя в своих воспоминаниях она расставила все точки над i. Коротко и ясно. Что мужей было четыре и ни об одном слова дурного сказать не может, даже если ее бросали ради молодухи. Что больше квартиры на Котельнической любила дачу в Архангельском, где висели саморучно вышитые гладью копии известных картин и гобелены, где были разбиты грядки с укропчиком и морковкой, даром что правительственная дача диктовала другие условия существования — например, альпийские горки, как у соседей. (В скобках заметим: маленький домик на великой русской реке, что течет издалека долго, певица любила еще больше). Что детей не нарожала, потому что не хотела следовать примерам артистов, подбрасывающих родных чад нянькам. Что на самом деле главным делом ее жизни была песня. Настоящая. Русская. Без фонограммы. Которая и стала ее личным счастьем. Потому что набор: квартира в престижном доме, дача в правильном месте и сейфы, забитые бриллиантами, — сам по себе не способен сделать умного человека счастливым.  

Известный актер сказал мне однажды: «Артисту ум не нужен». Про певцов можно было бы сказать — им тем более. Казалось бы, главное — голос. А вот поэт Долматовский еще в 1970 году заметил: «Умно поет Людмила Зыкина! С первой же фразы она вводит нас в круг раздумий и переживаний столь глубоких и значительных, что исполнение песни становится некоей высшей формой беседы, сердечной и надолго проникающей в память». Так что те, кто сегодня морщит нос при упоминании фамилии великой артистки, просто не понимают: Зыкина одна. Другой такой не будет. Никогда.