Людмила БУТУЗОВА, Ульяновск

15.06.2012

На родине Ленина возрождается культ личности Обломова.

Родившийся в Симбирске Владимир Ульянов, впоследствии Ленин, казалось, навсегда изменил образ волжского города и затмил прочих знаменитых земляков.

Все они — от Карамзина и Гончарова до Керенского и Александра Матросова — находились в тени вождя мирового пролетариата. А уж когда на свет появился грандиозный ленинский мемориал, весь туристический поток направлялся только к этому объекту.

Времена меняются. И хотя жители не захотели возвращать городу историческое имя, любовь к былому кумиру уже не столь монолитна. Город все смелее претендует на неофициальный титул культурной столицы Поволжья, обратившись к своим знаменитым классикам и наводнив улицы забавными памятниками в честь белошвеек, пожарных, городовых и других обитателей старого Симбирска, включая букву Ё, которую тоже увековечили на набережной. Честно говоря, от малых архитектурных форм рябит в глазах, поневоле хочется свернуть к Ленинскому мемориалу, где все монументально — от входных дверей до членов семьи Ульяновых, которых изображали, по советским еще стандартам, в три человеческих роста.

Свернешь и окажешься на улице, состоящей из нескольких мемориальных домов. Вообще-то дома обыкновенные, а мемориальность обусловлена тем, что каждый от полугода до полутора лет арендовала семья Ульяновых, пока не обзавелась собственным жильем, и в каждом из этих съемных углов обязательно рождались братья и сестры Владимира Ильича. Мне приглянулся скромный двухэтажный особнячок с табличкой, что здесь появилась на свет Мария Ильинична. Вокруг не было ни души. Возникло подозрение, что все живые ушли в соседний дом, где родился, кажется, Дмитрий Ильич. Но и там в течение часа не наблюдалось никакого шевеления. Зато из «моего» дома вышли, наконец, две женщины, оказавшиеся смотрительницами, и уселись на порожках — погреться.

— В доме настоящий ледник, — сказала словоохотливая младшая. — А вы к нам? Третьей будете, два человека сегодня уже заходили.

Вход к Марии Ильиничне оказался платным. Я засомневалась, стоит ли мерзнуть за тридцать рублей. Плюс еще сорок, если буду фотографировать. Смотрительницы рассердились.

— Значит, к Гончарову пойдешь? — недобро спросила старшая. — А что он сделал-то? Один роман написал про Илюшку Обломова, а уж носятся с ним... А вот наш Илья Николаевич столько сделал — и ни одного доброго слова!

От испуга не сразу соображаю, кто такой Илья Николаевич. Ах, да, папа Ленина! Инспектор, а затем директор народных училищ Симбирской губернии.

Скажем прямо, не все гости города разделяют взгляды моих собеседниц на приоритет Ульянова перед Гончаровым. Сейчас редкий турист долетит до Ленинского мемориала, не полежав на «философском» диване Обломова в сквере Гончарова и не примерив обломовские тапочки, увековеченные в чугуне там же. В паре шагов — памятник писателю. В канун юбилея — в строительных лесах, укутанный пленкой. Многие паломники, подзабывшие, как выглядит автор популярного романа, считают, что на постаменте сидит Обломов. Ему же приписывают высеченное на диване изречение Гончарова: «Здесь я понял поэзию лени и буду верен ей до гроба, если только нужда не заставит взяться за лом и лопату».

— Лень бессмертна и на самом деле близка очень многим, — говорит заведующая музеем Гончарова Ирина Смирнова. Ей сейчас не то что прилечь — присесть некогда: в музее последние приготовления к открытию.

Реставрируемый памятник, установленный в Ульяновске еще в июне 1965 года, и аврал в старинном особняке, где Гончаров родился, — свидетельства близкого торжества. До недавнего времени в здании располагалась вечерняя школа, в исторической атмосфере рабочая молодежь постигала разумное, доброе, вечное. Последствия этого устраняются теперь на деньги двух бюджетов: российского, в рамках федеральной программы выделившего на обустройство гончаровского музея 99 миллионов рублей, и областного, раскошелившегося на 59 миллионов, не считая еще 30 миллионов, выделенных на музейное оборудование.

Научные сотрудники наперегонки с рабочими таскают по этажам старинную мебель, развешивают шторы и картины, натирают паркет и вообще суетятся так, будто нужда с лопатой наперевес им ближе, чем гончаровская «поэзия лени». Отчасти так и есть: средняя зарплата в Ульяновске — 11 тысяч рублей, в культуре и того меньше — 7 тысяч. Илья Ильич Обломов за такие деньги и пальцем бы не пошевелил, а они провернули целое дело, «вытащив» Гончарова из мемориальной комнатушки в краеведческом музее в законный родовой особняк.

Есть мнение, что если бы кому-то (молва называет модератором идеи губернатора Ульяновской области Сергея Морозова) не пришло в голову сделать Обломова брендом города, то возродить интерес к полузабытому уже Гончарову, а заодно и вернуть Ульяновску перекормленных Лениным туристов было бы непросто. Музейщики трактуют тему по-своему.

— Роман «Обломов» переведен в 46 странах мира, — говорит Ирина Смирнова. — Иностранцы стремятся на родину Гончарова, и каждый — заметьте, каждый! — говорит, что настоящий Обломов — это он. Вот каким «универсальным» сделал Гончаров своего любимого героя. Он у него мягкий, добрый и романтичный мечтатель, гурман жизни с «голубиным сердцем». На Западе, в обществе потребления, такие персонажи особенно востребованы.

Один из рабочих, зачарованный рассказом начальницы, бурчит: «И что нам эти иностранцы! У нас своих лодырей пол-России». Но трудолюбивые Штольцы еще со времен Гончарова, да что там — со времен царя Гороха как-то не очень впечатляют наш народ.

Барин Обломов, похоже, затмил славой своего литературного отца. Выставки, театральные фестивали, чтения и концерты, устраиваемые сейчас в городе, сплошь «обломовские», как будто других романов у Гончарова и вовсе не было. Правда, несмотря на хлопоты культработников, самые востребованные книги в ульяновских библиотеках — детективы «про ментов». Старых писателей, если и знают, то по любовно подобранным библиотекарями цитатам. Гончарову в этом смысле повезло: в его романах много характерных деталей из жизни Симбирска, нынешним ульяновцам это интересно. К слову, и Симбирск, где писатель родился, и нежно любимое село Архангельское, где он два года (1820–1822 ) учился в частном пансионе священника Троицкого, и Хухарево (Благовещенское), где, наезжая к сестре, наблюдал деревенскую жизнь, стали прототипами Обломовки — любимой родовой берлоги Ильи Ильича.

Желающих посетить «настоящую Обломовку» хоть отбавляй. Но Хухарево теперь находится в Республике Мордовия, за 215 верст от Ульяновска, и по некоторым сведениям, тамошний народ относится к Обломову без фанатизма, то есть не видит от него никакой пользы — даже дорогу в село строят с XIX века и всё никак. Второй прототип Обломовки — село Архангельское — считается навсегда потерянным для поклонников Ильи Ильича: в 50-е годы, когда строили Куйбышевское водохранилище, оно ушло под воду. Вследствие этих обстоятельств Обломовку безраздельно приватизировал Ульяновск. Каждый год осенью на набережной Волги сооружают игрушечную деревеньку с неизменным диваном в центре, наряжают Обломовым какого-нибудь дядю, и он вместе с народом пару дней веселится.

— Мы туда никогда не ездим, — говорит учительница из Архангельского Татьяна Михайлова. — У нас своя Обломовка, без комиксов. И не надо считать, что село бесследно утонуло. Остались несколько домов — ровесников Гончарова, живы старики, они помнят прежнюю жизнь… Мы с ребятами восстановили историю Архангельского с самого основания в ХII веке, «обломовские» места вычислили по роману.

Строго говоря, село Архангельское все-таки утонуло при строительстве Куйбышевского водохранилища. 600 человек жителей переселили на новое место, в полутора километрах от старого и оставили селу то же название. Трагедия, случившаяся с людьми, отодвигает на второй план другие исторические события.

— Вся жизнь в Волгу ушла, — еле слышно говорит старожилка села Мария Бульканова. — Вода уже сомкнулась, а храм будто кто снизу выталкивает. Колокольню тросом сдернули, пала она еще до затопления. Купола, кресты три дня держались…

Архангельское, похоже, было образованным и небедным. Михайло-Архангельскую церковь построили на народные деньги еще в XVIII веке, она не раз упоминается Гончаровым и в романе «Обломов», и у его первых биографов. Как и само село — чистое и привольное. «Кроме Обломовки в городе, Гончарову была знакома Обломовка деревня, — писал, например, биограф Ляцкий. — Село Архангельское с его простором степей, заливными лугами, множеством озер, оставшихся после разлива Волги, изобилием рыбы и пернатой дичи вполне можно назвать «благословенным уголком земли» подобно Обломовке».

В «благословенном уголке» накануне затопления еще сохранились развалины театра ХVII века и дворянской усадьбы Дурасова, на центральной площади села в окружении старого парка стоял фундамент пансиона для дворянских детей, где учился Иван Гончаров. На новую точку люди уходили голяком, захватив с собой только то, что можно унести на руках. Повезло тем, у кого были бревенчатые избы, тоже, к слову сказать, из XIX века. Бревна раскатали и перенесли в новое Архангельское, поближе друг к другу — получилась заповедная улица. Восемь домов сохранились до сих пор. В одном буквально на днях наследники поставили пластиковые окна.

— Расстроилась я до слез, — говорит учительница Михайлова. — Людям, конечно, нужны и новые окна, и другие блага цивилизации, но из села уходит гончаровский дух. Дети это понимают, спешат все сфотографировать, записать и запомнить.

Два года назад, в самую жару, Волга преподнесла старательным архангельским детям подарок. Она отступила на три километра, практически полностью обнажив старое село. Вся школа ходила в экспедиции собирать трофеи. Нашли много — от копейки 1812 года выпуска до столярного станка середины ХIХ века, причем в рабочем состоянии — умели обломовские крестьяне делать инструмент на совесть. Ухваты, чугунки, вилы, посуду считали на тележки, до школьного музея доехало штук двадцать.

А вот храм — нет, не нашли, как будто он покинул Волгу, оборвав архангельцам связь с прошлым.

— Как-то нехорошо стало на душе, — рассказывает председатель сельсовета Валентина Баклушина. — Собралось все село, сидим чернее тучи. И вдруг как озарило — надо строить новую церковь. Имя сразу пришло — Рождества Пресвятой Богородицы. За два года построили — на свои средства и, по-старому сказать, на субботниках. И все у нас пошло в гору.

Это так. В воспетой Гончаровым Обломовке — полный порядок с жильем, учебой, бизнесом и даже с ценами: сотка земли здесь зашкаливает за сто тысяч рублей, старая хата «обломовских времен» — три миллиона. Короче, Штольцев здесь явно больше, чем Обломовых. Но, как сказала Баклушина, «у нас свои любимые герои, и мы об этом не жалеем».

Про всероссийский недосып читайте здесь