«И грянет клич к объединенью»: что мы отмечаем 24 мая

Андрей САМОХИН

23.05.2021


Национальный праздник, связанный с именами святых Кирилла и Мефодия, появился в России давно. Не однажды возрождаясь из пепла забвения, он всякий раз через какое-то время ставился на рельсы официоза, после чего внешне тускнел, содержательно мельчал, обрастал бюрократическими лозунгами и формальностями, превращаясь в дежурно-ежегодную дату. Чтобы вернуть торжеству его истинную суть, кажется, надо снова ответить на старые вопросы: что значит для нас кириллица, на которой написаны и православные молитвы, и великая русская литература; существует ли в природе славянское единство, символом коего и должен быть этот день?

Память святых учителей Словенских Русская церковь чтит 24 мая. Многие слышали их имена в сочетании со словом «письменность», но что именно сделали для нашей страны ученые братья из византийской Солуни и почему мы торжественно отмечаем этот праздник, соотечественники в большинстве своем если и представляют, то очень смутно. Основная проблема в том, что простого ответа тут и нет...

Для Руси, которая во времена Кирилла и Мефодия еще не стала христианским государством, они как будто ничего специально и не предпринимали. Есть легенда о том, как «апостолы славян» крестили русичей в Киеве (при князе Аскольде), явив перед этим чудо с не сгоревшим в костре Евангелием, а затем дали нашим предкам те самые «аз», «буки», «веди». О том же сообщают и некоторые византийские хроники. Официально признанные источники свидетельствуют о создании братьями (конкретно — Кириллом, Константином-философом) в Великой Моравии азбуки для славян, но все равно остается вопрос: письменность была изобретена, что называется, с нуля, или «всего лишь» имел место перевод Евангелия и Апостола с греческого на уже существовавший письменный язык (модернизированный под алфавит эллинов)?

Ученые по сей день спорят о том, какая азбука лежала в его основе — глаголица или кириллица, хотя большинство специалистов склоняются к такой версии: Константин-Кирилл в 863 году придумал первую, а его талантливый ученик Климент Охридский позже переработал ее в более удобную кириллицу с большим количеством греческих букв.

Никем не оспаривается, что оба брата-просветителя претерпели гонения от немецких епископов, признававших в богослужении лишь латынь, что Кирилла и Мефодия поддерживал в их миссии папа римский Адриан II и что в итоге благодаря солунским подвижникам появилось общеславянское письмо (на Руси, в Моравии и Богемии говорили тогда примерно на одном языке), посредством которого можно было записывать сакральные тексты, вести частную переписку, создавать летописи и великие произведения литературы. В полной мере это проявилось в великорусской речи, и название «кириллица» (а не, допустим, «климентица») отразило историческую благодарность славян тому, кто принес им бесценный дар, неразрывно связанный с исповеданием Христа.

И вот что удивительно: не только оставшиеся верными кириллице и православию русские, сербы, болгары, но и давным-давно перешедшие на латиницу, окатоличенные западные славяне — чехи, словаки, словенцы, поляки — до сих пор чтут солунских братьев, считая себя наследниками их традиции. Дело тут не только в том, что Кирилл и Мефодий канонизированы в обеих конфессиях, — благодаря двум греческим просветителям ставшая уже почти фантомной общая славянская память в какой-то мере все еще сохраняется.

История праздника примечательна прежде всего тем, что берет начало в Древней Руси. Церковное почитание братьев известно с ХI века. Согласно месяцеслову, входящему и в Остромирово (1056), и в Архангельское (1092) Евангелия, 14 февраля отмечается память Кирилла, 6 апреля — Мефодия. В календарь была введена и общая для них праздничная дата — 11 мая (по ст. ст.).

Однако с XVII века майский день оттуда изъяли и на несколько веков о нем в нашей стране позабыли. Возрождение старинной традиции началось — исподволь — в XIX столетии. В 1825 году историк Михаил Погодин перевел и издал исследования чеха Йозефа Добровского «Кирилл и Мефодий, славянские первоучители» — первый серьезный труд об истоках славянской культуры в России. В 1835-м по указу императора Николая I в четырех университетах России появились кафедры по истории и литературе славян. Но в дальнейшем кирилло-мефодиевское наследие интересовало по большому счету только ученых. (Кстати, в Болгарии праздник национальной — читай: славянской — письменности впервые прошел 22 мая 1803-го.)

В 1860 году епископ Смоленский Антоний (Амфитеатров) в своем обращении к обер-прокурору Святейшего синода предложил чтить память святых Кирилла и Мефодия в более подобающем для христиан духе, вызвался составить новую торжественную службу и приурочить ее совершение в храмах к 1000-летию Руси.

Впервые такая служба была совершена 11 мая 1862 года в домовой церкви Московского университета. А через год, на тысячелетие создания славянской азбуки — уже в Успенском соборе Кремля и еще в сорока храмах Москвы. Подобные торжества прошли также в Петербурге, Киеве, Харькове, Полтаве, Белгороде и Петрозаводске.

В издаваемой Иваном Аксаковым газете «День» старый новый праздник был назван «залогом будущего духовного воссоединения всех славян и звеном, связующим разрозненных братьев». Иван Сергеевич и его единомышленники надеялись на то, что празднование скоро дойдет «до сельской церкви в самом глухом захолустье» и эти ручейки дружно вольются в общеславянское море. Но, как говорят в наши дни, что-то пошло не так...

С одной стороны, пространство торжеств медленно, но верно расширялось, а с другой — никак не удавалось сделать их государственными и всенародными. Собирались было воздвигнуть во имя святителей Кирилла и Мефодия храм — не построили. Учредили в 1869 году Кирилловскую премию, «дабы поощрить молодых людей к занятиям славянством», а через десяток лет и про нее забыли. Да и сам праздник все больше напоминал ежегодную научную конференцию со скромной литургией в приходском храме Славянского общества.

Исключительными в этом плане стали мероприятия, посвященные 1000-летию кончины св. Мефодия. Они прошли 5 апреля 1885 года и вылились, по сути, в памятное чествование обоих братьев. Тогда праздник отмечался и как государственно-церковный, и как всенародный — с множеством вновь вышедших книг, публикаций в печати, служб по всей России, колокольным звоном, массовыми крестными ходами в обеих столицах, морем хоругвей, представительством всех сословий и поколений, единством стариков и гимназистов... В памяти народа еще были живы воспоминания о русских жертвах, принесенных ради освобождения болгар от османского ига.

А затем, как и прежде, после бурного прилива наступил долгий отлив. Российское образованное общество все дальше уходило от славянской тематики в революционный угар и туман декаданса. Имперские чиновники в большинстве своем были равнодушны к национально-традиционным «химерам», да и Церковь не развивала благодатную тему. Простому же народу было и вовсе не до того. Первая мировая, в которой славяне воевали в разных армиях друг против друга, казалось, навсегда похоронила единство братских племен, ну а большевики придавили его могильной плитой. Самые оголтелые из интернационалистов планировали перевести страну с кириллицы на латиницу.

Впоследствии искры панславизма спорадически вспыхивали — то в годы войны с гитлеровскими «тевтонами», то на помпезных фестивалях славянских культур внутри соцлагеря. В 1963-м в СССР к 1100-летию создания азбуки приурочили научную конференцию, которую проводили потом не ежегодно.

Пламя начало возгораться в 1985 году, на 1100-летний юбилей блаженной кончины святителя Мефодия. Сразу у нескольких писателей забрезжила идея воскресить праздник в честь солунских братьев в доступном при советской власти культурно-просветительском ключе. Главным закоперщиком выступил мурманский литератор, бывший моряк Виталий Маслов. В Москве его активно поддержал писатель Владимир Крупин.

Любопытно, что опыт они частично переняли у болгар, которые День письменности уже больше века отмечали как национальные торжества (понятно, что в условиях социализма с сильно приглушенной церковной составляющей).

И вот 24 мая 1986 года в заполярный Мурманск на первый Праздник славянской письменности, втиснутый в рамки популярных на Кольской земле «Дней Баренцева моря», приехали Крупин, Владимир Личутин, Юрий Кузнецов, Владимир Санги, Семен Шуртаков, Вячеслав Шапошников и другие. Приветственные телеграммы туда отправили Валентин Распутин, Василий Белов, Дмитрий Балашов. Народных шествий с танцами, как в Болгарии, не проводили, и никакого крестного хода, как столетием ранее, разумеется, не было. Зато прошли уроки русского слова в школах, встречи с моряками на кораблях, посадка памятной аллеи в центре города. Встречаясь в Мурманской научной областной библиотеке с читателями, гости-литераторы на стене в холле увидели большую икону святых Кирилла и Мефодия.

Праздник стал ежегодным, перемещаясь по городам: Вологда, Великий Новгород, Киев, Минск. Кроме творческих людей, почвенников, на нем уже появлялись чиновники, а с другой стороны — священнослужители. Зазвучали под сурдинку церковные песнопения.

«Первые годы празднования были более народные и как бы более триумфальные, хотя еще не достигли того размаха, какой все мы наблюдали в 1990-е, — свидетельствует Владимир Крупин. — Позже я предлагал Славе Клыкову, который со своим Международным фондом славянской письменности и культуры активно включился в это дело, отмечать праздник одновременно по всем городам и весям. Но он возражал: нельзя, мол, распылять силы».

В разгар «парада суверенитетов» не все из «братьев» одинаково искренне приветствовали новое общеславянское единение, как бы пришедшее на смену надоевшему советскому.

«Уже в Киеве в 1989-м и даже в Минске в 1990-м во время масштабных торжеств нет-нет, да и пробивался холодок отчуждения местных коллег по отношению к нам — «москалям», — вспоминает Владимир Николаевич.

30 января 1991 года постановлением Президиума Верховного Совета Российской Федерации Дню славянской письменности и культуры был придан статус общегосударственного, после чего наступил черед отмечать его в Первопрестольной. 24 мая 1992 года на Славянской площади в Москве был торжественно открыт памятник святым Кириллу и Мефодию работы Вячеслава Клыкова.

Постепенно установился особый «чин» празднования: утром в главном храме города — Божественная литургия в память святых солунских братьев; затем — крестный ход, официальная церемония с приветствиями главы государства и патриарха; после — открытый урок в школах, международная научная конференция, вечерние гулянья и концерты. Но вот незадача: устоявшийся статус, «респектабельность» все сильнее приглушали изначальный пафос торжеств. К ним прилеплялись далекие от их духа люди, те, кто искреннее воодушевление присыпал пеплом рутины. «Когда праздник начал открывать Михаил Швыдкой, я перестал в нем участвовать, — с грустью итожит Крупин. — А после смерти Клыкова его фонд выгнали из особняка в Черниговском переулке, какое уж там празднование».

День славянской письменности и культуры отмечают в нашей стране теперь каждый год, хотя и с культурой, и с письменностью у нас, прямо скажем, не все в ажуре. В мире, перманентно страдающем приступами русофобии (когда та же Украина официально объявляет Россию врагом), очень трудно говорить и о «славянском единстве».

И все-таки будем надеяться, что это не навсегда, что через какое-то время на пространствах славянского мира снова вспыхнет огонь, зажженный святыми солунскими братьями.

Материал опубликован в апрельском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».