Дарья ЕФРЕМОВА

23.02.2013

В ЦДРИ состоялась презентация книги Георгия Волочкова «Лидия Русланова». Зять и дочь певицы решили рассказать правду о той, чье имя было столь же прославлено, сколь и окружено домыслами.

Ее голос — мощный, сочный, глубокий, с раскатами цыганского тремоло — звучал в брусиловских окопах, на развалинах Рейхстага, в застенках тайшетского Озерлага и из всех радиоприемников страны. Сказать, что Лидия Андреевна была знаменита, — ничего не сказать. На ее концертах конферансье не успевали объявить фамилию: залы взрывались аплодисментами, а в военных госпиталях, когда уже ни морфия, ни водки не оставалось, солдаты просили крутить пластинки Руслановой — так было легче переносить боль.

Вот что вспоминал великолепный актер, фронтовик Анатолий Папанов: «Мне предстояла ампутация ноги, а анестезирующие средства закончились. Попросил, чтобы вместо них во время операции поставили «Валенки». Громкий, словно пытающийся скрыть неуемную радость голос певицы действовал магически. И произошло чудо — мне удалили только несколько пальцев. Потом не раз бывал на ее выступлениях, но так и не посмел подойти к ней и поклониться за ее чудодейственный талант».

— О Руслановой было написано много, но среди этого тонны неправды, которые обрушились на нее и ее мужа, героя войны генерала Крюкова, в связи с их арестом, — говорит автор книги, зять певицы Георгий Волочков. — Доходило даже до того, что мою тещу причисляли к какому-то мировому сионистскому заговору, обвиняли в антисоветской пропаганде. Нам с Маргаритой (Крюкова-Русланова — приемная дочь Лидии Андреевны — «Культура») не хотелось ни опровергать, ни пересказывать этих нелепых сплетен. Мы постарались показать ее такой, какой она была: необыкновенно отзывчивой, щедрой, гостеприимной, простой, величественной.

Царица русской песни — крупная, порывистая, не сказать, чтобы красивая (современники отмечали необыкновенные скифские глаза на широком скуластом лице и черные смоляные косы) — всеми корнями уходила «в гущу народную». Агафья Лейкина (впоследствии ставшая Лидией Руслановой) родилась в Саратовской губернии, в старообрядческой деревне Чернавка.

Первые концерты давала в деревнях. Вместе со слепой бабушкой и младшими братом и сестрой христарадничали. Агаша пела частушки, кричала зайцем и лягушкой, а бабка причитала: «Сироты, мамка их померла, а батя их за веру, царя и отечество кровь проливает, подайте копеечку».

В семь лет девочка была отдана в лучший саратовский приют, где и получила более «благородное» имя — сирот из простых туда брали неохотно. Окончила церковно-приходскую школу, пела в хоре.

В Первую мировую войну Лида уехала на фронт сестрой милосердия. Пела, по просьбам солдат, прямо в окопах.

Дебют на профессиональной сцене состоялся в 1920-м в Ростове-на-Дону. Через пять лет Русланова переехала в столицу. С тех пор и вплоть до ее смерти в 1973-м, это имя не сходило с афиш.

Ангельским и дьявольским, колдовским и чудодейственным, завораживающим и задорным называли ее голос — неподражаемое русское меццо-сопрано. Пик славы пришелся на годы Великой Отечественной войны. Сотни концертов на всех фронтах. Окопы, землянки, полусожженные, разбитые снарядами дома. Там она и познакомилась со своим третьим мужем, соратником маршала Жукова генералом Крюковым. Они встретились летним вечером 1942 года. Проговорили до утра. «Дочка у меня в Ташкенте, в эвакуации. Совсем маленькая», — с грустью произнес недавно овдовевший Владимир Викторович. «Хотите, я за вас замуж выйду?» — вдруг выпалила она. Генерал, как позднее шутила Русланова, покорил ее заботливостью. Нашел на складе старинные дамские туфли на французском каблуке. «Он этим своим вниманием меня и взял. А туфли что? Тьфу! Я такие домработнице не отдала бы». Сразу после свадьбы с Крюковым поехала в Ташкент, забрала Маргошу, а потом всю жизнь воспитывала, как свою. «Зачем ей генерал, она сама фельдмаршал!» — ворчала одна из многочисленных друзей дома, актриса Мария Миронова.

Затем был арест. Год Озерлага и четыре года Владимирского централа. Воспоминания заключенных о том, как прима вошла в барак в манто из обезьяньего меха, как возглавляла в лагере культбригаду, как раздавала всем свой паек — печенье, кофе, сало. Ночами, уже валясь с ног от усталости, жарила на каком-то растительном масле куски черного хлеба, чтобы накормить молоденькую и совсем павшую духом сокамерницу. «Встает со своей постели, подходит, шаркая ногами, ко мне с миской и кружкой: «У, черт худой, жри, тебе говорят! Мужики любить не будут, тощая какая» (из мемуаров Татьяны Барышниковой — «Культура»).

«Мама была человеком необыкновенной душевной широты, — вспоминает Маргарита Крюкова-Русланова. — Когда она вышла из заключения, многие из тех, кто с ней сидел, жили у нас, пока им не удавалось устроиться. И потом, когда уже все наладилось, не было ни одного вечера, чтобы мы ужинали одни: у нас всегда были гости. Актеры, режиссеры, поэты, писатели, эстрадники. Разговоры велись по полночи, смех не смолкал. Жили единой семьей. К сожалению, это поколение ушло. Остались такие экспонаты, как мы. Но ведь как сказал Илья Эренбург, «когда очевидцы молчат, рождаются легенды». Вот мы и решили рассказать о ней».