17.01.2019
культура: Над чем сейчас трудитесь, Владимир Сергеевич?
Дашкевич: Могу вам первому показать клавир недавно законченной работы. Я следующим после Чайковского осмелился написать три фортепианных альбома: для детей, юношества и взрослых. Произведение основано на материале моей киномузыки. В первой, «детской» части — двадцать четыре пьесы, как у Петра Ильича. Во второй, как у Шумана, — шестнадцать. И в третьей — восемь композиций, более основательных.
Дело за малым — переписать партитуры, поскольку сейчас они существуют в единственном варианте, затем издать, ну и, наконец, надеюсь представить сочинение широкой аудитории. Это должно быть интересно, поскольку данная антология включает самые известные вещи, созданные мной для кинематографа. Каждый из трех альбомов венчают пьесы, представляющие собой разные стадии саги о Шерлоке Холмсе. Причем в моей версии знаменитый сыщик погибает в Рейхенбахском водопаде.
культура: А как обстоит дело с балетом «Шерлок Холмс»? Если не ошибаюсь, данную масштабную идею Вы вынашиваете уже достаточно давно...
Дашкевич: Клавир я написал, балет в общих чертах готов. Осуществление проекта, как всегда, упирается в финансовую сторону вопроса. Спросите любого исполнителя, от солистов и инструменталистов до симфонистов, и они вам скажут примерно так: достаньте денег, и мы сыграем. Нюанс, однако, заключается в следующем: заниматься поиском средств для постановки балета, где звучит музыка, которую знает каждый ребенок, я не буду. Мне гораздо проще и интереснее потратить время на какое-то новое произведение, нежели превращаться в менеджера самому себе.
культура: Часто ли бывает так: композитор сочиняет просто потому, что не сочинять не может, но при этом предчувствует незавидную судьбу произведения? Иными словами, подозревает, что пишет «в стол».
Дашкевич: Понимаете, классическая традиция в этом смысле довольно печальная. Больше ста лет «в столе» пролежала музыка Баха. Из трех его сыновей наследие отца сохранил только один. А ведь Иоганн Себастьян разделил все поровну между сыновьями — получается, двух третей из написанного Бахом люди никогда не услышат. Мы могли бы не знать, кто такой Шуберт, если бы совершенно случайно рукопись композитора не обнаружил Шуман.
Да что там говорить, если до сих пор никто доподлинно не знает, в какой безымянной могиле похоронен Моцарт. Денег у него не было, поэтому хоронили гения по низшему разряду. Возможно, это главный позор Вены, бывшей в те времена царицей музыки. И раз уж у Амадея была такая незавидная участь, что говорить о нас, простых смертных? С другой стороны, композитор не должен думать о промоушне своих произведений — на то, как впоследствии человечество распорядится ими, есть воля Всевышнего.
Хотя, конечно, у меня накопилось достаточное количество нереализованного материала: оперы «Двенадцать» и «Царь Давид», несколько симфоний (в частности, «Жить не по лжи» на слова Солженицына) и многие другие сочинения. Хочется, чтобы они обрели своего слушателя, поскольку, без ложной скромности, ценю эти работы довольно высоко. Я, кстати, полагаю, что вообще являюсь чемпионом среди композиторов по количеству готовых произведений, но так и не представленных на суд широкой публики. У большинства авторов музыки столько за всю жизнь не написано, сколько у меня не исполнено.
культура: Вы говорите, что не стоит думать о промоушне. Неужели даже не предвидели бешеный успех, который выпал на долю звукоряда к тому же «Шерлоку Холмсу»?
Дашкевич: Абсолютно нет, для меня это стало полной неожиданностью. Я вообще заметил, во всех проектах творческого типа, особенно в театре и кино, если режиссер и его окружение гордо заявляют, что создают нетленку, это почти всегда обречено на провал. Успех приходит неожиданно, и какую бы то ни было логику здесь постичь невозможно. Народная любовь — история загадочная. Одно, казалось бы, довольно проходное, люди принимают с восторгом, а другое, вроде бы должное быть понятым и обласканным, категорически отвергают. Почему так происходит, человеку понять не дано.
Для меня до сих пор загадка, почему именно Холмс оказался так необходим нескольким поколениям наших соотечественников. Ведь в то же самое время нам был нужен и Штирлиц. Мне, например, кажется, что это два взаимоисключающих персонажа, но зрители решили иначе. Одно могу сказать наверняка: человек должен выполнять работу прежде всего для себя, не пытаясь уловить, куда и откуда дует ветер. В противном случае успеха не будет. Многочисленные современные продюсерские проекты, имеющие целью угодить всем сразу, обречены, у них нет будущего.
Необходимо ориентироваться прежде всего на себя, и в этом нет ничего эгоистичного и предосудительного. Однажды на киностудии Довженко, где я работал, произошел почти анекдотический случай. Там решили наладить военное дело и с этой целью позвали военрука. Он вызвал гильдию режиссеров и сказал: «На первый-второй рассчитайсь!» Выходит один режиссер и говорит: «Первый». За ним другой не менее уверенно объявляет: «Первый». Третий, четвертый, пятый — та же история. Это я к тому, что данный эпизод предельно красноречиво иллюстрирует природу настоящего режиссера, да и вообще творческого человека: он никогда не может допустить мысли, что является вторым. Если нет уверенности, что ты можешь сделать нечто лучше других, удачи не видать.
культура: Всегда ли Вы довольны качеством фильма, для которого создаете саундтрек? Возьмем, например, трехсерийную телевизионную ленту «Инспектор Лосев». Картина довольно посредственная, но пронзительные темы Дашкевича фактически спасают фильм.
Дашкевич: Если говорить именно об «Инспекторе Лосеве», не могу сказать, что, сочиняя для него музыку, изрядно перенапрягся (улыбается). Сюжетов о сотруднике милиции, ловящем шайку расхитителей социалистической собственности, в советское время было предостаточно. Но я всегда стараюсь подходить к делу добросовестно и слежу за тем, чтобы конечный результат меня удовлетворял. Не всегда получается создавать музыку высокого класса (в конце концов, по моим приблизительным подсчетам, я работал примерно над 150 картинами), но, по крайней мере, я к этому стремлюсь. Далеко не каждая лента или спектакль изначально вызывают живой творческий интерес, мне здесь куда важнее фактор сотрудничества с талантливым режиссером. А их в моей жизни было предостаточно, как театральных, так и тех, кто трудится на ниве кино: Анатолий Эфрос, Георгий Товстоногов, Олег Ефремов, Галина Волчек, Игорь Масленников, Владимир Бортко, Вадим Абдрашитов и многие другие...
культура: При всем изобилии фильмов, в каждом из которых непременно звучит музыка, новых интересных и запоминающихся мелодических тем практически не появляется. В чем тут дело?
Дашкевич: Думаю, парадокс заключается в том, что культура и прогресс оказались по разные стороны баррикад. То есть чем выше так называемый технологический прогресс, тем ниже уровень культуры. А ведь именно культура выступает в роли защитника рода человеческого. Она является одним из сильнейших инструментов повышения нашей самооценки. Цивилизация, как ни удивительно, постепенно превращает человеческую массу в одичавшую толпу, которая способна на самые непредсказуемые действия. И музыка, как наиболее точный общественный барометр, всего лишь отражает те запросы, которые предъявляет толпа. Бесконечные ток-шоу, попса, авангард — все это инструменты снятия культурных тормозов, которые отлаживались веками. И сегодня эти тормоза отказывают. Проще говоря, когда внимаешь Моцарту, самоуважение возрастает, а когда слушаешь современную попсу — падает.
культура: Примерно об этом Вы пишете в своей книге «Великое культурное одичание». «Главным свойством человека является принцип неудовлетворенности. Пока он работает, человек идет от одной цели к следующей, развивая свое сознание, создавая новые формы социальной самоорганизации. Однако, если принцип неудовлетворенности перестанет быть доминирующим в психике человека, человек неизбежно повернет вспять и начнет расчеловечиваться. Тогда наступит эпоха великого культурного одичания»... То есть, получается, пребывая в состоянии вечной неудовлетворенности, человек обречен на то, что гармонии достичь ему никогда не удастся?
Дашкевич: Здесь дело не в гармонии. Просто постоянный поиск — это то, что отличает человека от животного. Последнее преследует две основные цели: утоление голода и продолжение рода. Поэтому психическая энергия животного при достижении цели исчезает. Человек же двумя этими аспектами существования не удовлетворяется. Достигнув цели, мы тут же направляемся к другой, более отдаленной — наподобие путника, который пытается добраться до линии горизонта.
Именно поэтому принцип неудовлетворенности — основа психической человеческой деятельности. Об этом еще писал Гете в своем «Фаусте», где главный герой был готов отдать душу дьяволу за достигнутый единый миг удовлетворения. Помните:
Едва я миг отдельный возвеличу,
Вскричав: «Мгновение, повремени!» —
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Фото на анонсе: Григорий Сысоев/ТАСС