Дарья ЕФРЕМОВА

12.10.2018

14 октября исполняется 80 лет Владиславу Крапивину.

Автор более трех десятков романов и полусотни повестей создал нечто большее, чем литературный миф: со страниц его книг в жизнь нескольких поколений входили «рыцари с разбитыми коленками» — задорные, бесстрашные, романтичные, занятые чем-то очень важным и интересным, и, главное, не плакатно-героические, а понятные, узнаваемые, «живущие в соседнем дворе». «Культура» поговорила с классиком о настоящей дружбе, дефиците сострадания и о том, должны ли дети спорить со взрослыми.

культура: Ваш юбилей — большое событие. В Тюмени и Екатеринбурге проходят праздничные мероприятия, идет Всероссийская акция «Читаем Крапивина». Вас это радует или, как и многие писатели, предпочитаете обходиться без приветственных речей и прочей суеты?
Крапивин: Если люди о тебе помнят, заботятся, поздравляют, это всегда трогает душу. Приятно быть окруженным вниманием, чувствовать человеческое тепло. Тем более со многими из организаторов торжеств я связан давно и прочно — дружескими отношениями и деловыми.

культура: О феномене «Каравеллы», начинавшейся с чертежей на чердаке и ставшей официальной флотилией журнала «Пионер», написано много. Можно долго пересказывать, но лучше привести такой факт: созданный в 1961 году ребячий отряд существует до сих пор, и не в музейно-ностальгическом формате, а в самом жизненном — мощная организация с активными представительствами онлайн и офлайн. Как это получилось?
Крапивин: Молодежь должна заниматься делом и видеть результаты своей работы. «Каравелльцы» пишут для детских журналов, снимают кино, фехтуют, строят корабли. Первые парусники мы собирали из каркасов старых моторок и листов фанеры, а потом корабль выходил на воду. Представляете, как ребята гордились. Но даже не это главное. В отряде удалось создать атмосферу истинного товарищества. Приходя сюда, ребята чувствовали себя дома, среди друзей. Каждый из них был уверен, что его не обидят, не начнут притеснять, не поднимут на смех. Таких мест, к сожалению, не так уж много.

Я живу на берегу Исетского озера, красивого, широкого, как морской залив. Здесь даже международные регаты проходят, а неподалеку располагается база нашего отряда. Ребята часто приходят прямо под мои окна. Тридцать парусников с цветными парусами — целый флот надвигается по синей воде. Невероятное зрелище. Особенно если помнишь, что некоторые парусники строил своими руками. Да-да, они еще ходят, а сколько новых сделано по моим схемам и чертежам.

культура: В сборнике «Струна и люстра» Вы вспоминали, что первые ученики, дети из пригородного поселка, были далеко не лицеистами и разговаривали между собой отнюдь не в салонной манере. Трудно было с ними управляться?
Крапивин: Мне всегда было интересно с детьми. Но, конечно, ребята с рабочей окраины не были рафинированными. Они врывались ко мне с гвалтом, криком, возней, забавлялись с моим фехтовальным снаряжением, а потом стихали, слушали мои рассказы. В общем, прежде чем выйти на воду, мы ходили в походы, учились жить по-человечески — без кличек, дразнилок, драк. Все происходило постепенно. И вот уже не «Косой», а Вася, и не «тили-тили-тесто», а забери у девочки отяжелевший рюкзак. Иначе нельзя — мы были связаны с плаванием, риском. Это требует настоящего товарищества, возможности положиться. Школьная жизнь, несмотря на присутствие пионерской организации, не всегда этому учила. Дети друг друга травили, дразнили, разбирались с помощью кулаков. Сейчас и вовсе появился термин «буллинг» — говорят, очень распространенное явление, проблема времени. Но ведь раньше было точно так же. Детская психология от эпохи мало зависит.

культура: Настоящая дружба, это как в романе «Трое с площади Карронад»?
Крапивин: Дружба — большое чувство, может, даже не меньшее, чем любовь.

культура: А как относитесь к попыткам разложить ее на «рецепты»: находи общие интересы, соблюдай границы, будь корректен. Идеалы из советских книжек сегодня кажутся завышенными даже психологам. Готовы возразить?
Крапивин: Что тут скажешь. Может, поэтому в стране столько безобразий. Для кого-то, конечно, всегда были важнее личные интересы. Но могу сказать одно: без взаимовыручки, верности и честности дружбы не бывает, это точно. При этом честность и пристрастие резать правду-матку — не одно и то же. Тактичность важна. Хотя в дружбе нет устава и свода правил. Иногда друзья не выбирают выражений, и при этом у них прекрасные отношения. Все зависит от чувства, степени привязанности. А что до границ и корректности, наверное, о них так много говорят потому, что в дефиците чувство сострадания. Куда оно делось — не знаю. Видимо, такая жизнь. Люди зациклились на внешнем благополучии, комфортности существования. А комфорт и счастье — разные вещи.

культура: Созданная Вами картина мира не только привлекала, но и вызывала бурю негодования. «Минпросветовские дамы» обвиняли Вас в подрыве устоев советской педагогики, один из публицистов девяностых назвал «мальчиков со шпагами» ясноглазыми буршами, непоколебимо уверенными в том, что добро должно быть с кулаками. Сегодняшние критики вопрошают, где грань между романтикой и эскапизмом и какова мера ответственности подростка.
Крапивин: За что меня только не ругали! Сейчас говорят, «Мальчик со шпагой» — классика, лучшая вещь. Вы бы знали, как клеймили Сережу Каховского сразу после выхода романа. Чуть ли не вражеский агент, подрывающий не только основы педагогики, но и устои пионерии и всего общества. Все потому, что спорил со взрослыми, а дети этого делать ни за что не должны, их задача — виниться и соглашаться.

культура: Вы всегда говорили, что дети «честнее, порядочнее и самоотверженнее» взрослых. Утверждали, что это объективная, не только социальная, но и биологическая истина.
Крапивин: Дети приходят в этот мир неиспорченными, искренними существами, им интересно познавать, как устроена Вселенная, что внутри земного шара, как жили древние цивилизации, какие у них были тайны. Им хочется жить полной жизнью. Беда в одном: дети наивнее, беспомощнее и неопытнее своих наставников, которые, произнося «правильные слова», на самом деле дают уроки конформизма. В этом и заключается драма поколений. Я много раз говорил об этом и писал, но критики почему-то решили, что в этой мысли кроется противопоставление мира детей миру взрослых. И пошло-поехало — какова мера ответственности подростка, какое он имеет право учить старших. Кто же спорит, что взрослых надо слушать. Только делать это нужно, если они учат чему-то хорошему, а не навязывают свои стереотипы.

культура: Ваши ценности понятны современным детям?
Крапивин: Любые ценности приходится разъяснять. Но тут важен другой момент. Я вижу, что мои книги по-прежнему читают, за ними приходят в библиотеку, даже в очередь становятся. Правда, этого не скажешь о методистах и издателях. Они у меня только три вещи знают: «Мальчик со шпагой», «Оруженосец Кашка» и «Мушкетер и фея». А дети проглатывают все, в том числе и последний роман «Переулок капитана Лухманова». Эта книга о преемственности поколений — о тюменских школьниках послевоенного времени и ребятах наших дней.

культура: Как считаете, нужна литература, ориентированная именно на подростков?
Крапивин: Думаю, это искусственный подход. Да и кто такие подростки? Некоторые причисляют к этой категории детей семи лет, другие записывают в нее восемнадцатилетних. А дети все разные. Одна девочка в 12 лет — ребенок, другая — почти барышня. Много ли у них общего? Поэтому лучше обобщить: литература для юного читателя. Она может быть разной по тематике. Главное, чтобы их побольше печатали. Но ведь ничего нет. Как ни зайдешь в книжный, на полках одно и то же: Астрид Линдгрен, Корней Чуковский, Агния Барто, иногда еще Николай Носов — «Витя Малеев в школе и дома». Это все прекрасные авторы, но всем давно известные. Молодых писателей мы знаем мало, а жаль.

культура: На днях объявят имена лауреатов Крапивинской премии. Она исправляет положение? Много ли интересных авторов?
Крапивин: Много. Только вчера ознакомился с протоколом жюри нового сезона. Есть отличные вещи — честные, масштабные по замыслу. Есть молодые, способные авторы. Но насколько премия может изменить ситуацию на рынке, это вопрос. Книги, получающие наши призы, вскоре появляются в печати. Это радует. Беда только, что издают их маленькими тиражами, 3–4 тысячи экземпляров — уже хорошо. Но много ли это для страны? Кто-то прочитает, передаст друзьям, знакомым. Об авторе узнают, но единицы. Отчасти низкие тиражи компенсируют аудиоиздания, но по большому счету это тоже капля в море. Раньше, когда кто-то создавал большую интересную вещь, она печаталась в «Пионере», и писатель просыпался знаменитым. Здесь мне обычно задают вопрос: нужно ли, чтобы государство поддерживало, распространяло и пропагандировало детскую литературу? Конечно. Но как? Мы утратили огромное достижение советской книгоиздательской системы — детские газеты и журналы. «Пионер», «Костер», «Пионерская правда» — они были литературными штабами. Там собирались детские писатели — общались между собой, встречались с читателями. Дети знали все, что там публиковалось. Многие, сегодня уже взрослые люди, вспоминают, как они бежали из школы домой со всех ног, чтобы проверить, лежит ли в почтовом ящике свежий выпуск.

культура: Многие писатели-фантасты считают Вас своим учителем. Что Вы думаете о феномене советской фантастики?
Крапивин: Советская фантастика — сродни природному явлению. Эта стихия не могла не появиться. Людям становилось тесно в рамках обыденности, привычного мироустройства, хотелось побывать на других планетах, в других измерениях. Цивилизацией вообще движет любопытство и жажда познания.

Фото на анонсе: flagmanenok.ru