Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

13.09.2018

На сцене парижской Оперы Бастилии прошла премьера оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Партию Брангены исполняет меццо-сопрано Екатерина Губанова. С известной российской певицей пообщался корреспондент «Культуры».

культура: Вы снова вернулись на парижскую сцену, на которой выступаете едва ли не чаще других наших певиц. Как случилось, что у Вас сложились привилегированные отношения с городом на Сене?
Губанова: За это я должна быть благодарна директору Парижской оперы Жерару Мортье, ныне покойному, который позвал меня, совсем девчонку, участвовать в «Волшебной флейте», а потом пригласил и в другие спектакли. С Национальной Парижской оперой у меня связаны и сентиментальные воспоминания: именно там в 2005 году в «Тристане и Изольде» ко мне пришел первый большой успех.

культура: С тех пор партия Брангены стала Вашей визитной карточкой. Не приедается ли одна и та же роль?
Губанова: Все постановки очень разные. Да и с музыкальной точки зрения Вагнер неисчерпаем. Кроме того, певцы — не роботы, и каждый вечер партия, в зависимости от внутреннего состояния певца, звучит по-разному.

культура: «Я никогда не уверена в самой себе, меня постоянно терзают сомнения и опасения», — жаловалась великая Мария Каллас. Вам это знакомо?
Губанова: Сомнение — вечный двигатель прогресса во всем. Почивать на лаврах — путь в никуда... В молодости успех слегка вскружил голову, когда на международном конкурсе во Франции получила одновременно Гран-при и приз зрительских симпатий. Но потом на стажировке в Лондоне я узнала, что просто хороших голосов очень много и что мне придется невероятно много работать. «Головокружение» сразу прошло.

культура: Некоторые педагоги убеждены, что провалы иногда полезны и помогают идти вперед. Вы с этим согласны?
Губанова: Провалов в моей карьере не было, но случались не слишком удачные выступления, из которых я извлекала уроки. Умные исполнители всегда учатся. С себя надо требовать. «Разбор полетов» устраиваю себе не только после каждого спектакля, но и после каждой сцены. Мой подход — за что-то себя хвалить, а за что-то критиковать.

культура: В свое время Вы стремились найти свою оперную нишу. Вам это удалось?
Губанова: Всегда хотела сохранить разнообразие репертуара и одновременно иметь несколько партий, в которых дирижеры и режиссеры хотели бы видеть только меня. Теперь так оно и происходит. Если театр ставит, например, «Тристана», «Дон Карлоса» или «Кольцо нибелунга», в кастинге я всегда в первых рядах.

культура: А как обстоят дела с русским репертуаром?
Губанова: Русские роли для меццо-сопрано почти все очень низкие, а у меня голос довольно высокий. Поэтому из отечественного репертуара мне больше всего подходят только Любаша из «Царской невесты» и Марина Мнишек из «Бориса Годунова».

культура: Почему Вы по-прежнему отказываетесь петь Кармен — самую популярную героиню мирового репертуара? В свое время сказали «нет» даже Валерию Гергиеву.
Губанова: Это не мое. В этой партии нужно уметь превратиться в зверя. Мне же этого пока не удается, или я еще не встретила режиссера, который бы смог из меня вытащить «животную сторону». К тому же Кармен так много танцует, а мне все-таки больше нравится петь (смеется).

культура: Говорят, на сцене нужно всегда тянуть одеяло на себя, иначе растопчут и задвинут...
Губанова: Не думаю, что это так. Может быть, по сравнению с певицей из глубинки я добилась очень больших успехов. Ну а если, например, сопоставить с Каллас, то карьеры у меня вообще нет. Мои удачи никак не связаны с перетягиванием одеяла в ущерб другим. Наоборот, считаю своим долгом заботиться о коллегах по сцене и сама ищу их совета. Мы же одна команда.

культура: Почему мир оперы принято считать коварным, завистливым, полным интриг и сплетен?
Губанова: Мир оперы такой же, как и любой другой. Разве иначе обстоит дело в мире чиновников, банковских служащих? Но я никогда не была жертвой. Мне повезло, таких меццо-сопрано, как я, в мире шесть-семь. Мы друг друга знаем и любим, поэтому мне не нужно «идти по головам». Легким лирическим сопрано выживать несравненно труднее, поскольку их очень много. Конечно, не скрою, элемент зависти у меня присутствует, но она всегда конструктивна: «Как же она это здорово сделала! Надо и мне постараться, чтобы получилось так же хорошо». Когда на постановку, в которой очень хотелось петь, выбирают не меня, я, конечно, переживаю.

культура: Почему сейчас, на Ваш взгляд, российские певцы, как никогда, востребованы на западных сценах?
Губанова: В России всегда было много замечательных артистов, но железный занавес выпускал музыкантов с большим трудом. Теперь же большое количество наших певцов ворвалось на сцены всего мира.

Очень горжусь успехами нашей молодежи — владеют иностранными языками, стилями! И в моем поколении тоже есть отличные специалисты, как, например, замечательный бас-баритон Женя Никитин («Культура» напечатала с ним беседу в номере за 8 июня 2018 года). Мы с ним поем Вагнера в Мариинке, в Опере Бастилии, в «Метрополитен».

культура: Вы выступали вместе с Анной Нетребко. Никогда кошка не пробегала между вами — двумя сильными характерами?
Губанова: Не знаю, какая должна быть кошка, чтобы поссорила меня с Аней, человеком доброжелательным и открытым.

культура: В последние годы примадонны заметно помолодели и похорошели. Помимо вокальных данных, сегодня на первый план выходит внешность?
Губанова: Чтобы соответствовать требованиям нынешней режиссуры, певица должна быть в форме. Стройная фигура обязательна: чем ты крупнее, тем старше выглядишь на сцене, менее соответствуешь реальному возрасту героини. Сегодня певицы начинают очень рано. Если раньше они обычно выбивалась «в люди» только годам к 40, то теперь на сопрано старше 25 смотрят почти как на старушку. И если ты к этому возрасту ничего не добилась, рассчитывать практически не на что. Это, конечно, не касается экстраординарных голосов, которые созревают позже.

культура: Женщины уходят со сцены раньше мужчин?
Губанова: Почти все зависит от репертуара и голосовой гигиены.

культура: Скандалы с сексуальными домогательствами, кажется, миновали оперу?
Губанова: Они есть везде, и в опере тоже. Но мне, слава Богу, никогда не приходилось с этим сталкиваться.

культура: Многие меломаны сожалеют, что опера переживает затяжной процесс голливудизации, эпатажа, превращения в шоу. Разве это не так?
Губанова: Если говорить о голливудизации, она прежде всего в том, что стали модны спектакли в прямой трансляции в кинотеатрах. От технического прогресса никуда не деться. В результате мы из певцов превращаемся в киноактеров. Для нас это огромный стресс. Нельзя ни поперхнуться, ни бросить взгляд на дирижера — твое лицо показывают крупным планом на огромном экране. Виден возраст, экран полнит! Кроме того, ты обвешан со всех сторон микрофонами.

культура: В эпатаже некоторые постановщики видят главный путь к успеху и популяризации жанра. Вы это чувствуете?
Губанова: Когда я сталкиваюсь с авангардистской трактовкой, мне прежде всего важно понять, чего хочет режиссер. И если замысел оправдан, я соглашаюсь. В свое время подписала контракт на постановку «Царской невесты» в лондонском «Ковент-Гарден» и знала, что будет режиссер, который ставит «современно». Поскольку мне эта опера особенно дорога, дала себе слово: «Если мне покажется ужасным, то уйду». Но несмотря на авангардизм, спектакль оказался замечательным. Он был понятен и исполнителям, и публике.

культура: Опера очень сексуальна, утверждает знаменитый канадский постановщик Роберт Карсен. Поэтому он часто выносит на сцену кровать, использует другие любовные «аксессуары»...
Губанова: Голосовые вибрации вызывают особые ощущения — люди плачут, у них по коже бегут мурашки. Не только публика, но и певцы порой получают от пения большое удовольствие. Лично у меня самое приятное ощущение на сцене возникает, когда голос в отличной форме и льется естественно и свободно.

культура: Одни исполнители предпочитают быть глиной в руках постановщика, другие — оставаться мраморной глыбой. Ваш выбор?
Губанова: Я — глина. Стараюсь быть чистым листом, даже если роль спета тысячу раз. И дирижер, и режиссер имеют право на свою трактовку — иначе что они делают в опере? А когда они и между собой находят консенсус, хорошо всем.

культура: Легко нашли общий язык со знаменитым канадским режиссером Робером Лепажем?
Губанова: Абсолютно. Несколько лет назад я пела в его постановке оперу Бартока «Замок герцога Синяя Борода» в Торонто. Ее премьера состоялась еще в 1991 году. Уже тогда Лепаж предвосхитил завтрашний день оперы. Например, он использовал видеопроекции, без которых сегодня не обходится ни один спектакль.

культура: Вы любите оперу вне стен театра?
Губанова: Не отношусь к числу классических меломанов и дома оперу не слушаю. Только если нужно учить новую партию. После работы музыки мне не хочется. Лучше мультфильм посмотрю (смеется). Напеваю для себя только то, чего никогда не исполняю в театре, в том числе из тенорового репертуара.

культура: В конце ноября 2018 года в парижском зале «Плейель» под живой оркестр из шестидесяти музыкантов будет петь голограмма Марии Каллас. Стоит ли так реанимировать оперную диву? Или прогресс не остановишь?
Губанова: По-моему, очень любопытно. Голограмма, конечно, не даст ощущения живого голоса, но для поклонников Каллас — это возможность максимально приблизиться к любимой певице.

культура: Не хочется попробовать себя вне оперы?
Губанова: Ни в джазе, ни в другом музыкальном жанре я себя совсем не представляю. Зато когда-нибудь мне было бы очень интересно выйти в качестве драматической актрисы.

культура: Ваши самые именитые коллеги по цеху выступают и на корпоративах, и даже на свадьбах. Стоит ли так снижать планку?
Губанова: Планка тут, я думаю, ни при чем, ведь качество исполнения остается прежним. И потом, почему бы и нет, если есть возможность быстро и хорошо заработать? Правда, сама на корпоративах никогда не пела — наверное, у меня не такая широкая известность, чтобы выступать «свадебным генералом» (смеется).

культура: Вы активно присутствуете в соцсетях?
Губанова: В «Фейсбук» и «Инстаграм». Держу в курсе моих фанатов, где и что пою. К тому же при моем «цыганском» образе жизни это помогает поддерживать связь с семьей и друзьями.

культура: Вам удается совмещать творческую деятельность с личной жизнью?
Губанова: Когда меня спрашивают, где я живу, отвечаю — на чемодане! Но прошлым летом у меня вдруг случилось целых два свободных месяца дома. Думала, буду скучать по сцене, но мне так понравилось ежедневно заниматься домашним хозяйством — стирать, готовить...

Когда нахожу свободное время, обожаю выезжать на природу. До безумия люблю животных. Разговариваю с ними, как с людьми, будь то чья-то собачка, ждущая хозяина у магазина, или дикие кенгуру в Австралии. Когда уйду на пенсию, заведу собак, кроликов, кур! У нас с женихом уже есть участок земли в Италии, на котором построим дом. В нем будут жить и дети, и внуки, и животные.

культура: Кто же Ваш счастливый избранник?
Губанова: Итальянец. Слава Богу, не из оперной среды. Мы с ним замечательно друг друга дополняем. Так приятно быть среди людей, которые не имеют к музыке профессионального отношения.

Мой Витторио совсем не похож на своих соотечественников — высокий, белокожий, со светло-зелеными глазами. По темпераменту он нечто среднее между японцем и немцем. Из нас двоих я даже больше похожа на итальянку.

культура: Чего больше всего ждете от наступившего оперного сезона?
Губанова: В будущем году мы вместе с Валерием Гергиевым дебютируем на Вагнеровском фестивале в Байройте. В «Тангейзере» у меня партия Венеры. Мне всегда хорошо с Валерием Абисаловичем. Он, как и все великие дирижеры, — Риккардо Мути, Зубин Мета, Даниэль Баренбойм, — очень заботится о певцах, нам не приходится бороться с оркестром. Наконец, в родную Москву приеду на свой день рождения. В январе 2019 года в Большом театре у меня будет «Дон Карлос», я очень полюбила эту постановку.