Андрей САМОХИН

28.06.2018

Последние выборы президента РАН оказались самыми обсуждаемыми за всю новейшую историю России. Пятилетние реформы Академии наук «сверху» вызвали неприятие большей части научного сообщества. Поэтому на нового президента Академии возлагаются особые надежды. Фигура Александра Сергеева оказалась оптимальной для всех сторон. Мягкий и интеллигентный, но в то же время принципиальный и умеющий отстаивать свою позицию. «Культура» поговорила с Сергеевым о будущем старейшей и авторитетнейшей научной организации страны.

культура: Весной Вы объявили об окончании реформы Российской академии наук. Что это означает для ученых? Верно ли утверждение, что РАН перестанет быть такой, какой задумывал ее еще Петр Великий?
Сергеев: Замысел Петра I, если это сравнение уместно, схож в целом с идеями нынешнего руководителя нашей страны. Владимир Путин говорит, что РАН должна быть центром научных исследований. В апреле мы были в гостях у французских коллег, обсуждали соглашение о сотрудничестве, позже подписанное на Петербургском международном экономическом форуме. И нам показали оригинал письма русского царя с благодарностью за избрание его академиком. В основу Петербургской академии во многом легли как раз французские принципы организации науки и образования. Перед петровской Россией стояла задача модернизации производительных сил, поднятия уровня образования. Сегодня на самом высоком уровне говорится о том же.

культура: Недоброжелатели предполагали, что РАН должна превратиться в некий «клуб ученых». Не сбылся ли этот прогноз?
Сергеев: РАН не может превратиться в клуб — ни по форме, ни по сути. Прежде всего потому, что за членство в клубе платят, а нам, наоборот, выделяет средства государство. Академия в виде клуба в России просто бессмысленна — она не решит ни одного вопроса, стоящего перед страной. Реформа РАН, начатая в 2013 году, вызвала резкий протест в научном сообществе. В первоначальном тексте этого анонимного документа была формулировка «ликвидация Российской академии наук». Потом ее смягчили до «реформирования». В течение пяти лет реформаторский удар по Академии удалось частично компенсировать и сбалансировать путем распределения функций между РАН и Федеральным агентством научных организаций (ФАНО). Было разработано и, иногда, выстрадано порядка 20 регламентов взаимодействия двух организаций. Прерогатива одной — научное управление, другой — административно-имущественное. Отношения между нами стали более-менее конструктивными.

культура: А пресловутая система «двух ключей», которая сегодня оказалась нарушенной?
Сергеев: Она повисла в воздухе, потому что реформа перешла от Академии на государственные управляющие органы: ФАНО трансформировалось в Министерство науки, под управление которого были отправлены академические институты. Формально они еще больше отдалились от РАН. Но мы недавно обратились и к президенту, и к правительству с тем, чтобы Академия могла продолжить научно-методическое и научно-организационное кураторство над институтами. И были услышаны. Сейчас разрабатываем регламенты взаимоотношений уже между РАН и Министерством науки. Думаю, что поле такого взаимодействия будет еще шире, чем с ФАНО.

культура: Российскую академию наук уже не в первый раз хотят закрыть и чем-то заменить. Сначала это попробовали сделать большевики, придумав альтернативную Коммунистическую академию, потом Хрущев, затем Александр Яковлев, предложивший Горбачеву создать вместо нее клуб ученых, а институты подчинить госчиновникам. Отчего такая вражда? Ведь РАН не раз помогала стране в решении важнейших проблем.
Сергеев: Академия выпадает из англосаксонской модели организации науки и государства в целом. РАН вместе с научными институтами — это очень мощная созидательная конструкция, сформированная в советское время и полностью себя оправдавшая, в том числе и после 1991 года. Только благодаря связи с институтами академическую науку удалось сохранить в более полном виде, чем отраслевую. Это признают во всем мире.

Недавно я был в Китае, где описанная мною модель, взятая когда-то у СССР, успешно действует. Никто ее не собирается реформировать. У нас же до сих пор в некоторых властных кругах господствует ориентировка на американский опыт. В этом нет злого умысла и желания разрушить отечественную науку, но есть определенные иллюзии: попытка прыгнуть в капитализм, чтобы все немедленно заработало «как там».

Хотя, с другой стороны, надо признать, что сама РАН в случившемся тоже виновата — мы слишком привыкли жить на старом багаже, на выверенных принципах научной организации и с ощущением, что нас должны уважать просто за былые заслуги перед страной. А в России тем временем кардинально изменились экономические реалии, пришла информационная открытость. То есть Академия в какой-то момент упустила возможность самореформирования.

культура: Но ведь у Вашего предшественника, Владимира Фортова, была своя программа кардинальных реформ. Ему не дали ее провести, огорошив правительственной директивой расформирования РАН.
Сергеев: У него действительно была хорошая, внятная программа, но он начал ее реализацию слишком поздно. Если бы Фортова выбрали сроком раньше, все могло бы пойти совсем иначе. Сегодня же мы имеем во многом абсурдную ситуацию. Академия во главе с президиумом должна стать главным научным штабом страны, но она при этом не может отдавать распоряжения своим «дивизиям»-институтам, выведенным из ее подчинения. До сих пор у РАН не было даже возможности выносить какие-то предложения по развитию государства на правительственный уровень. В новом законопроекте, инициированном Владимиром Путиным, эта прерогатива должна наконец-то появиться. Но я продолжаю считать, что отрыв институтов от Академии был ошибкой. Существенное реформирование, в том числе и омоложение РАН, можно и нужно проводить без этого шага.

культура: Ученые обрадовались президентскому законопроекту о деятельности Российской академии наук, Вы конструктивно обсудили его с главой государства. И вдруг правительство предложило поправку, кардинально меняющую баланс сил. Есть ли шанс отстоять позицию РАН?
Сергеев: Все это очень странно. С одной стороны, РАН сейчас дают новые полномочия в построении фундаментальных исследований на более широком поле, включающем в себя и отраслевые институты, и университетскую науку. Причем это была идея самого президента страны, не мы «били челом». Владимир Путин сказал мне: «Я понимаю, что юридический статус Академии надо повышать, давайте предложения».

Законопроект появился 22 февраля и явно был нацелен на скорейшее принятие. И внезапно — резкое торможение. А после президентских выборов в правительстве решили поправить президентский вариант документа. В вопросе о реорганизации научных институтов формулировку «РАН согласует» заменили на «РАН рассматривает». То есть, по сути, Академия отстраняется от принятия решений по институтам, в том числе по их слиянию или ликвидации.

культура: И научное сообщество, как и пять лет назад, встало на дыбы. Резкие заявления академиков, собрание профсоюзов РАН... Речь зашла чуть ли не о протестах.
Сергеев: Конечно, это взволновало не только академическое руководство, но прежде всего институтских сотрудников, совершенно справедливо опасающихся стать жертвами безоглядных чиновничьих «реформ». Речь, в частности, идет и о предполагаемом назначении директоров из министерства, чего в академических институтах сроду не было — все решалось через выборы. Эти опасения до сих пор остаются, хотя законопроект не принят, идет согласование между правительством и профильным комитетом Госдумы, который поддерживает нашу позицию. Его председатель Вячеслав Никонов буквально перед нашей беседой публично заявил, что РАН не будет отстранена от решений по академическим институтам. Все слова сказаны — остается только ждать.

Что касается акций протеста, то это дело профсоюзов, президиум Академии не может влиять на них, ведь институты управляются Министерством науки. Я очень надеюсь, что до митингов дело не дойдет — ученых услышат. Будет нехорошо, если новое министерство начнет работу с противостояния со своими подопечными.

культура: Какие положения Вашей предвыборной программы уже воплощаются в жизнь?
Сергеев: Говорят, что любую предвыборную программу невозможно выполнить на сто процентов, но некоторые ключевые моменты начинают реализовываться. Особенно те, что относятся к повышению статуса организации. Я считаю: РАН не должна быть федеральным бюджетным учреждением, как сейчас. Это смешно. Необходимо получить особый статус — «Государственная академия наук» или «Российская академия наук». И так как в рамках 253-го ФЗ это сделать нельзя, нужен новый закон. И он, безусловно, должен четко соотноситься с новым Федеральным законом «О науке», который сейчас разрабатывается.

культура: Но финансирование все равно должно идти из бюджета?
Сергеев: Конечно, это же государственная академия наук — никаких других вариантов быть не может.

культура: Сейчас многие ученые опасаются, что правительство задумало переместить всю науку в вузы.
Сергеев: Если пошли на то, чтобы объединить науку и высшее образование в рамках одного министерства, это как раз дает основание для реальной интеграции двух видов деятельности. Но она возможна тогда, когда каждый делает свое дело хорошо, иначе будет неразбериха. Ведь мы в последние 15 лет заставляли университеты гнаться за показателями научной работы, инновациями, забыв, что главная их задача — готовить первоклассных специалистов. В результате оказалось, что вклад вузов в суммарное образование очень мал. В других наукоориентированных странах все ровно наоборот. Чего же мы добились, спрашивается?

культура: По Вашему мнению, нынешние критерии определения эффективности работы ученых, основанные на индексе Хирша и других подобных метриках, должны быть пересмотрены?
Сергеев: Мне только что положили на стол совместное заявление трех ведущих мировых академий — французской, немецкой «Леопольдины» и Лондонского королевского общества — о том, что пора заканчивать с такой наукометрией. Индексы цитирования, число публикаций в определенных журналах не могут быть критерием успешности ученого. Они на самом деле — второстепенное дополнение к экспертной оценке квалифицированных коллег. Именно так давно уже думает большинство не только российских академиков. Если, например, институт работает на оборонку — он ничего не публикует, какие, спрашивается у него «хирши» будут? Или, допустим, НИИ сельскохозяйственного направления — мы всегда эти институты оценивали по тому, сколько сортов и пород они выведут, а не по публикациям в научных журналах. Также надо быть осторожнее с «признанными» международными рейтингами. В свое время поставили задачу российским университетам попасть в рейтинг «5–100», а сейчас поняли, что он обслуживает интересы других государств. Теперь разобрались — составили в МГУ наш рейтинг, более адекватный.

культура: Вы предложили недавно отменить ЕГЭ? Почему?
Сергеев: Вопрос очень непростой. Положительная черта Единого государственного экзамена — объективность, но она не соответствует (а иногда и противоречит) оценке других очень важных качеств выпускников, в первую очередь способности творческого применения полученных знаний.

Я всегда привожу такой пример: когда вы сдаете экзамен на водительские права, вы сначала, как в ЕГЭ, отвечаете на вопросы формальной части. Но потом вас сажают в автомобиль с инструктором, который будет оценивать, как вы свои знания сможете применять в различных дорожных ситуациях. А у нас в образовании этого нет. Я понимаю возражения моих коллег. Они говорят: «Если мы вводим устный экзамен, то добавляем момент субъективизма». Я с этим согласен. Но нынешнюю систему необходимо дополнять аттестацией того, как выпускники умеют применять полученные знания в жизни. Может быть, со временем здесь получится использовать какие-то IT-технологии. То есть некая машинная интерактивная программа будет оценивать не формальные ответы по списку, а творческие решения в непредсказуемых разных ситуациях, задавать неожиданные дополнительные вопросы — так, как это делает хороший преподаватель на экзамене.

культура: То есть, возможно, в будущем для оценки знаний школьников станут использовать искусственный интеллект?
Сергеев: Да, и это нормально. Сегодня же мы видим, что в выпускных классах учеников просто натаскивают на сдачу профильного ЕГЭ. О какой широте знаний может идти речь?

культура: А в институте их потом пару курсов доучивают за школу. Но ведь и ЕГЭ значительно изменился за прошедшие годы?
Сергеев: Изменился, но не так сильно, как хотелось бы. Большинство моих коллег, и в Академии, и в университетской системе, и родителей — за постепенную отмену или кардинальную трансформацию этого экзамена.

культура: Вы также предложили реформировать аспирантуру. В чем заключаются главные перемены здесь?
Сергеев: Должна быть введена научная аспирантура — не как стадия образовательного процесса, а как первый этап научной работы. Ее нужно сделать более продолжительной, не сжимая, как сегодня, в три-четыре года. Аспирантам следует платить, как научным сотрудникам. За ту стипендию в шесть тысяч, что они получают, просто невозможно заниматься научной работой. Кроме того, нам необходимо определить, сколько государственных научных аспирантов необходимо стране. Возможно, в несколько раз меньше, чем 15–20 тысяч, которые учатся на данный момент.

культура: То есть сейчас их слишком много?
Сергеев: Просто непонятно, зачем такому количеству людей научная степень.

культура: Логично спросить о диссертациях. Их тоже многовато, иногда выясняется, что хватает «липовых»: скомпилированных или купленных за деньги. Должны ли произойти, на Ваш взгляд, изменения в работе Высшей аттестационной комиссии?
Сергеев: ВАК меняется, Академия наук повлияла на то, чтобы произошло обновление экспертных советов. Надо поработать в этой системе, посмотреть, как она действует, и дальше решить, как ее развивать или, может быть, реформировать. Я не исключаю, что через какое-то время мы вернемся к вопросу: не стоит ли ВАК отдать в Академию наук?

культура: Президент поставил задачу экономического и технологического прорыва. Какую роль, кроме экспертной, может сыграть РАН?
Сергеев: Следующее общее собрание Академии, которое состоится осенью, будет посвящено нескольким очень крупным стратегическим проектам. Возвращение авторитета и престижа РАН невозможно без новых инициатив и выполнения таких начинаний. Есть мощные идеи по пространственному развитию страны, по научно-техническому подъему отдельных регионов. Другие связаны с медициной, с увеличением продолжительности жизни. В качестве примера приведу серьезный проект, нацеленный на развитие дистанционного зондирования Земли. Это создание интерактивных спутниковых карт, которые дадут возможность посмотреть с точностью до нескольких метров, что происходит в любой точке страны.

культура: Альтернатива гугловским?
Сергеев: Это не те, что сфотографированы в солнечную погоду в позапрошлом году и загружены в Сеть. Планируется создать такую карту страны, которая будет обновляться, скажем, раз в сутки. Если удастся, то это революционизирует очень многие отрасли нашей промышленности, сельского хозяйства и госуправления.

Проекты, которые мы будем обсуждать на разных площадках, связаны со стратегией научно-технического развития, ориентированы на результаты, зримые для всего общества.

культура: Вы на этом высоком посту уже девять месяцев. Успеваете заниматься наукой?
Сергеев: Я работаю по совместительству на четверть ставки в Институте прикладной физики в моем родном Нижнем Новгороде. По-прежнему преподаю в Нижегородском университете, стараюсь выполнить необходимую нагрузку и в отношении аспирантов, и по научным исследованиям. Кроме этого, представляю доклады на международных конференциях.

культура: Не пожалели, что Вас выбрали?
Сергеев: (Смеется.) Нет, конечно! Это очень интересная работа. Тем более, время сейчас бурное, страна определилась с траекторией развития. Поэтому надеюсь, что смогу внести вклад вверенной мне Академии наук в намеченный «рывок».

Фото на анонсе: Алексей Никольский/ТАСС