21.06.2018
культура: Ваше назначение на пост ректора Академии балета имени Вагановой сопровождалось бурными обсуждениями, мол, пришел в чужой монастырь со своим уставом. Как решились?
Цискаридзе: Предложение я получил почти за год до назначения и долго не мог себя представить в этой роли. Смиряло, что в отличие от родной московской школы, где мне известны возможности каждого, в вагановской я практически никого не знал, за исключением нескольких человек. Шел к незнакомым людям без груза какого-либо опыта прежних общений. Решился после глубокого и содержательного разговора с Владимиром Владимировичем Путиным. Меня поразило, насколько досконально он осведомлен о состоянии дел, как скрупулезно вникает во все нюансы балетного образования. Он не просто говорил — ты должен пойти посмотреть, а, упомянув про жалобы и нарекания, четко определил задачи, какие надо решить, чтобы восстановить престиж Академии, добиться высоких результатов. «Думаю, ты сможешь это сделать», — заключил президент, и я принял решение, хотя прекрасно понимал, что просто — не будет. Догадывался, какой поднимется крик, да и устал от газетной брани. Но подумал — какая разница: собака лает, ветер носит. Я иду работать и сделаю все, что по силам.
культура: У Вас же не было опыта руководителя, да еще и такая ответственность — работать с детьми. Что на практике оказалось таким, каким Вы предполагали, а что неожиданно удивило?
Цискаридзе: Опыт был. Я работал в МГАХ, постоянно репетировал, восстанавливал «Классическую симфонию» Леонида Лавровского еще в 2004 году. Что касается Вагановской академии, то я знал ее проблемы досконально. 18 сезонов танцевал в Мариинском, и часто мое пребывание в Петербурге совпадало с концертами воспитанников или с показами «Щелкунчика». Видел выступления учеников. Самое же первое предложение возглавить Академию получил в дни ее 275-летия, тогда в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко прошел юбилейный концерт. Зрелище оказалось печальным, и я встрепенулся: счастье, что отказался. Про балетное образование там все понимал, но не ждал стольких проблем со стороны административно-хозяйственной части. Когда принимал дела, проходила проверка, выявившая финансовые нарушения. Сильнее всего потрясло, как жили интернатские дети, как с ними обращались, как руководство вело себя с иностранцами. Клянусь, такого равнодушия не мог себе представить, я-то получал образование в период, когда во главе московской школы стоял выдающийся, с моей точки зрения, руководитель — Софья Головкина. На моем столе в кабинете — ее портрет, она для меня пример и администратора, и педагога, но прежде всего — человека. Потом мы дружили, и я видел, как фантастически точно Софья Николаевна разруливает, говоря сегодняшним языком, сложные ситуации.
В Питере внезапно свалились проблемы с последствиями ремонта. Благодаря губернатору Валентине Матвиенко он состоялся до моего прихода. Но те, кто следил за процессом, допустили халатность. Многое пришлось переделывать. От себя же не ожидал, что смогу настолько сильно изменить собственную жизнь: управлять огромным хозяйством, разбираться с шестью сотнями учеников, работать днями напролет.
культура: Да и жить на два города, наверное, нелегко?
Цискаридзе: Я служу в Питере, а живу в Москве, куда приезжаю каждые выходные — по субботам и воскресеньям.
культура: Разве суббота не учебный день?
Цискаридзе: В 12.45 заканчиваю урок и сразу сажусь на дневной поезд. К вечеру уже дома.
культура: Завершается Год Петипа. Что сделано?
Цискаридзе: Во-первых, благодаря мне этот юбилей празднуется. Дело в том, что у балетного образования много проблем, и мне хотелось обратить на них внимание государства. На заседании кафедры балетоведения, — кстати, ее уничтожило предыдущее руководство, а я восстановил, — обсуждали вопрос о том, как Академия отметит грядущее 200-летие Петипа. Решил, что это отличный повод адресоваться к Георгию Полтавченко, губернатору Петербурга. Он поддержал мою идею и обратился к Владимиру Владимировичу. Буквально через две недели президент подписал указ о том, что нынешний год на государственном уровне объявляется Годом Петипа. Тогда к торжеству примкнули театры, библиотеки, музеи, школы — и это замечательно. Я же начал бороться за увековечение памяти великого хореографа. На здании Академии на улице Зодчего Росси появилась мемориальная доска, где начертано, что здесь с 1847 по 1905 год служил во славу русского балета Мариус Иванович Петипа. На открытии Олег Михайлович Виноградов сказал, что он 23 года пытался этого добиться, когда руководил балетной труппой Кировского-Мариинского театра. Сейчас неподалеку от Мариинки подыскивают место для сквера, где будет стоять памятник Мариусу Ивановичу. Счастлив, что имею к этому непосредственное отношение. Под эгидой юбилея прошли конференции, лекции, выступления. Наш выпускной — тоже.
культура: Пополнили школьный репертуар наследием Петипа?
Цискаридзе: Да, восстановил «Наяду и рыбака» и сделал новую хореографическую редакцию «Танцев часов» из оперы «Джоконда». В нашей афише — «Пробуждение Флоры», в прошлом году мы с Юрием Бурлакой подготовили третий акт «Пахиты». Аутентичность — это выдумки и мечты. Записи ничего не передают — поверьте, я поднимал огромное количество документов. Недавно мы отмечали 150-летие танцовщика, педагога и балетмейстера Александра Ширяева, который когда-то возрождал «Наяду и рыбака». В мемуарах он писал, что помнит хореографию, общий рисунок танца и построение групп приблизительно. Петр Гусев, уже в советское время, предложил вариант «по Ширяеву». Воспоминания Ширяева, к слову, мы сейчас готовим к изданию, которое должно было состояться давно, но работу над публикацией прервала Великая Отечественная война, остались только сигнальные экземпляры.
«Танцы часов» я видел в детстве в исполнении Пермского хореографического училища и тогда спросил своего педагога Петра Пестова, правда ли, что так, а не иначе поставил Петипа. Пестов ответил, что во время войны эвакуированные в Пермь ленинградские артистки показали такой вариант. Я поднял документы и узнал, что редакция начала XX века принадлежала Клавдии Куличевской, она тоже основывалась на своей памяти. По описаниям Петипа, солистов в «Танцах часов» первоначально не было, гораздо позже появились и поддержки. Мы с педагогами сидели в зале, когда я готовил «Танцы часов» и понимал — вот этой комбинации верю, а этой — нет, она не может принадлежать Петипа. Все танцуют по-разному, и каждый балет — это вольная редакция классики.
культура: Какие идеи Петипа Вам дороги?
Цискаридзе: Само построение спектакля: парадный выход кордебалета, солистов. Определенные законы, по которым он сводил и разводил все группы. По правилам императорской сцены артисты могут повернуться только так, чтобы не оказаться спиной к публике. Дорога мне и идея гранд балета. Люблю красивые, пышные спектакли и не приемлю версий Петипа без бутафории, декораций, превращений, машинерии, аксессуаров.
культура: Понятно, что акцент обучения в Академии поставлен на классике. Техники современного танца преподаются?
Цискаридзе: Уделяю этому направлению не очень много внимания по одной простой причине — если в классическом балете мне понятно, сообразно программе, что такое хорошо и что такое плохо, то в современном танце четкой методики нет. То, что нужно для балетов Форсайта, абсолютно неважно для языка Килиана или Бежара. Другое дело, что есть базовые навыки — умение группироваться, выполнять «перекаты и переходы», правильно выходить из прыжка. Этому, конечно, мы учим и основываемся на западном опыте. Я консультировался со многими европейскими педагогами и понял, что на последнем году обучения, как у нас было заведено, обращаться к основам современного танца поздно — классика уже «закрепощает» тело. Я «опустил» дисциплину современного танца на уровень средних классов. Приглашаю преподавать тех, кто работает в иностранных труппах. Например, своего одноклассника Сашу Зайцева, который всю творческую жизнь был премьером Штутгартского балета. Его знаниям и мастерству полностью доверяю.
культура: Московский и петербургский балетные стили — исторический миф или реальность?
Цискаридзе: Не миф и не реальность, а данность. Двум сценам — Большого и Мариинского — доступна разная амплитуда движений. Вот пример. В финале «Спящей красавицы» — одинаковое количество артистов, только в Большом — на 500 квадратных метрах, а в Мариинском — на 300. Две абсолютно разные сценические площадки, с разным расстоянием до зрителя. Не только танцы, но и грим меняется. Великая Уланова подробно рассказывала, как, оказавшись в Москве, пересматривала все свои роли, переделывала жесты и «внешность», чтобы они «читались».
культура: Считаете, что широта московского танца и аккуратность петербургского связаны с размерами сцены?
Цискаридзе: Конечно. Голубую птицу я танцевал в Большом и Мариинском. В финальной мазурке мы с принцессой Флориной — у кулисы с правой стороны. Если в Большом у нас есть возможность продвигаться, то в Мариинском мы делали движения «под себя», изображая, что скользим, на одном квадратном метре.
культура: Не обидно ли, что выпускники Вашей академии уезжают в Москву?
Цискаридзе: Академия — не моя, а государственная. С первой секунды обозначил, что не буду иметь никакого отношения к решениям выпускников. Если они меня спрашивают, какую труппу предпочесть, не даю совета. Честно отвечаю только на конкретные вопросы. Выбор они делают сами. Все клянутся в любви к великому городу, сцене Мариинского театра, но первым делом отправляются на просмотры в Москву.
культура: Что это за тенденция?
Цискаридзе: Тянет в столицу. Так было и в XIX веке. Каждый московский артист мечтал о зачислении в труппу Мариинского, ведь Петербург был главным городом.
культура: Тогда в ведомство единой Дирекции императорских театров входили и Мариинский, и Большой. Первый занимал лидирующее положение, а московский, говоря сегодняшним языком, был филиалом.
Цискаридзе: Сейчас это — два разных города, два разных театра. Я никогда не видел ни одного человека, кого позвали бы в Большой, а он не пошел. Все это разговоры, что якобы звали, а он отказался. Просто боролись за это место, выторговывали себе определенные условия, и не всегда получалось.
культура: Многие учебные заведения выживают за счет воспитанников, обучающихся на коммерческой основе. У Вас они есть?
Цискаридзе: Со стороны Министерства культуры есть рекомендация, разрешение на то, что мы можем набирать «платных» учеников. Мы этого пока не делали. Объявили сейчас такой набор для эксперимента, но не знаю, будет ли он, до августа еще есть время. И я, и педагоги считаем, что искусству балета могут учиться исключительно те, кто обладает способностями. Поток поступающих за то количество лет, что я ректор, сильно увеличился, но, к сожалению, талантливых детей с каждым годом все меньше. Многие и, как правило, с хорошими данными, «срезаются» на втором, медицинском туре, а мы не имеем права принимать детей ослабленных. Правда, одаренных всегда было немного, и не надо забывать, что житницы талантов — Украина и Грузия — практически недоступны.
культура: Портрет идеального выпускника?
Цискаридзе: Способный, с крепким здоровьем и желанием к самосовершенствованию, ментальному и физическому.
культура: У Вагановской академии появилась школа-спутник во Владивостоке. Вы ею тоже руководите?
Цискаридзе: Конечно, это же филиал. Там есть директор, штат сотрудников, работают педагоги из Академии, я часто туда езжу, как и наши методисты. Уже завершился третий набор учеников. Пока филиал живет сложно, потому что нет своего здания, находимся на сетевом обучении, то есть снимаем помещение.
культура: Но во Владивостоке построено здание Мариинского театра...
Цискаридзе: Какое оно имеет отношение к школе? Мариинский театр и Академия — разные юридические лица.
культура: Из-за ректорской должности Вы реже появляетесь на телевидении?
Цискаридзе: Вы, видимо, как и я, нечасто смотрите телевизор. Мне-то говорят, что я не слезаю с экрана.
культура: Тогда сформулирую иначе — почему «не слезаете»?
Цискаридзе: Потому что есть обязанности, которые давно на себя взвалил и их выполняю. Я ведущий канала «Культура», постоянно участвую в очень важном конкурсе юных талантов «Синяя птица», никогда не отказываю друзьям — продюсерам, ведущим, режиссерам. Если позволяет расписание, всегда прихожу на передачи.
культура: Ваше отношение к фильмам, раскрывающим тайны балета?
Цискаридзе: Не участвовал ни в одном из них, хотя приглашали. С одной стороны, хорошо, что жизнь балета интересует публику. С другой — есть вещи оскорбительные. Не хотел видеть мой родной Большой театр под названием Вавилон и отказался от участия в этом фильме. Правда, его создатели все равно меня туда включили.
Про Нуреева снимаются картины — художественные, документальные, полудокументальные. Со мной консультируются, а потом смотрю на скудный результат и удивляюсь — вроде все рассказал, показал, объяснил, почему же переврали? Сколько раз я показывал папку «Дело Нуреева», там много разных интересных нюансов.
культура: Британский режиссер Рэйф Файнс, завершающий сейчас картину о Рудольфе, тоже приходил к Вам?
Цискаридзе: Да, и задавал много вопросов, и смотрел документы, весь подготовительный период пройден вместе, многие сцены он снимал у нас в школе, советовался по всем моментам, включая кастинг. Я уговорил его сыграть роль очень важного человека в жизни Нуреева.
В Академии бывала и вся съемочная группа «Матильды». Наши стены «рассказывают» о первой встрече Матильды Феликсовны и цесаревича Николая Александровича — можно пройтись по коридору, зайти в театр, увидеть, где они обменивались взглядами. Все доступно — вот оно, пожалуйста, только придите. Мы в этом году совместно с Бахрушинским музеем выпускаем книгу, в нее войдут дневники Кшесинской, которые хранятся у них, и документы из фондов нашей Академии. Матильда Феликсовна — интересный персонаж в истории человечества, а не только балета, и ее записи — большая ценность.
В фильм «Большой» тоже внес свою лепту. Алиса Фрейндлих три месяца, как на работу, ходила в школу, в разные классы, наблюдала, делала пометки. Потом сидели с ней дома и прорабатывали каждую фразу ее героини — балетного педагога. Я ей показывал, как бы произнесла реплику Семенова, как — Уланова, как бы они среагировали на ситуацию, как бы вошли в зал.
культура: Помню, Вы сказали, возглавив Академию: приезжайте, журналисты, и на уроки, и в библиотеку, и архивы посмотреть. Все — в силе?
Цискаридзе: Да, никому не отказываю, двери открыты, всегда предоставлю материалы для всех, у кого есть желание сделать что-то достойное, пожалуйста. Мне не жалко, лишь бы пошло на пользу: чем больше будет правдивой, настоящей информации — тем лучше.
Все документы, которые находим, мы пытаемся опубликовать. Только что выпустили книгу, посвященную 280-летию школы, перебрали невероятное количество мемуаров, где описываются ежедневная жизнь, быт, нравы учебного заведения. Артисты вспоминают годы детства, игры и разговоры, пишут, кто хорошо учил, кто похуже, рассказывают, как их возили в театры, как распределялись места в спальне. Оказывается, в Императорском театральном училище существовала узаконенная дедовщина, старшие ученики всегда пороли младших.
Изданы три книги, посвященные Николаю Легату, в том числе написанная его рукой «История русской школы». Вышла в свет летопись петербургского балета: шесть томов, подробные описания спектаклей — от самого первого до премьер 2000 года. Мемуары педагога Энрико Чекетти, долго работавшего в России, переведены на русский язык по моему заказу. Когда готовил военную книгу, посвященную блокаде и эвакуации, то читал дневники, воспоминания — прорыдал много вечеров. Воспринимать эти документы без ощущения ужаса — невозможно. Школа работала в блокаду в ежедневном режиме, кто-то из учеников тех страшных лет у нас преподает. Всех мы собрали в дни 70-летия освобождения города. Устроили праздник. В зале, где проходили занятия в тяжелые военные годы, открыли мемориальную доску. Историю забывать не следует.
Фото на анонсе: Антон Денисов/РИА Новости