21.02.2018
21 февраля, в Международный день родного языка, на пленарном заседании Госдумы выступила первый заместитель председателя комитета ГД по информационной политике, информационным технологиям и связи, член фракции «Единая Россия» Елена Ямпольская.
Дорогие коллеги, в современном календаре человечества едва ли не каждый день дает повод для серьезного разговора. И нынешняя дата не исключение: 21 февраля, Международный день родного языка, провозглашен Генеральной конференцией ЮНЕСКО, отмечается с 2000 года. Нацелен в первую очередь на сохранение исчезающих языков — а почти половина из тех, что существуют сегодня в мире, находятся на грани вымирания.
Утрата малых языков, увы, во многом объективный процесс, наблюдаемый повсеместно. Где-то его воспринимают спокойно — как естественный результат глобализации. В нашей стране — где многонациональность никогда не пытались переплавить в неком котле, где всегда ценили самобытность каждого народа, — к национальным языкам, малым языкам исторически принято относиться с уважением.
И если возникают разногласия по образовательным программам, если мы предъявляем претензии, справедливые претензии, что за постсоветские времена заброшенными оказались национальные литературы, я уверена, такого рода кривизна будет выправлена. Потому что вектор не меняется, отношение прежнее: каждый язык бесценен.
Но сегодня я хочу поговорить с вами — и очень благодарна фракции за предоставленную возможность — о том языке, который является родным для каждого из нас, где бы мы ни родились. Как говорит наш президент, русский язык «ничем заменить нельзя, он естественный духовный каркас всей нашей многонациональной страны».
Действительно, если национальные языки помогают сохраняться этносам, то русский — сплачивает уникальные этносы в единый народ. Разный по крови, но близкий по духу.
Когда-то появилась формула, что на английском удобно делать деньги, французский — язык любви, итальянский — искусства, немецкий, к сожалению, назвали языком войны. Время идет — и теперь война все чаще изъясняется по-английски (с американским акцентом), торговать практичнее на китайском, французы на своем любвеобильном языке договорились до однополых браков и пронумерованных родителей — и, по-моему, сами отчасти потеряли дар речи от таких сокрушительных достижений…
Только для русского языка ничего не изменилось. Русский был, есть и остается языком, на котором говорит душа нашего народа. Для нас носитель языка — это и носитель традиционных ценностей, доставшихся нам от предков представлений о добре и зле. Всегда ли так бывает? Разумеется, нет. Однако исключения только обостряют тоску по идеалу.
Не зря русский язык — одновременно и средство, и цель. Средство коммуникации, как и положено языку, и цель, за сбережение которой наш народ веками проливал кровь. Вера, сомнения, победы, боль, высоты, бездны — всё наше там, в языке.
Когда мы слышим или читаем о самоубийственной так называемой «дерусификации» Украины; о том, как представители прибалтийских стран, чей вклад в сокровищницу мировой мысли чрезвычайно скромен, называют русский «языком дикарей»; как переходят на латиницу в дружественном Казахстане… — разные чувства обуревают: недоумение, печаль, раздражение — в том числе на самих себя. За все, что упустили, уступили, недоработали.
Мы возмущаемся нападением на Россотрудничество в Киеве и твердим наизусть Бродского — «На независимость Украины» — наверное, самый убойный ответ, который дал Русский мир тому, что мы теперь называем «пещерным национализмом». Слышим трезвые и не очень выступления главы соседнего государства и вспоминаем анекдот про говорящую собаку. Которую хозяин готов отдать за бесценок, поскольку она постоянно врет…
Будем объективны: даже при должных усилиях реально ли было сохранить влияние языка и культуры, когда «друзья и партнеры» надеялись вообще стереть Россию с карты мира? Только теперь, когда с нами снова нельзя не считаться, русский язык начнет — уже начинает — возвращать былые позиции, занимать новые. Однако, сколь ни важна для нас эта мирная экспансия, главное — сохранить родной язык здесь, в России. Сохранить в чистоте.
Я не про иноязычные заимствования сейчас говорю. Эти заимствования были всегда, они отражали этапы развития народа, государства. За исключением крайних форм, это опасности не представляет, огромное количество слов, которые мы привыкли считать исконно русскими, пришли из других языков. Наше русское «провидение» до неотличимости схоже с английским Providence, ибо у них общий латинский корень, и в этом виден перст Провидения: живой язык, как и живой народ, не занимается самоизоляцией, не боится чужого, но отбирает и впитывает лучшее. Более того, надо помнить, что именно мы взяли.
Например, многим деятелям отечественной культуры хорошо бы помнить, что слово origin, по-разному звучащее в различных языках, означает одно: источник, первопричина, корни. И отсюда происходит наше понятие «оригинальный». То есть «оригинальный» равняется не — чудной, как-бы-похитрее-выпендриться, левой-рукой-за-правое-ухо. А — корневой, самобытный, свободный от подражательств. Как проступает подлинный смысл, да, если с уважением относиться к слову?
Мы с вами живем в парадоксальное время — когда количество ежеминутно произносимых слов колоссально, а способность слышать друг друга почти утрачена. Когда можно сказать вслух все что угодно, и при этом лютует «цензура» — но не государственная, а низовая, стихийная. Посмотрите, сколько пристрастного внимания уделяется словам — некстати или неточно сказанным. Люди зачастую боятся обмолвки больше, чем реального проступка. Проблема? Безусловно. В ее психологических истоках надо разбираться — в том числе нам, парламентариям. Чтобы сохранить в стране и свободу слова, и развитие мысли, и неприкосновенность святынь.
Обратная сторона: барабанной риторикой — как правило, патриотической — порой прикрывается отсутствие либо имитация деятельности. Но красивые слова — это отделочный камень на фасаде жизни. Стены все-таки возводятся из реальных дел. Как вера без дел мертва есть, так и патриотизм нежизнеспособен без конкретики.
Сегодня, на мой взгляд, крепнет народный запрос — вернуть доверие к слову. Доверие во многом утраченное, ибо на разных уровнях общества и государства, в реальной и виртуальной жизни, производятся мегатонны вербальной руды. На этом шумовом фоне всякое неожиданное слово, всякий намек на якобы правду, любая подделка под красоту легко могут соблазнить человека. Потом некоторые удивляются, почему заученный бубнеж правильных вроде бы вещей не имеет успеха. Неужели у нас народ такой твердокаменный?
Да не твердокаменный. Напротив. Болезненно чувствительный к слову.
Скажу честно, меня беспокоит распространенная практика, когда главные проблемы страны, стоящие перед ней задачи доверяются узкому кругу экспертов, политтехнологов, и на каждую нашу боль они готовы приложить «технологическую» примочку.
Лично я глубоко убеждена: с русским человеком невозможно договориться при помощи технологий. Мы отвечаем доверием только на искренность и платим любовью за любовь. Технологиями русского человека нельзя ни изменить, ни убедить. Это может сделать только живое, горячее слово, проникающее прямо в сердце и подкрепленное перспективой реальных дел.
Нам, представителям высшей законодательной власти страны, особенно важно помнить: всегда сохранится гигантское пространство человеческого бытия, которое регулируется не законами, а совестью. А понятие «совесть» в русской традиции неразрывно связано с культурой, прежде всего — словесностью.
Я желаю нам всем, чтобы наши речи отвечали не только законам, но и совести. Чтобы слово наше было весомым не по объему, а по плотности. Чтобы оно было художественным, грамотным, искренним и всегда сопровождалось реальными делами. Думаю, это лучшее, что мы можем сделать для родного языка.
Спасибо.