Денис БОЧАРОВ

19.01.2018

25 января исполнится 80 лет Владимиру Высоцкому. Накануне юбилея «Культура» расспросила всенародно любимого артиста о песнях, театре, спорте и войне.

культура: Стояли ли Вы когда-нибудь перед серьезным выбором, описанным Владимиром Маяковским в стихотворении «Кем быть»? Или этот вопрос решился сам собой?   
Высоцкий: Я хотел быть тем, кто я есть. Но думаю, в принципе, повернись судьба иначе, мог бы работать в любой отрасли. Уважаю вообще все сферы деятельности. И мне кажется, абсолютно в каждой профессии может присутствовать творчество. А значит, я бы мог заниматься любым делом, если бы в нем была возможность творить...

Родители хотели, чтобы я стал нормальным советским инженером, и я поступил в Московский строительный институт имени Куйбышева на механический факультет. Но потом почувствовал, что мне это... словом, невмоготу, и однажды залил тушью чертеж, в шестой раз переделанный. В это время я уже несколько лет занимался в самодеятельности.

У меня в семье не было никого из актеров и режиссеров, короче говоря, никого из людей искусства. Но мама моя очень любила театр и с самых-самых малых лет каждую субботу — лет до тринадцати-четырнадцати — водила меня туда. И это, наверное, осталось. Видно, в душе каждого человека есть маленький уголок от детства, который открывается навстречу искусству.

культура: Предполагали ли Вы, когда только начинали сочинять, что песенное творчество принесет всесоюзную славу?
Высоцкий: Много лет тому назад была маленькая компания самых близких моих друзей (среди них — Вася Шукшин, Лева Кочарян, Андрей Тарковский, Артур Макаров), для которых я из всех своих поездок привозил впечатления — но только рифмованные и положенные на какую-то ритмическую основу. Брал гитару, бренчал, и получалось нечто вроде песни. Хотя это не совсем песни — это, на мой взгляд, стихи, которые должны исполняться под какой-то музыкальный инструмент.

Прекрасно помню атмосферу, что царила у нас тогда — атмосфера доверия, раскованности, непринужденности и свободы. Абсолютно был убежден, что моих друзей волнуют те же вопросы, беспокоят и скребут по душе и нервам те же самые проблемы, что и меня. Прежде всего для этих ребят я писал когда-то свои вещи. Думал, что это так и останется. Никогда не рассчитывал на большие аудитории — ни на залы, ни на дворцы. Но вдруг, через очень короткое время, услышал свои песни из других источников — переписанные на магнитофоны, как-то быстро между людьми стали расходиться тексты. В один прекрасный день много-много людей узнали эти вещи, и я вынужден был это дело продолжать, хотя и с удовольствием.

Со временем аудитория необычайно расширилась, появились стадионы — даже не только здесь, но и за рубежом. Но все равно через все эти места и времена я стараюсь протащить атмосферу доверительной беседы с моими зрителями и слушателями, которых действительно люблю и которыми дорожу. И я думаю, что мне они нужны даже больше, чем я им, потому что у меня есть возможность такому большому количеству людей рассказать о том, что меня беспокоит и волнует в этой жизни.

культура: Все ли безоговорочно принимают авторскую песню?  
Высоцкий: Думаю, некоторым нравится, а некоторым нет. Мы привыкли, чтобы песня делалась тремя людьми: композитором, автором текста и исполнителем. А когда человек, да еще не обладающий вокальными данными (голос у меня, как вы понимаете, довольно странный), все делает один, это вызывает некоторую настороженность. Поэтому жанру авторской песни достаточно тяжело прокладывать себе дорогу. Но я вижу, есть немало людей, которым это направление по душе...

культура: Едва ли найдется в истории советской песенной традиции артист, у которого такой внушительный цикл прекрасных военных песен. Людей порой не так просто убедить, что Высоцкий в войне не участвовал...
Высоцкий: Это такое гигантское потрясение, которым всегда занимались все виды искусства — и кино, и театр, и поэзия. Но в основном люди, которые действительно прошли через войну. Но мне кажется, у поколения, которое всего этого не видело, не может не быть чувства досады от того, что ему не пришлось в этом поучаствовать. Получается, я как бы «довоевываю» в своих песнях.

Думаю, это не песни-ретроспекции, а песни-ассоциации. И мне кажется, то, что люди, не воевавшие, стали писать о войне, — интересное явление. Потому что это взгляд современного человека на то время. У меня в семье есть и погибшие, и большие потери, и те, кого догнали старые раны, кто погиб от них. У нашей семьи было много друзей-военных, я в детстве часами слушал их рассказы и разговоры, многое из этого я в своих песнях использовал.

Например, часто в письмах у меня и в самом деле спрашивают: «Не тот ли вы самый Володя Высоцкий, с которым мы под Оршей выходили из окружения?» Или: «Были ли вы на 3-м Украинском фронте, деревня такая-то и в такое-то время?»... Но я не мог под Оршей из окружения выходить, я был еще маленький тогда, меня можно было только выносить. Хотя много читали, мы воспитаны на этом материале, мы все — дети военных лет...

культура: Ваша театральная деятельность — это отдельная история. Думаю, двух мнений о том, какой именно ролью больше всего дорожите, быть не может?
Высоцкий: Когда меня спрашивают, почему я хотел играть Гамлета, всегда отвечаю: да просто потому, что роль хорошая. Лучшая в мировой драматургии. Это человек, который был готов на трон, и если бы судьба повернулась иначе, он, вероятно, стал бы прекрасным королем. Время было жестокое, люди ели мясо с ножа, спали на шкурах. Во всяком случае, Гамлет был воспитан в очень непростой век, поэтому в нем очень много намешано. Мне кажется, это вообще один из первых людей на земле, которые бы так серьезно задумывались о смысле жизни.

Кстати, некоторые актрисы, даже из нашего театра, делали заявления, что хотят играть принца датского. Это, наверное, объяснимо: ведь интересных женских ролей гораздо меньше. На таком уровне, может быть, леди Макбет — и все. Но дело в том, что Гамлет не мог быть женщиной — думаю, если бы Шекспир захотел, он бы этот аспект учел и наверняка прописал женский характер. Однако решил по-другому.

культура: Большинство Ваших песен написано от первого лица. Причем настолько достоверно, что у многих складывается впечатление, будто Вы освоили десятки профессий и побывали чуть ли не во всех уголках земного шара...
Высоцкий: Я всегда говорю «я», и это вводит некоторых людей в заблуждение. Они думают, что если я пою от имени шофера, то я им был; если это лагерная песня, то я обязательно сидел, и так далее.

Просто некоторые привыкли отождествлять актера на сцене и экране с тем, кого он изображает. Конечно, кое-что на своей шкуре я все-таки испытал и знаю, о чем пишу, но в основном, конечно, в моих песнях процентов 80–90 домысла и актерской фантазии.

Я думаю, что вовсе не обязательно подолгу бывать в тех местах, о которых пишешь, или заниматься той профессией, о которой идет речь в песне. Просто нужно почувствовать дух, плюс хоть немножечко иметь какие-то способности, плюс чуть-чуть желания, чтобы зрителю было интересно.

И еще: в отличие от моих друзей-поэтов, которые занимаются только поэзией и чистым стихосложением, я — актер, играл много ролей и в театре, и в кино и очень часто бывал в шкуре других людей. И мне, возможно, проще так работать — писать «из другого человека». Я даже, когда пишу, уже предполагаю и проигрываю будущую песню от имени этого человека, героя песни. Вообще, во всех моих песнях речь идет о том, что может случиться с любым человеком в зрительном зале — и с кем угодно.

культура: Ваши выступления перед публикой — не столько концерты, сколько творческие встречи. Важно, чтобы зритель был полноправным участником действа, наряду с артистом?
Высоцкий: Я порой останавливаю аплодисменты — это не от того, что я их не люблю. Любой артист, который работает честно, хочет, чтобы зал тоже честно работал. Свои выступления никогда не называю концертами. Поскольку на концертах надо уходить со сцены, выходить, покобениться, потом опять выйти.

Я бываю во многих домах, в виде скрученных магнитофонных пленок. И, хотя довольно хорошо себя там чувствую, все же предпочитаю, чтобы мои выступления проходили в форме встречи. Но не такой, как дома, когда за столом, после второй-третьей все уже друг друга любят, никто никого не слушает. И все поют: стараются в унисон, получается плохо.

Мне хочется создать уютную атмосферу: когда вы приходите в гости к хорошим людям, или когда к вам приходят те, кого вы ждете и искренне рады видеть. Именно поэтому то, что я говорю на выступлениях, — не есть пауза для того, чтобы «отдыхать» между песнями. Это имеет прямое отношение к тому, о чем я собираюсь спеть. А значит, важно, чтобы рассказы, которыми я перемежаю свои вещи, слушали с не меньшим вниманием.    

Одна моя вещь, «Марафон, или Бег на длинную дистанцию», написана даже не по поводу бега, а по поводу комментариев, в основном к хоккейным состязаниям, когда бравым бодрым голосом комментаторы вам объявят: «Внимание, внимание, вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья». Я всегда думаю: «Ну почему друзья, если шайбу забили?» Почему сюда нужно примешивать нечто иное, чем спортивность, чем спортивный азарт и восприятие чисто спортивное, как нормальные люди должны это воспринимать? Бывает, привяжутся какие-то слова и не отвяжутся, люди порой употребляют сочетания и понятия, которым мы давно уже не придаем значения. Рассказывают нечто типа анекдота, когда один узбекский режиссер, работавший с цыганским ансамблем, постоянно говорил: «Товарищи цыгане, встаньте сюда, встаньте сюда, товарищи цыгане!» Они ему в конце концов ответили: «Сейчас, товарищ узбек»...

Или вот еще, в недавних комментариях к хоккейным матчам неоднократно можно было слышать: «Канадские профессионалы, канадские профессионалы...» Тогда получается, надо было и «наши любители» говорить? Наверное, диктор намекал на то, что там получают деньги за игры, а здесь, мол, нет. Ну, во-первых, это не совсем так, а во-вторых, я считаю, что профессионализм — это не возможность получать деньги за свой труд, а умение хорошо выполнять свою работу. И в этом смысле, кстати, наши игроки, одержавшие тогда победу, оказались куда более высокими профессионалами.     

культура: Кстати, раз уж речь зашла о спорте, знаю, Вы тоже к нему неравнодушны.
Высоцкий: Я очень много занимался спортом, когда был помоложе, — занимался просто так, — боксом, акробатикой, — да многими всякими видами спорта. Потом, уже когда стал актером, стал заниматься для сцены — потому что в театре приходится делать всякие акробатические номера: у нас театр синтетический.

Очень серьезно отношусь к спортивным проблемам. Чаще всего это песни шуточные. Но, по-моему, все они имеют отношение и к спорту, и не к спорту: в каждой спортивной песне существует своя драматургия. Потому что сам спорт дает большие возможности для нее: один хочет выиграть — и другой хочет выиграть. Боксеры, например, они друг друга бьют просто — тут все ясно; команды играют — каждая хочет победить и не хочет проиграть. А это уже парадокс — потому что выиграть может только один. Значит, у них существует настоящее столкновение — это и есть самая натуральная драматургия.

культура: В песне «Я не люблю» Вы в сжатой, но четкой и весьма жесткой форме сообщаете о своем жизненном кредо. А сугубо творческое есть?
Высоцкий: Про него лучше не говорить. Надо слушать песни и самому делать выводы. Потому что если бы я мог сформулировать, чего хочу и о чем думаю, тогда бы я ничего не сочинял, а просто написал бы на бумажке несколько строк: мол, считаю, что должно быть так, так и так. На этом бы и закончил. А если уж я пишу эти тексты и песни, значит, примерно и рассказывать нужно столь же долго, сколько эти вещи звучат. А несколько сотен песен, думаю, будут звучать где-то пару суток.

культура: От критиков часто достается? И в целом, имеет ли их мнение для Вас хоть какое-то значение?
Высоцкий: Когда я совсем еще не работал в кино и официально мои песни не звучали ни в театре, ни с экрана, были некоторые критические статьи, написанные в непозволительном тоне. Одна такая статья, под заголовком «О чем поет Высоцкий», повергла меня в большое уныние, потому что там было очень много несправедливого. Обвинения строились даже не на моих песнях — предъявлялись претензии, а слова в пример приводились не мои. Но самое главное — это неуважительный тон: что, мол, все это никому не нужно, напротив — только мешает и вредит. Я всегда придерживался другой точки зрения, и думаю, что в этом смысле был прав, потому что сейчас у меня есть возможность работать в кино и петь перед большими аудиториями. Очень рад, что разум одержал верх, я не поддался моменту отчаяния и не перестал писать.

культура: Расхожий термин «ранний Высоцкий», под которым подразумеваются лагерные, хулиганские песни, вышедшие из-под Вашего пера, не коробит?
Высоцкий: Мои ранние песни можно как угодно назвать — дворовые или блатные. Но я считаю, что они написаны в традициях городского романса. Одно время он существовал у нас, потом почему-то куда-то ушел, был забыт. Городской романс — это почти всегда одна мысль, точная и поданная в очень упрощенной форме. Не та простота, которая хуже воровства, а лаконичная, доверительная разговорная речь. Хотя я должен сказать, что это довольно сложно, и в дальнейшем мне мои первые песни очень помогли. Я расширил тематику, но сохранил форму.

культура: Вы неоднократно на концертах говорили, что если представить Вашу творческую жизнь в форме весов, где на одной чаше была бы вся основная деятельность (театр, кино, концерты, съемки на телевидении, радиоэфиры, запись пластинок), а на другой только работа над песнями, то вторая бы перевесила. Почему?
Высоцкий: Потому что я сам это делаю, а актерская профессия — всегда исполнительская, зависимая. Над тобой еще есть режиссер, автор, начальство и Господь Бог. Авторская песня требует огромного труда. Она все время живет с тобой, не дает тебе покоя ни днем, ни ночью. Записывается композиция иногда моментально, но работа на нее тратится очень большая. Впечатление, что все это дается легко, — ложное.

Думаю, песни, как часть искусства, призваны делать человека лучше. Не то чтобы его облагораживать, но призывать думать.

культура: Какие качества в людях Вам более всего импонируют?
Высоцкий: В мужчине ценю сочетание доброты, силы и ума. Когда я надписываю фотографии пацанам, подросткам и даже детям, обязательно пишу ему: «Вырасти сильным, умным и добрым». А женщине: «Будь красивой, умной и доброй».