Андрей САМОХИН

19.10.2017

То, что 1917-й стал началом разрушения векового уклада русской жизни, доказывать не нужно. Однако вместе с революцией пришла новая эстетика, открывшая иное понимание истории и места человека в ней. Страна раскололась, но те, кто симпатизировал белым, и те, кто готов был воевать за красных, ныне соседствуют на страницах учебников. «Солнце мертвых» Ивана Шмелева и «Наш марш» Владимира Маяковского, «Окаянные дни» Ивана Бунина и «Гренада» Михаила Светлова — части единой отечественной культуры. Продолжая серию публикаций, посвященных событиям столетней давности, «Культура» поговорила с доктором исторических наук, ректором МПГУ Алексеем Лубковым — о Льве Толстом и Кромвеле, традиции и переменах, а также о том, как сегодня уйти с баррикад.

культура: Согласны ли Вы с тем, что русская культура не только напророчила, но и во многом инициировала Октябрьскую революцию? Не зря же Ленин называл Льва Толстого ее «зеркалом».
Лубков: Культура и религия несут в себе провиденциальное начало. В России словесность предвосхищала появление важных проблем, с которыми только предстояло встретиться государству и народу. Литература искала ответы на вопросы будущей жизни. В большей степени это были все же именно предупреждения грядущего потрясения. Достаточно вспомнить стихотворение Лермонтова «Предсказание»: «Настанет год, России черный год...»; или роман «Бесы» и многие статьи из «Дневника писателя» Достоевского. Задолго до 1917-го роковые события угадывал философ Владимир Соловьев. Весь Серебряный век пронизан рефлексией. А революционная эстетика развивалась с начала прошлого века. Футуризм, объединение «Бубновый валет», театр Мейерхольда — все это предваряло большевизм. Кузьма Петров-Водкин свою знаменитую картину «Купание красного коня» написал еще в 1912-м.

Есть много интересных исследований на тему связи диссонанса в музыкальных произведениях и мятежного брожения в обществе. Революции начинаются не в казармах, а на театральных подмостках и в художественных галереях. Кстати, в этом контексте и драматургию Шекспира, по крайней мере ее «монархический» цикл, и «Гамлета» с его страстями вокруг трона можно назвать дальним пророчеством событий XVII века в Англии.

культура: Социальная революция для искусства — гибельное или созидающее явление?
Лубков: Культурный феномен состоит в том, что это момент и разрыва, и созидания — в диалектическом единстве. В любом случае Октябрь 1917-го стал прорывом — трагическим, кровавым — в тот модернизационный советский проект, который потом успешно осуществлялся в течение семидесяти лет. Можно отдельно ставить вопрос, почему он завершился так или иначе, но очевидно, что там были своя правда и огромный потенциал. Для меня ясно, что он еще окажется востребован, но в России не будет буквально основываться на том же целеполагании и лозунгах, что и в 17-м году. Модернизация у нас, на мой взгляд, должна быть нацелена не только и не столько на освоение новых технологий и их применение, сколько на раскрытие внутреннего богатства человека, его таланта, красоты и веры, на принятие и освоение национальных отечественных традиций.

культура: Прорыв в будущее часто связан как раз с отрывом от родной почвы. Видимо, без этой дихотомии не обойтись?
Лубков: «Проклятые» русские вопросы получили свое новое звучание и свои ответы в советском киноискусстве. Помните, в фильме «Зеркало» Андрея Тарковского показана хроника подготовки и взлета советского стратостата? Образ, найденный режиссером, можно рассматривать как метафору всей советской эпохи, с ее пафосом устремленности ввысь. Когда у человека буквально ускользает родная почва из-под ног, он лишается важной духовной опоры внутри себя. У нас много горьких уроков позади. Но есть и вершины созидания. Пока мы — народ, должно быть место и надежде, и историческому творчеству.

культура: В юбилейный год обострилось противостояние «неомонархистов» и «необольшевиков» — идет (пока в основном в соцсетях) ожесточенная словесная перепалка. И как будто специально ее подогревают — например, провокационными фильмами.
Лубков: В наши дни, как никогда, необходимо нащупать пути консолидации общества, чтобы обеспечить дальнейшее развитие без «великих потрясений», не противопоставляя один период истории другому.

Если уж речь зашла о кино, то, на мой взгляд, умно и деликатно проблему «уроков Октября» ставит Никита Михалков в своем фильме «Солнечный удар». «Как все это случилось?» — спрашивает обреченный офицер в трюме баржи. И это правильный вопрос, обращенный не только в прошлое, но и в будущее.

Очевидно, что консолидация общества должна идти на уровне принятия всей истории и культуры как единого национального полотна. В этом смысле нынешняя война «белых» и «красных» — глупость, и небезобидная. На самом деле предмет того кровавого противостояния, что разразился в России век назад, давно исчерпан. Но нам хотят его вновь навязать.

Борьба шла и сегодня продолжает идти — не между разными «измами », а в пространстве ценностей, смыслов и традиций. Именно их пытаются подменить или разрушить те, кого не устраивает само многовековое бытие России. При этом история и есть та нить, которая соединяет поколения, давая возможность считать нас единым народом во все времена.

культура: Вы недавно вернулись из Лондона, где участвовали в международной конференции Россотрудничества, посвященной русской революции. Расскажите, что это было?
Лубков: В рамках перекрестного Года науки и образования Великобритании и России Россотрудничество провело форум ученых-гуманитариев «Социокультурная и эстетическая рефлексия Октябрьской революции 1917 года». Наш институт выиграл конкурс на организацию этого мероприятия, руководителем проекта стала директор Института филологии МПГУ, доктор филологических наук Елена Чернышева. Участвовали в форуме историки, искусствоведы, литературоведы из России, Великобритании, Белоруссии, Бельгии, Венгрии, Германии, Казахстана, Латвии, Сербии, Словакии. Доклады шли, разумеется, с синхронным переводом. Это была открытая площадка, в зал могли заходить и слушать все интересующиеся — прямо с лондонских улиц.

культура: О чем говорили?
Лубков: Основные вопросы касались осмысления Октябрьской революции через призму культуры. Речь шла об «освоении» революции выдающимися художниками — Казимиром Малевичем, Андреем Платоновым, Верой Мухиной, Сергеем Прокофьевым, — а также массовой культурой, например, британской поп- и рок-музыкой.

Большинство докладов были очень интересны, отмечу лишь несколько: «Революция 1917 года в отражениях русской литературы: фон и предпосылки катастрофичной эстетизации истории» директора Института мировой литературы им. А.М. Горького (ИМЛИ) РАН Вадима Полонского, «Перипетии революционной идеи в европейской культуре» профессора Института филологии МПГУ Валерия Трыкова, «Постоктябрьская эмиграция из России и ее влияние на литературу и культурную практику в Сербии» преподавателя русского и сербского языков из Белграда Милицы Савич.

Ценно, что площадка была междисциплинарная, и в историческом контексте раскрывалось влияние революции практически на все виды искусства, включая такие жанры, как агитплакат и фольклор.

культура: Как расценить прошедшую встречу в контексте российско-британских отношений?
Лубков: Думаю, Россотрудничество избрало столицу Великобритании по многим причинам, она и сегодня остается одним из мировых центров силы. У нас сейчас очень непростые отношения, и, кстати, они были таковыми на протяжении всей истории. В частности, велика роль Соединенного королевства в свержении русской монархии в феврале 1917-го и в некоторых других событиях того года. Лондонские власти ведь вполне могли нам отказать в такой площадке. Но они дали добро. Подобный форум можно вполне назвать проявлением нашей «мягкой силы», а с другой стороны — торжеством гуманитарного культурологического принципа. Наша революция, как и Великая французская, и английская XVII века, оказала долгосрочное влияние на весь мир. Конечно, многие оценки исторических событий Россией и Западом сильно разнятся, но диалог через культуру — это возможность понять друг друга. Могу констатировать: к форуму был проявлен немалый интерес — не столько со стороны именитых британских ученых, сколько простых англичан, а также потомков эмигрантов первой волны. Передовиц в «Таймс» мы, конечно, не удостоились, но местная пресса присутствовала.

культура: Предпринимались ли сравнения русской и английской революций?
Лубков: Конечно. При кричащих несовпадениях обе имеют сходства, и их взвешенная научная оценка важна для понимания связи времен. Англичане, пройдя через революционный этап четыре века назад, сумели произвести синтез, вернувшись хоть и к декоративной, но традиционной монархии, как к некой национальной государственной матрице. Это дает им основания для культурной преемственности, устойчивого развития — то, к чему мы сегодня пытаемся подойти, преодолевая противоречия разных эпох. Английский опыт может в этом помочь.

культура: Британцы в этом смысле отличаются от французов, у которых революция стала фактически новой национальной традицией — от Конвента до Наполеона.
Лубков: Да, для англичан их Кромвель — скорее эпизод и урок истории, чем национальный герой, подобный Марату. В этих различиях существенную роль играют разные культурософские модели, соотношение выдающейся личности, государства и народных традиций.

Стоит сослаться на понимание этой связи, высказанное французским философом Жилем Делёзом, отмечавшим, что сегодня модно разоблачать ужасы революции, в этом нет ничего нового, весь английский романтизм пронизан рефлексией о Кромвеле, которая аналогична сегодняшней рефлексии о Сталине. Если принять эту точку зрения, то Англии потребовалось минимум 150 лет, чтобы национальная культура сумела предложить свой ответ в произведениях Байрона, Блейка, Шелли. Кромвель через 150 лет явился уже в романтическом наряде лорда Байрона. Проблема заключается в том, чтобы верно понять этот ответ культуры, находиться в сопричастности к ней, в ее поле или, как писал Николай Рубцов, чувствовать «самую жгучую, самую смертную связь».

Без обращения к внутреннему пространству личности невозможно понять трансформацию перехода от традиционного общества к обществу модерна. А в России этот процесс был особенно болезнен. Ведь в душе русского человека духовный стержень православия и государственная константа «царя-батюшки» всегда находились в сложном борении с обостренным природным чувством справедливости, тягой к «воле».

культура: В октябре отмечается 145-летие Вашей альма-матер — МПГУ, бывшего Ленинского педагогического. А как Вы совмещаете юбилей с «уроками Октября»?
Лубков: Позиционируем себя как вуз с непрерывной историей — от Московских высших женских курсов, основанных в 1872 году профессором Владимиром Ивановичем Герье, до сегодняшнего дня. У Герье, кстати, в этом году тоже юбилей — 180 лет со дня рождения.

Иллюстрация на анонсе: Б. Кустодиев. «Октябрь в Петрограде». 1927