Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист, обозреватель телеканала «Царьград»

31.08.2017

Я не думаю, что Кирилл Серебренников, о котором в последнее время написано и сказано слишком много, — вор. По крайней мере, в том смысле, который мы обычно вкладываем в это слово, — человек, который сознательно похищает чужое (вариант — государственное) имущество ради личной корысти. Рассмотрение личности подозреваемого и обстоятельств дела «Гоголь-центра» наводит, скорее, на мысль о своего рода социальном примитивизме, непонимании правил и нежелании с ними считаться. Древние греки называли «идиотом» человека, который живет наособицу, не соотнося себя с правилами человеческого общежития, с «полисом». 

Такой классический идиот — Валя в самом знаменитом фильме Серебренникова «Изображая жертву». Он носит бейсболку, слушает японские песни, читает Пастернака, и уже потому бесконечно якобы «духовно выше» бескрылых родственников, которые тянут его в «болото обывательской жизни». Заканчивается эта история, как мы помним, тем, что Валя травит маму, дядю и беременную невесту рыбой фугу, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

«Я выше всего этого. Я другой» — мотив сквозит и у самого Серебренникова и, в еще большей степени, у его группы поддержки. Некоторые ее представители неприлично откровенны: «Серебренников — это форма жизни, которая может не нравиться, может возмущать, может отталкивать. А росгвардейцы, чекисты, следователи — это что-то другое, не форма жизни, а часть вполне бесчеловечной машины, всеразрушительные и отравляющие свойства которой общеизвестны и отвратительны». Дико звучит, но экзальтированной публике нравится.

Кажется, что Серебренников искренне полагал, будто государственные деньги выделены ему на творчество и на комфортное бытие, а уж как конкретно, с помощью каких схем он их обналичит и на что потратит — второстепенные подробности. Закон и правила — такая условная игра между всё понимающими людьми. Мысль представляется самоочевидной большому количеству сограждан, которые так или иначе причастны к распределению государственных денег. И каждый раз, когда в их отношении включают режим «строго по закону и правилам», они откровенно теряются от того, что внезапно оказались преступниками. В тот момент, когда андерграундный режиссер вступил в игру по неформальным правилам, что в любой момент могут стать формальными, — он сам шагнул в капкан. 

Должна ли «высшая форма жизни» (возьмем уж это определение — при всей его порочности) получать безусловную общественную поддержку и деньги на проекты и прожитие и чтобы никто не совался в бухгалтерскую отчетность? Мой ответ, возможно, кого-то удивит: да. Обществу и в самом деле хорошо бы поддерживать творцов, не скупиться им на карманные расходы. Не стоит чрезмерно стеснять формальными придирками тех, кто говорит с вечностью. Правда.

Но, позвольте уточнить, только в одном случае, если создания творца укрепляют общество и дают ему новые перспективы жизни, если талант его столь безусловен, что восхищение им утверждает нас в бытии, если речь идет о гении, а не сорняке-пустоцвете, забивающем свет и высасывающем питательные соки из почвы. Да, у художника тоже есть обязанности. 

Не в том беда, что театр Серебренникова весьма специфичен, патологически фиксирован на голых задах, на огрязнении и обессмысливании всего, что попадется под руку (а по условиям игры попадалась русская классика). Как один из тысячи цветков на поле — да, возможен и очень дурно пахнущий. Трагедия наступает тогда, когда подобные растения начинают высаживать квадратно-гнездовым методом, вычищая все остальное.

Беда Серебренникова в том, что он был назначен разрушительным сорняком. Именно назначен — под него выделялись большие деньги, которые недополучали остальные. В Москве, как и во всей России, достаточно площадок, режиссеров, трупп, которые готовы были создавать и создают высокое национальное искусство. Но государство их просто не замечает, потому что коррумпированность чиновничьего мышления неизбежно порождает безнациональность и враждебность ко всему истинно творческому. У меня сердце разрывается, когда я вспоминаю о судьбе невероятного спектакля Валерия Сторчака «Повесть временных лет». Казалось бы, театр никак не может передать дух и содержание русской летописи, да еще и так, чтобы это было актуально. Но тут это удалось. Ни одной театральной площадки для этого спектакля не нашлось, а недавно с места хранения были выброшены на улицу декорации, так что, видимо, никто и никогда этого спектакля уже не увидит. Или судьба проекта «Русская опера» Сергея Москалькова, оказавшегося никому не нужным как раз тогда, когда знаменитый баритон взялся за постановку классической русской оперы Верстовского «Аскольдова могила». Сколько еще подобных трагедий прошли в тишине?

Вина же Серебренникова в том, что он согласился быть примой в культурно-деструктивном балагане, позволил поставить свою репутацию как штемпель на кампании удушения национальной культуры. То есть — «все делалось во имя «гения Серебренникова», а не просто так. Мне кажется, для настоящего творца именно это должно служить причиной подлинных мук совести. С деньгами следствие как-нибудь разберется, лезть в это посторонним не стоит. Но с тем, что ты был раздутым мыльным пузырем, с помощью которого перегородили дорогу десяткам не менее, а может быть, и более талантливых художников, придется жить до конца дней.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции