Ксения ПОЗДНЯКОВА, Обозреватель

12.07.2017

Заявленная под занавес сезона громкая премьера обернулась предсказуемым скандалом. За три дня до первого показа разрекламированного «Нуреева» сняли из афиши и перенесли почти на год. Руководство Большого театра срочно созвало брифинг, где представило официальную версию: спектакль не готов.

«Посмотрев прогон, мы поняли, что это плохо», — заявил гендиректор ГАБТа Владимир Урин. Судя по его словам, претензии носят характер чисто технический: кордебалету не хватило репетиций, труппа была на гастролях, а хореографу требуется еще месяц, чего театр позволить себе никак не может. Как ни странно, отложить спектакль на год, понести серьезные репутационные потери, расписаться в собственной беспомощности — да, планирование построено из рук вон плохо, да, труппа не способна усвоить хореографический материал — оказалось проще, чем аврально устранить «маленькие неувязки».

При этом Урин предсказал, что постановка Кирилла Серебренникова вызовет «неоднозначную оценку». Кто бы сомневался. Не для того ли звали? Сам режиссер не упустил случая в «Фейсбуке» фамильярно щегольнуть близостью с героем: «Сегодня была бы премьера, но Рудик не может жить без свободы, и он опять упорхнул». Комментаторы хлестаковщину не опознали и сочли своего кумира вправе пребывать с Нуреевым на дружеской ноге.

Судить спектакль по нескольким фрагментам, просочившимся в Сеть, трудновато и апологетам, и ниспровергателям. Однако заведомые поклонники ничтоже сумняшеся приравнивают его к лучшим опусам Григоровича и Бежара, а музыку называют достойной не иначе, как Шостаковича. Прогрессивная общественность «Нуреева» не смотрела, но уверена: у Серебренникова, Посохова и Демуцкого родилось гениальное детище.

А вдруг все обстоит с точностью до наоборот? И на прогоне стало очевидно, что, кроме скандального сюжета и фотографии с обнаженным «достоинством» великого танцора, других достоинств у постановки нет? Вдруг скандальный постер призван был прикрыть просчеты постановщика, отсутствие внятного сюжета, интересных хореографических решений, а главное, отвлечь зрителей от качества исполнения ролей — как самого Нуреева, так и не менее гениального Эрика Бруна?

По большому счету, все, о чем сегодня так сладострастно шепчутся на балетных форумах и в средствах массовой информации, неоднократно демонстрировалось на отечественных подмостках: полуголые танцовщики, мужской кордебалет на каблуках и огромный фаллос во всю стену. Кто видел хотя бы «Машину Мюллер» в «Гоголь-центре», вряд ли откроет для себя нечто новое. Разве только тела танцовщиков Большого выглядят лучше, чем у рядовых драматических артистов. И тот факт, что Нуреев в личной жизни предпочитал мужчин, всплыл не вчера. И даже не два года назад, когда возник «гениальный замысел».

В байопике о неистовом Рудольфе не могла не прозвучать тема его сексуальных пристрастий, но вряд ли кому-то пришло бы в голову поставить именно этот факт биографии в центр повествования. Или все-таки пришло?.. Давайте на секунду предположим, что так оно и есть, и вся жизнь великого и ужасного Нуреева показана исключительно через одно место. В таком случае подлинный герой нашей истории не изображает жертву, но по сути ею является. Ибо подобное либретто собственной судьбы Нурееву, скорее всего, не могло привидеться даже в ночных кошмарах.

Не скрывавший своей ориентации Рудольф Хаметович никогда не выносил ее на сцену: ни как танцовщик, ни как постановщик. Среди созданных им спектаклей значится в основном «скучная» классика, а в числе исполняемых партий — образцовые романтические герои. Да и портрет, выкупленный у потомков Ричарда Аведона, сам герой запрещал использовать для публикаций. Сомневаюсь, что гениальный артист, которому покорились лондонский Королевский балет и Парижская Опера, считал интимные обстоятельства главными в своей судьбе, а легендарный прыжок в Ле-Бурже — всего лишь шагом к свободной любви.

В конце концов, за свои пристрастия Нуреев расплатился по максимуму — жизнью. И Бог ему судья. В книге мировой истории эта фамилия значится не в разделе «Открытые гомосексуалисты», а в главе «Великие танцовщики». Думаю, нынешнее руководство Большого поступило максимально честно, признавшись хотя бы себе, что спектакль не дотягивает до уровня героя, чье имя вынесено в заглавие.