К нам едет «Нелюбовь»
25.05.2017
1 июня в России покажут уже нашумевшую в Канне картину Андрея Звягинцева, очередное, после «Левиафана», размышление о том, насколько все запущено. О фильме высказались все отечественные критики, и это, пожалуй, пойдет ему во вред. Если наши инстанции и рьяные общественники не станут придираться к этой ленте, не будут поднимать шум о русофобии и грозиться все на свете «запретить», прокатная судьба «Нелюбви» окажется печальной. Обычный зритель, если его не вовлекать в скандал на ровном месте, выберет, конечно, очередных «Пиратов» с Джонни Деппом.
Хвалить Звягинцева — после оваций во Франции и десятка елейных рецензий в России — глупо: всякому ясно и так, что технически его новая вещь сделана на высочайшем уровне. Кое-где диалоги могли быть и поживее, все остальное — почти идеально внешне. Кимвал бряцает очень громко. Судьба одной семьи — Женя (Марьяна Спивак), Борис (Алексей Розин) и их сбегающий от ссорящихся накануне окончательного разрыва родителей 12-летний сын Алеша (Матвей Новиков) — показана внятно, предсказуемо честно.
Здесь-то и есть отправная точка для совершенно иного рода рассуждений. Зарубежные кинокритики, немного путаясь в описании российских реалий, наперебой убеждают друг друга в том, что «Нелюбовь» снята о «деградации тиранической страны», хотя на самом деле речь идет совсем о другом. Если все происходящее в «Левиафане» было жестко маркировано придуманной русской глубинкой, то новая картина показывает нам обычный европейский (или американский) город, где обеспеченные люди мучают друг друга почем зря. Звягинцев не случайно возвращает зрителя к «Сценам из супружеской жизни» Ингмара Бергмана. Распад семьи? Конечно. Но не российской, а западной вообще. Ничего особенно московского в картине нет: в Берлине, Париже, Вашингтоне или Мадриде творится то же самое. Западная модель мира бесчеловечно, безжалостно препарируется режиссером, и чтобы этого не увидеть, нужно стараться специально: да, можно с криком взмахнуть мечом — «ах, русофобия», или выйти в белых доспехах и возопить — «докатилась Россия». И то, и другое — лукавство.
Звягинцев рисует абсолютную черноту, тотальный ужас, уже не имеющий национальных черт. Любая прямая отсылка к месту действия может быть заменена без особенных трудностей. Типизированная современная семья — отец, мать и ребенок — где родителям нет дела ни до опостылевшей «второй половинки», ни до не слишком драгоценного чада — кажется, что герои вот-вот выйдут под лондонский дождь. Каждый в отвратительной войне за счастье — сам за себя. Нет вины, нет любви, один беспредельный эгоизм. Дело обычное. Вряд ли рядовой поклонник кино захочет это смотреть на большом экране. Не все же такие любители Тарковского и Бергмана, как жюри модного фестиваля.
Глухая беспросветность — явление для русской культуры не новое. Из нее есть два выхода, хорошо известных. И Звягинцев вместе со своей «Нелюбовью» стоит на давно уже оттоптанной развилке. Здесь размышлял о дальнейшей своей судьбе Николай Гоголь, который написал технически безупречную пьесу «Ревизор», ту самую, из школьной программы. Ни одного положительного героя. Безнадега. Распад семьи, между прочим (как будто Городничий и его супруга любят друг друга или дочь — нет ведь, терпят кое-как). Мы привыкли судить классика, понимая весь его путь, но вернемся на секунду к тому самому времени, когда драма о Хлестакове уже написана, а «Тарас Бульба» не переделан в масштабное военное полотно во славу русского оружия, первого тома «Мертвых душ» нет и в помине, а о «Выбранных местах из переписки с друзьями» нечего и думать. Вот Гоголь и описанный им мир: мерзавцы, трусы, тупицы, плуты и жулики — деваться некуда, стоит ждать настоящего ревизора, вдруг он окажется приличным человеком.
Об этом Николае Васильевиче слишком легко воскликнуть — «русофоб». Или, напротив, так и хочется похвалить его за «честность» вытаскивания на свет самых неприглядных сторон нашей жизни. Сам Гоголь после успеха пьесы отправляется за границу и неожиданно для яростных поклонников превращается в автора совсем другой истории: об Аде, Чистилище и Рае — таково было дерзание «Мертвых душ». Первый том — круги преисподней, куда спускается описанный уже без отвращения Чичиков. Автор «Носа» выбор сделал: рвет с «прогрессивной общественностью» и ищет — не зря же он русский художник — свой путь к преображению действительности через слово. В «Выбранных местах...» об этом сказано достаточно, и та ненависть, с которой на Гоголя обрушивается Белинский, свидетельствует в пользу писателя лучше других наград.
После «Ревизора» можно было бы слепить еще двадцать пьес о том, как «все плохо». Минимум труда: берешь и делаешь. Так поступает, скажем, Владимир Сорокин, который выпускает в год по роману, пустому и глупому, хотя и изящному. Мастерство не прокутишь, но кто вообще обсуждал последнюю книгу когда-то скандального автора? Ладно, молодец, отметился произведением. Люди, которым по работе нужно, прочли, забыли назавтра же. Отмечу специально: никто Сорокина не критиковал, не запрещал, не призывал «изъять тираж», и чудесно. Не прошло и года, а даром никому не сдалась «Манарага». Скоро «заслуженный автор» выпустит в свет еще одну мастеровитую прозу, и если лишний раз не нападать на книгу, она пропадет из поля зрения даже быстрее.
Звягинцев в «Нелюбви» достиг предела собственной тьмы. Он сам не любит никого, и теперь, как свободный человек, может сделать очень простой выбор: или постараться выйти на свет, как это сделал Гоголь, или остаться наедине со своими умениями и превратиться в Сорокина. В первом случае все те, кто давал режиссеру разные «ветви», будут втаптывать его в грязь десятилетиями. Во втором — может быть, отметят еще одной европейской наградой, похлопают по плечу и отпустят домой.
Трудно жить «любви не имея», но, конечно, можно. А вот русским художником стать, звуча на все той же одной темной ноте, нельзя. Подозреваю, что кислая мина, с которой сам Звягинцев комментирует свой триумф, дарит робкую надежду: режиссер не так далек от этой очень несложной мысли. И вдруг — почему бы и нет — мы еще увидим, как мировые СМИ, захлебываясь, будут рассказывать о том, как их «предал» такой когда-то милый сердцу кинематографист. Нет такого Савла, что не смог бы выйти за расставленные судьбой флажки.
А пока — к нам едет «Нелюбовь». Смотреть ее не обязательно.