Тамара ЦЕРЕТЕЛИ

09.09.2016

9 сентября исполняется полвека Мышкинскому народному музею. Во многом благодаря ему крошечный городок на Волге превратился в туристическую Мекку.

Мышь родила гору — именно так, перефразируя поговорку, можно описать здешний феномен. Потому что Мышкин — наглядное пособие, как из загибающегося безвестного местечка сделать самый популярный малый город в России. С ежегодным потоком туристов в 200 тысяч человек, что почти в 35 раз превышает численность коренного населения...

«Купите мышку, сама делала», — пристает на улице девочка лет десяти. Ее подруги не теряются: «Нет, лучше мою, смотрите, какая серенькая!» Предприниматели постарше застолбили самые козырные места — у пристани. К ней пришвартовано сразу три теплохода — нынче ни одно уважающее себя пассажирское судно не проходит мимо Мышкина. Идет бойкая торговля сувенирными грызунами. «А какое у вас здесь градообразующее предприятие?» — спрашивает интеллигентного вида клиент у продавщицы. «Туризм», — отрезает она.

Большая обида маленького города

Говорят, поначалу жители были не в восторге от праздно шатающихся толп — от всего этого шума, гама и суеты. Но потом поняли, интерес приезжих можно конвертировать в звонкую монету, и стали куда терпимее. Теперь и вовсе гордятся своей знаменитой малой родиной. А ведь несколько десятков лет назад это было простое село. Мышкино. Какие теплоходы? Даже пристани не существовало... Так и прозябали бы дальше, если бы не краевед Владимир Гречухин, создавший Народный музей. 

— Началом служила обида на судьбу маленького Мышкина, — рассказывает сам Гречухин. — Он был разжалован из городов. Имя отняли, приставили «о» на конце. Считалось, у него классово чуждое прошлое: в 1918-м наш уезд отличился большими крестьянскими восстаниями против Советской власти. Та отомстила ликвидацией Мышкинского уезда — его разделили между соседними.

Так на карте и появился унизительный для мышкарей топоним. А ведь статус города поселению был жалован еще при Екатерине II. Да и место это, несмотря на легкомысленное название, серьезное. Например, в 1875-м тут открылась первая в Ярославии общедоступная научная библиотека. В XIX веке работали также две типографии. Создали и музей — не каких-нибудь там банальных древностей, а наглядных школьных пособий: мышкари всегда были оригинальны... А потом грянула революция.

 — Сюда никогда не шли деньги на ремонт, благоустройство, — констатирует краевед. — Помню, как в 60-е по дороге на работу смотрел с верхней части Мышкина вниз — все крыши ржавые, по ветру хлопают оторванные куски жести. На башнях Успенского собора — высоченные березы, метров в шесть. Умирающий, брошенный город, такой Хара-Хото... Если бывали попытки вывезти к нам филиал завода или фабрики, каждый раз это запрещалось. Мышкин был обречен.

В 1966 году Гречухин решил действовать. О том, что организует музей, краевед знал с детства. Со своей первой находки, когда на чердаке бабушкиного дома обнаружил светец. Выпросил его. «Зачем тебе?» — удивилась старушка. И получила ответ: «Я буду делать музей!»

Когда вырос, определился на стройку. Работа оказалась непростой, зато  полезной. Все время в разъездах: тут ферму соорудить, там — свинарник. Параллельно занялся любимым делом — начал собирать экспонаты по деревням: прялки, корчаги... Обзаведясь скромной коллекцией, надумал обратиться в райисполком — с просьбой разрешить создать музей. Отнес заявление на бумаге в клеточку, подписанное тремя людьми — им самим, Валерием Молочковым, директором сельской Рождественской школы, и Александром Салтыковым, краеведом, учителем литературы, уже вышедшим на пенсию. 

В райисполкоме инициативу поддержали. Председателем был человек заезжий, без надрывного отношения к Мышкину, зато бывший учитель. Он так растрогался, что выделил комнату — не где-нибудь, а в здании местного отделения госбанка. Так и появился Народный музей — организация на общественных началах.

Потому что мы банда

Вскоре Гречухин задумался о кадрах, которые бы тоже работали бесплатно: «По комсомольской стройке прекрасно знал, что смелее, романтичнее, беззаветнее ребят никого нет. Да и к этому моменту я уже окончил педагогический техникум, учился в пединституте». 

В общем, начал «вербовать». Проносил по Мышкину диковинные артефакты, привлекая внимание уличных мальчишек. Те реагировали. Подходили, спрашивали. Так сформировалась ватага, позднее названная в народе «бандой Гречухина».

— Ой, как мы мешали людям жить! — смеется «главарь». — Народ собрался непростой. Кроме ребят приглаженных, хороших, а таких было немного, пришли те, кого в школе считали заведомыми неудачниками, двоечниками и черт знает кем. В банке с ума сходили — вот соседей подкинули. Я днем на стройке работал, по командировкам разъезжал, а когда возвращался, они все как по команде являлись. Собирались только по вечерам — больше времени не было. Несколько раз охранник поднимал тревогу: думал, банк берут. Мы ведь на крышу поднимались, железом гремели, по чердакам лазали, по подвалам — там же приключения. Два раза  приезжал наряд милиции — нас окружали, блокировали...

В иные периоды «банда» насчитывала до 50 человек. Состояли в ней школьники от 8 до 17 лет. Организация, нигде официально не зафиксированная, делилась на группы. Младшие назывались «солдатами», над каждой такой ячейкой стоял старшеклассник — «генерал». У клуба были свой устав, совет, знамя. Все сегодняшние сотрудники музея так или иначе прошли ту школу. «Аркадич, всего доброго, милый!» — кричит Гречухин человеку, выходящему из музея. 

— Это наш ветеран, один из лидеров детской республики. Теперь живет в деревне, к нам заходил чаю попить. Величайший герой «банды». Мог сделать для музея бог весть что. Угнать машину у политорганизации на день, на два, а то и на неделю. Найти материалы для стройки. Горячая натура.

Стройка для детища Гречухина — свойство имманентное. Здесь все время что-то возводят. Сам он, допустим, сейчас делает пожарный выход из «Махаева двора», где знакомят с бытом мышкинского купечества. Это составная часть Народного музея, с годами разросшегося — теперь в нем восемь подразделений. Параллельно Гречухин собирает старинную сторожку. Она будет стоять в Музее под открытым небом, куда привозят образцы плотницкого дела: здесь амбары, часовня, дом бобыля, даже транспортировали келью блаженной Ксении Рыбинской...

История строительных подвигов сотрудников тянется с конца 1960-х. Все началось с того, что у музея отобрали комнату в банке. Несколько лет «банда» была без штаб-квартиры, экспонаты хранили по домам. Потом по просьбе Гречухина в дело вмешалась областная пресса. После поднятого шума выделили новое помещение — кладбищенскую церковь на окраине села... Храм был в плачевном состоянии, ремонтировали детскими силами и самого «шефа», как его и сегодня называют в музее.

— Чтобы покрыть крышу, из центра города таскали жесть — там ее как раз с домов скидывали, заменяя на шифер, — вспоминает «шеф». — Закладывали проломы в стенах — я же каменщиком работал... Жили без копейки, дорожа каждой гнилой доской, ржавым гвоздем. Бывало, воровали материал на государственных стройках. Все несли к себе, как в муравейник. Но нас все равно любили. И родители были спокойны за ребят.

Еще бы, помимо прохождения «школы мужества», здесь занимались наукой — археологией, этнографией. «Мы готовили специалистов. После нашей «учебы» они были на уровне младших научных сотрудников музея, — не без гордости поясняет Гречухин. — Ездили в экспедиции. Дважды в год устраивали большие — в Архангельскую, Вологодскую области. Остальные были мелкие: каждую неделю отправлялись в однодневный и двухдневный поход по деревням».

Поначалу на поездки скидывались. А потом у музея появились небольшие деньги — ему разрешили продавать билеты по пять копеек, затем и по десять. Весь год средства копили на экспедиции. Там, кстати, случались казусы. Как-то этнографов-собирателей арестовали. В одном из сел бабушка передала им деревянную скульптуру Христа, в свое время вынесенную из разоренной церкви и тем самым спасенную. Образ был канонический — «Иисус в темнице»: сидящий Спаситель правой рукой заслоняется от побоев, на нем набедренная повязка, из ран течет кровь. Счастливые музейщики погрузили изваяние в машину и отправились в Мышкин. Там их ждала милиция — кто-то позвонил в отделение и рассказал, что мимо провезли раненого обнаженного мужчину...

«Культура» в массы

Постепенно Народный музей становился знаменитым. В 80-е про краеведа-энтузиаста и его детскую республику писали не только в местной прессе, но даже в «Известиях» и «Правде». А однажды в Мышкин приехал Илья Медовой, корреспондент «Советской культуры», сыгравшей в дальнейшем исключительную роль.

— Обычно центральные газеты рассказывали о нас как о забавных чудаках, — делится Гречухин. — А «Культура» подошла конструктивно. 

В бурное перестроечное время газета регулярно публиковала статьи о Мышкине, дискутировала, доказывала. А главное — поддерживала мышкарей. К примеру, когда они отправились в «поход за именем». Народный музей обратился в Госдуму с просьбой вернуть малой родине название Мышкин — без лишней буквы. Бумага дошла до Ельцина, тот удивился, но подписал. Жители праздновали победу: на въездах в село сцарапывали проклятое «о».

Медовой посоветовал не останавливаться на достигнутом и замахнуться на главное — статус города. Об этом здесь мечтали все поколения краеведов, завещали молодым воевать. Правда, бороться пришлось не только с верхами, но и с низами — многие не хотели становиться горожанами, ведь это означало потерю сельских льгот. В Мышкине стали проводить бесконечные собрания. Одни доказывали, что без доплат, которые им пока полагались, придется тяжко. Другие, среди них Гречухин, — что городской статус поможет выжить, потому как сельские районы вымирают. В итоге большинство удалось убедить. Решение одобрили поселковый совет, районный, а затем и областная инстанция. На каждом этапе бились и побеждали. Очередь была за Москвой, где все оказалось просто. Друг мышкарей депутат Грешневиков отнес бумагу помощнице Ельцина, она передала шефу, тот подписал. «Тогда президент был нашим главным героем. Это потом мы опечалились его поступкам», — признает Гречухин.

Мечта краеведа сбылась — Мышкин снова стал городом. Правда, за это основателю музея пришлось поплатиться. «Улица разбита — говорят: «Это к Гречухину. Он статус добыл, к нему и идите», — мрачнеет краевед. — Дров не привезли — «Гречухину скажите спасибо, благодаря ему отменили льготы». Даже в музее некоторые отошли от коллектива. Один мальчик сказал: «Шеф, извини, но ты отнял у моей матери доплаты». 

Пока выясняли, кто прав, кто виноват, в Мышкин стали наведываться туристы. Потянулись они из-за публикаций в центральных газетах о чудаках-энтузиастах и их музее. 

— Помню, пришел теплоход, пытался причалить, да некуда. Он истошно гудел. А я стоял на берегу и ругался, — усмехается Гречухин.

Тогда ему пришлось вступить в очередную борьбу — за пристань. Наконец, местные власти вняли уговорам. И в бывшее село поплыли суда — сначала на разведку, потом с туристами — на экскурсию в музей. Он к тому времени отвоевал новые здания и по-прежнему ремонтировал их своими силами. Кладбищенский храм вернули Церкви.

На волне успеха Илья Медовой предложил открыть Музей Мыши. Идею сначала не оценили. «Мы тогда собирали коллекцию старой техники, а тут мышь какая-то. Лишь через год я понял, что Медовой дарит нам сказку, легенду».

Изоб нет, везде «Палаты»

Грызун и вправду стал для города мифическим животным, его изваяния повсюду. А единственный в мире Музей Мыши, созданный на базе Народного, — точкой притяжения путешественников. 

В 2000-х слава Мышкина натолкнула тогдашнего губернатора области на мысль сделать из него витрину малых городов Ярославии. В бывшее село стали вкладывать деньги, выделили огромную сумму на постройку комплекса «Мышкины палаты», впоследствии «задавившего» Народный музей. «Палаты» передали муниципалам, и это было правильно, я сам за это высказывался, — подтверждает Гречухин. — Плохо то, что им отдали туристический информационный центр, и они стали рекламировать только себя».

Теперь о Музее Мыши туристы почти не знают. С теплоходов их прямиком ведут в развлекательный комплекс «Палаты» (корреспондент «Культуры» выяснила, что это входит в стоимость круиза), а потом обратно на пристань. В итоге они и не подозревают, что в Мышкине есть еще Народный музей с уникальной коллекцией. За последнее время поток гостей туда сократился до 20 тысяч человек в год. Приходят те, кто узнает об очаге краеведения из интернета. Или по старой памяти. 

— Это нормально. Деньгами не делятся, — философски смотрит на вещи краевед. — Это мы, дураки, всем делимся. Помогаем другим открывать музеи. Вот в Учме был наш филиал — теперь освоился и стал самостоятельным. За Волгой еще два объекта открываются — направляем туда своих посетителей. Главное, что наше дело не сойдет на нет, Мышкин влился в туристическую струю. К сожалению, время энтузиастов прошло. Это при Советском Союзе их любили, относились как к блаженным. А теперь — как к дурачкам. Думаю, создать такой музей, как наш, без денег, только на азарте — сегодня уже невозможно.

Мышкинский народный музей по-прежнему общественная организация. Живет на самообеспечении — спасибо 20 тысячам гостей в год. Продолжает ездить в экспедиции. Устраивает краеведческие конференции. Издает книги. Из почти что 20 сотрудников пятеро работают на общественных началах, в том числе Гречухин. Сначала его кормила стройка, потом газета «Волжские зори», чьим сотрудником он был несколько десятков лет.

— Меня часто спрашивают: «Ну что, Гречухин, где твоя армия?» — грустно улыбается он. — Ответить нечего: детской республики не существует. В перестройку у нас государство «перекупило» ребят. Началась бесконечная веселиловка. Детей развлекали, играли с ними, а элемент трудового воспитания полностью исключили. Его и сегодня нет. А недавние законы отняли у нас последних детишек. Там указано, что до 14 лет заниматься физическим трудом запрещено. Новые ценности... Так что над этой частью трагедии — или комедии — занавес опустился. «Банды» больше нет.

Зато подрастающее поколение можно встретить недалеко от пристани — оно торгует. Слава богу, хоть собственными поделками. «Все мыши по 100 рублей», — верещит звонкий детский голос. Когда выбираешь понравившуюся, поправляется: «А эта стоит 150 — вы неправильно поняли».