Егор ХОЛМОГОРОВ, Крым

29.06.2016

Солнце едва зацепило оранжевой туманностью зубцы Ай-Петри, устремленной вниз каменным водопадом. Ни ветерка. Плавать в подогретом застоявшемся молоке согласны только бесчисленные медузы. Люди на берегу — те человек 50, которые разместились на гальке небольшого стометрового пляжа, — загорают, возятся с детьми, строящими каменные замки, и ждут у моря погоды. Так я впервые понял, зачем нужен шторм.

Впрочем, шторм — это лишнее. Достаточно небольшого волнения в 1–2 балла, когда вода не кипит и пенится, а сладко струится, игриво перекидывая солнечные блики. Чистая, прохладная — в ней снуют уже не скучные студенистые гидроидные, а веселые и юркие черные рыбки. Иногда, раз в неделю-две, на горизонте показываются стаи дельфинов, прочесывающих прибрежные воды в поисках этой мелочи.

Ты смотришь на игру морских пищевых цепочек из парка, над ливанскими кедрами, можжевельниками, розами и магнолиями которого трудились сперва великокняжеские садовники, а затем советское курортное ведомство, и впиваешься в сочные, хотя и костистые плоды мушмулы, лично снятые с соседнего дерева. А в шестистах шагах остатки римской крепости прикрывают от варварских призраков маяк мыса Ай-Тодор. Ты сидишь на веранде, где в былые дни, придя пешком по «Царской тропе» из своей Ливадии, пил чай Николай II. В пяти метрах растет пальма. Ты в России. От осознания — пальма, но в России, в России, но пальма — по-прежнему захватывает дух. 

В районе Большой Ялты ни на секунду не покидает ощущение, что тебя, несмотря на все грехи, взяли в рай. И этого не может перебить ни туристическая теснота и толчея, ни всюду припаркованные машины и разбитый асфальт (нижнюю дорогу от Мисхора не починят уже два года), ни ставшая настоящим бичом текущего сезона дороговизна, когда каждая черешенка подмигивает с вызовом: «Ведь я этого достойна!» «Да, достойна», — признаешь с легким вздохом, вспоминая «плюс семь» в июньской Москве и скисшие водянистые ягоды столичных рынков.  

Самым дорогим удовольствием, конечно, стало вино — особенно коллекционная «Массандра». Где те времена, когда «Педро «Крымский» 1948 года можно было купить за 5–6 тысяч рублей? Сейчас аналоги стоят десятки тысяч, а некоторых сортов вообще нет в открытой продаже. И это правильно, считают виноделы, разбазаривание по дешевке драгоценного виноматериала наконец-таки пресечено. Но попробовать сей прекрасный нектар обязательно следует. Из сравнительно бюджетных вариантов лучший — Пино-Гри «Ай Даниль» 1996-го, сотканный из солнца и сладости. Хотя у «Массандры» сегодня все больше конкурентов — появились десятки новых брендов, и многие из них создают восхитительные напитки.

Большинство гостей Ялты скучиваются вечерами на набережной, редко забираясь внутрь города. Дефилируют без всякой цели, едят мороженое, слушают уличных музыкантов... Над всем этим сиротливо нависает буква «М» — когда-то украинский «Макдоналдс» был здесь господином, пропитывая своими запахами все на километр кругом. Рядом с заведением суетились дети с родителями и проститутки с сутенерами. В тот период Ялта казалась мне невыносимо вульгарной, примитивной и упадочной, я не любил Ялту. Исчезновение символа глобализации как бы расколдовало город — теперь по набережной гуляют просто отдыхающие, а не «очередь за бигмаком».

Непременный нынешний типаж — дама с маленьким четвероногим. Бронзовый чеховский прототип стоит тут же. Высокая, кажущаяся неприступной женщина с собачонкой и отдельно грустный спутник. Если вы корпулентный мужчина с тросточкой, можно сделать трюк: подойти к ней, приобнять за талию — и тогда глаза памятника, смотрящего на то, как уводят его любовь, наполняются трагической тоской.

Пройдя еще немного, увидите на постаменте лысого чиновника с папкой в руках. Очень многое из того, чем более столетия радует Ялта, сделано именно им. Николай Петрович Краснов был главным архитектором города с 1887-го по 1899-й, а затем до самой эмиграции в 1919-м занимался частной практикой. Своим удивительным «дворцовым» обликом Большая Ялта обязана его гению — улицы и общественные здания, церкви и великокняжеские дворцы, наконец, шедевр шедевров — Ливадия. 

Краснов строил в разных архитектурных стилях. Дюльбер — это игра с ориентально-мавританским, Харакс, на веранде которого я пишу эти строки, — шотландский загородный дом, неожиданно хорошо прижившийся среди пальм и кипарисов, Юсуповский дворец — обращение к средневековью, сдобренному южным солнцем. Ливадия же — настолько прозрачная реализация идей ренессансного зодчества, что в самой Италии найдет не много соперников. Краснов ухитрился угодить всем — от императора, которому построил невероятно удобный кабинет с окнами на море, до горничных, восхищенных продуманной логистикой, облегчавшей их работу. 

Путешествие между дворцами — отдельное удовольствие, хотя, чтобы посмотреть их, глазам приходится продираться через чудовищные новостройки. Земля тут бриллиантовая, и в эпоху принадлежности тотально коррумпированной Украине каждый кому не лень стремился воткнуть сюда отельчик или жилой комплекс. Больно смотреть на Приморский парк, наполовину съеденный высотками. Когда отправляешься в плавание вдоль берега (к сожалению, кораблики, раньше ходившие на пространстве от Алушты до Алупки, теперь сжались до маршрута Ялта — «Ласточкино гнездо»), то испытываешь необоримое желание сносить и разрушать — так уродуется панорама Южного берега строениями, отличающимися полным отсутствием вкуса. Московская «ночь длинных ковшей» явно не помешала бы, чтобы прекратить надругательство над памятью великого Краснова.

И все-таки крымского воздуха, моря и солнца хватает на всех, несмотря на то, что сейчас ЮБК ощутимо перегружен (а ведь высокий сезон стартует ближе к середине июля!). Отдыхающие ютятся в гостиницах, квартирах, частных домиках и санаториях, часть которых два года назад сменила названия. Например, исполненная в стиле сталинского ампира «Украина» превратилась в «Родину». Иные, правда, переименовали, а потом вернули обратно. «Днепр» мигом стал «Южным», однако затем чиновники вспомнили, что исток-то река берет на территории России и протекает через Смоленск...

Есть и другие забавные напоминания о былом. В некогда престижном советском санатории «Айвазовское» в Партените сидит на скамеечке простодушный пенсионер в вышиванке и шляпе — это Никита Сергеевич Хрущев; благодарная Украина таким вот макаром почтила «кукурузника» за передачу Крыма. Сегодня памятник выглядит курьезом посреди раскинувшегося на территории здравницы великолепного парка «Парадиз» — античные статуи и беседки, пруды и колоннады внутри двухсотлетней оливковой рощи, японский сад и лестница с выбитыми стихами Пушкина и Лермонтова — наглядный урок русской поэзии. Настоящий шедевр ландшафтной архитектуры. Впрочем, я увлекся и выскочил из Большой Ялты в Большую Алушту...

Если вернуться назад, к разделяющему эти города Аю-Дагу, то огромный экран у поворота на «Артек» расскажет вам, что в пионерской столице снова кипит жизнь. Автобусы с артековской символикой снуют теперь туда-сюда по крымским дорогам, а в аэропорту ты встречаешь сотни «пионеров» с разноцветными галстуками, направляющихся к месту долгожданного отдыха.

Некоторые детские объекты, впрочем, так и киснут в ожидании решения своей судьбы — к примеру, лагерь имени космонавта Комарова в Форосе; на его пустынную территорию вас проводит радушный охранник. У здешнего поста специальная миссия — обеспечивать проход к могиле великого философа Николая Яковлевича Данилевского, в чьем имении «Мшатка» и раскинулась здравница. В кипарисном зале под сенью высоких стен Байдаро-Кастропольской гряды покоится один из величайших творцов славянской идеи, напоминая о том, что Крым — это не только пространство неги и чувственных удовольствий, но и точка, где русская мысль работает с удивительной силой и ясностью. Некогда Большая Ялта от Фороса до Гурзуфа являлась одной из столиц нашей культуры, освященная именами Пушкина и Чехова, Коровина и Шаляпина, Данилевского и Краснова. Надеюсь, что так будет и вновь.