Татьяна УЛАНОВА, Крым

10.05.2016

18 мая старейший работник Дома-музея А.П. Чехова в Ялте Алла ХАНИЛО отметит профессиональный праздник. Международный день музеев был учрежден в конце 1970-х. А она пришла в знаменитый дом на Кирова сразу после Великой Отечественной, в 1946-м. Единственную запись в ее трудовой книжке сделала сестра писателя — создатель и первый директор музея Мария Павловна Чехова.

Семь десятков лет Алла Васильевна изучает жизнь и творчество классика — кажется, ни одного белого пятна не осталось. Однако для каждого своего выступления заслуженный работник культуры Крыма, почетный житель Ялты Алла Ханило обязательно находит что-нибудь новое — будь то пометки Антона Павловича в книгах русских писателей, неизвестный факт его любви к сестре Женечке, прожившей всего два года, или любопытная цитата, на которую раньше не обращали внимания. 

Ханило: Мистическая связь с Антоном Павловичем у меня с младенчества. Как иначе объяснить, что я появилась на свет не в роддоме, а в санатории имени Боброва — того Боброва, который преподавал Чехову на медфаке? Что в 1928 году наша семья поселилась в этом доме, а по соседству когда-то жил писатель? Что училась я в здании гимназии, где он был членом попечительского совета? Что Мария Павловна взяла на работу меня, вчерашнюю школьницу, и даже выхлопотала дополнительную ставку? 

После школы я поехала в Симферополь поступать на физмат. Но спохватилась: как же стану учиться, если зимой ходить не в чем — рукава купленного еще до войны пальто едва прикрывали локти. Даже на поездку пришлось деньги занимать. Из всех одноклассников я одна не поступила сразу в институт из-за бедности, и лишь спустя много лет заочно окончила филфак.

культура: Отец погиб на фронте?
Ханило: Нет, там другое... До войны папа возводил здание ялтинского Морвокзала. Строительство закончилось — начались аресты: взяли одного инженера, второго, третьего... А какие у папы грехи? Отмечал Пасху и Рождество, когда елки были запрещены. Коллеги посоветовали уехать от греха подальше в Златоуст. Помню, долго они с мамой говорили, она плакала. Отец боялся, что его арестуют, и пострадаем мы все. А он меня обожал. И ради сохранения семьи даже оформил фиктивный развод с мамой. Даром, что с Урала через коллегу отправлял письма, мне прислал «Сказки Пушкина». А незадолго до смерти каждому подписал маленькие фотокарточки: любящий муж, любящий отец... Четыре года только вытерпел без семьи. 

А потом — война. Два с половиной года страшной оккупации... Начальники уезжали, наш сосед — директор табачной фабрики взял на работе машину с водителем, посадил всю семью и вывез в Ташкент. У нас возможности эвакуироваться не было. Мы жили в центре — прятаться негде. Нас и бомбили, и с моря обстреливали. А продвигались немцы быстро. Уже 2 ноября 1941 года фашисты в Симферополе, 7-го — в Ялте. С первых дней войны мы голодали. Приходилось продавать все, что можно, в том числе книги. В 1942-м мой брат попал с двумя мальчиками в облаву, их угнали в Германию. Вернулся только он. Спустя восемь лет. 

культура: А музей Чехова как спасали? 
Ханило: Марии Павловне предложили уехать. Она спросила: «Будут ли вывозить музей?» Получила ответ: «Никакой возможности нет». Тогда и решила: какая судьба будет у дома — такая и у нее. И осталась. На улицу не выходила. В Ялте почти никто не знал, как она выглядит. В 1944-м, после освобождения полуострова, ее наградили орденом Трудового Красного Знамени. 

культура: Как же хранительница чеховского наследия доверила девочке без образования и опыта работу в дорогом ее сердцу доме? 
Ханило: Мария Павловна действительно была серьезной дамой, в свое время преподавала в гимназии историю, географию, была избрана почетным академиком Императорской академии наук. Но получилось так, что наша соседка по коммуналке, работавшая в музее, должна была родить и искала себе замену. Когда я пришла, Мария Павловна приветливо улыбнулась:

— Какой предмет в школе вы любили больше всего?

— Математику, — честно ответила я.

Улыбка тут же исчезла с лица Чеховой:

— Ну тогда вы нам вряд ли подойдете.

Скромная и стеснительная, девочка неожиданно расхрабрилась:

— Я много читаю, у нас дома большая библиотека. Только учебник Поспелова не люблю. Например, в «Войне и мире» мне понравился Андрей Болконский, а там написано, что главный герой — Пьер Безухов.

Мария Павловна откинулась на спинку кресла и заразительно рассмеялась:

— А вы еще и рассуждать умеете?!

Моя судьба была решена.

Первое время я рассказывала очень громко, чтобы чувствовать себя увереннее — в 18 лет выглядела на 14. Посетители музея так и говорили: «У вас тут есть девочка с косами...» Вскоре в музей пошли фронтовики, долечивавшиеся в крымских санаториях-госпиталях — на костылях, без рук, без ног... И так жалко их было! Так тяжело было с ними общаться, бедными, что я приходила домой, закрывалась в ванной и плакала. Вообще тогда очень много было посетителей — не то что сейчас. Очереди стояли! Люди неделями не могли попасть, в окна лезли, когда им говорили, что билетов нет. Да и сотрудники старались — полтора часа по комнатам водили. 

культура: Вы ведь сблизились с Марией Павловной. Что это был за человек?
Ханило: Религиозная женщина, в храм она уже не ходила — я стала связующим звеном между нею и отцом Александром. В 1948 году они вдвоем начали уговаривать меня причаститься. А мне двадцать лет, я комсомолка... Ну, рискнула. Мария Павловна была так рада!

Как всякая нормальная женщина, она хотела иметь семью, детей. С племянниками отношения не очень складывались, и по сути она была очень одиноким человеком. Поэтому, когда в дом приезжали гости (Мария Павловна жила в мезонине — в комнатке без удобств, служившей спальней и кабинетом), она приглашала меня. Помню, принесла ей отчет (каждый день мы чертили диаграммы — сколько прошло учителей, врачей, военных), а она вдруг понизила голос и заговорщически сказала: «Душенька, приходите сегодня вечером — будет Иван Семенович...» А у самой в глазах такие искорки — ну просто светится от радости! 

С Козловским Марию Павловну еще до войны познакомила жена Чехова Ольга Леонардовна, но в музее он прежде не бывал. И вот 1949 год. Он впервые приехал с женой Галиной Ермолаевной и дочками Аней и Тусей. Вручил Марии Павловне красные розы. «А это мой главный экскурсовод», — представила она меня. Козловский выдернул из букета один цветок, укололся шипом, передал мне — я тоже поранилась. Он улыбнулся: «Все прекрасное всегда колется»... А на следующий год уже приехал один. Жена ушла от него, забрала дочек и не позволяла им видеться с отцом. Он страшно переживал. 

культура: Неужели Вы не влюбились в него?
Ханило: Наши отношения были чистые и нежные. Все 45 лет. Да и у него после развода появилась гражданская жена. Иван Семенович очень любил Крым, думаю, он-то ему и продлил жизнь. Часто отдыхал в Мисхоре и два-три раза в неделю бывал в музее. Приезжал с гитарой, пел в саду, любил розыгрыши. В течение многих лет устраивал городские праздники, собирая хор из 2000 человек. Надо бы установить мемориальную доску в память о нем...

Мы быстро подружились, он всюду возил меня с собой. Вечера, концерты, прогулки по берегу моря... Верующий, чуткий, внимательный, лет двадцать он называл меня на «Вы», потом незаметно перешел на «ты», было приятно. Последний раз мы виделись в начале 1993-го. Он уже не мог спуститься из спальни по витой лестнице — встретил меня у кровати в полосатой пижаме и в галстуке: «Для тебя надел». Я сразу вспомнила, как однажды в жару он приехал в музей в рубашке с отложным воротничком. Сотрудница заметила: «Как же вы, Иван Семенович, к Марии Павловне — и без галстука?!» Он смутился — виноват, мол. В другой раз звонит в парадную дверь, ему открывают, а у него на шее — три галстука в ряд. Исправился!.. 

культура: Каких только гостей не видел дом Чехова за 95 лет! 
Ханило: Даже Клементина Черчилль в 1945-м оставила свой отзыв. И получила в подарок от Марии Павловны томик Чехова. А вот первым руководителем нашей страны, побывавшим в доме, стал Владимир Путин.

Помню, Маршак сказал: «Каждый раз приезжаю — все просят у меня автограф. Кроме вас...» Мне он тоже потом оставил. Но если бы я по собственной воле собирала подписи знаменитостей, можно было бы открыть музей автографов. 

Маршак, к слову, любил пошутить, у него было хорошее чувство юмора. Как-то зашел в дом и, не поздоровавшись, стал подниматься к Марии Павловне. А я ему — его же стихами: «Если же вы вежливы и к совести не глухи...» Он рассмеялся. А вот Паустовский был довольно закрытым, с ним общаться было непросто. Первым же писателем, с которым я встретилась в Ялте, был Аркадий Гайдар. 1937 год. Мне девять лет. Я иду в школу и вдруг вижу его с группой детей. Красивый необыкновенно — как на портрете! Прибегаю, рассказываю одноклассникам, мальчишки не верят. А пионервожатая говорит: «Ну, если это правда, тогда пойди и пригласи его к нам в школу». Я нашла его в пансионате «Литфонд» — там писатели месяцами жили. Он тут же откликнулся. Только предупредил: «Завтра зайдешь за мной — пойдем вместе». На следующий день, пока шли, интересовался: как учишься, с кем живешь. Я отвечаю: «С мамой и братом». Думаю, вот сейчас спросит про отца. А он только сильнее сжал мою руку... 

культура: С автографом Смоктуновского у Вас ведь особая история?
Ханило: 1975 год. Во МХАТе решают ставить «Иванова». У Смоктуновского — главная роль. И он приезжает на наши Чтения. Ни один актер, наверное, не относился к работе так серьезно. Прослушав все доклады, сказал: «Я понял, что вы так же не понимаете Чехова, как и я». Он был у нас впервые, и хотя шел ремонт, я решила показать ему письменный стол классика, книжный шкаф. Открываю — там Пушкин, Толстой... А на переднем плане — маленькие молитвенники на разных языках. Актер сразу обратил на них внимание. Рядом стояли заслуженные чеховеды, доктора наук. Он поворачивается к ним: «Вот вы всю жизнь занимаетесь Чеховым... А как писатель относился к религии, был ли верующим?» Те — как сговорились: «Он был атеистом». У меня глаза на лоб полезли. Э, нет, думаю, кому-кому, а Смоктуновскому я должна сказать правду. Идем дальше, смотрим картины Левитана. Вдруг оказались рядом, я шепчу: «Иннокентий Михайлович, когда все выйдут из зала, останьтесь, я вам кое-что покажу». Потом подвела его к многоуважаемому шкафу, открыла, а там — иконы. В том числе — большая, с которой начиналась семья: когда Евгения Яковлевна выходила замуж за Павла Егоровича, ее мать благословила их образом Николая Чудотворца. Считалось, именно он спас дом Чеховых. Во время крымской войны Таганрог обстреливали с моря, а Евгения Яковлевна ждала первого ребенка. Из города пришлось уехать. Павел Егорович тогда снял икону со стены, помолился и оставил на столе. После рождения Александра семья вернулась в Таганрог. Кругом все разрушено, а их дом цел. К сожалению, в 1994-м эта икона странным образом исчезла из музея — в киоте было больше 700 граммов серебра...

Да, в советское время надо было утверждать, что Чехов — атеист. Консультант музея даже требовал убрать из экспозиции иконы и крест. Мария Павловна твердо сказала тогда: иконы не трогать! Словом, показала я их Смоктуновскому и добавила: «Есть еще много маленьких, Чехов часто ездил по обителям и отовсюду привозил миниатюры — тете, матери. Отправляется в очередное паломничество и пишет: «Еду... в Святые горы, где пробуду три-четыре дня в посте и молитве»... Ну, и как его можно было назвать атеистом? Он же это не для нас писал. После этого Иннокентий Михайлович отвернул ворот модной водолазки, вытащил золотой крестик на тонкой цепочке и говорит: «Я верующий человек. Но пусть это будет нашим секретом». Потом схватил меня за обе руки: «Вы даже не представляете, что для меня сделали! Я ведь играть не могу, если не понял души автора». Спустя три года в Москве он узнал меня в фойе театра, пригласил в гримерку и написал на программке: «Милый, милый друг! Никогда не забуду Вашего доверия, связанного с Чеховым». Сам Антон Павлович в 1901 году заметил: «Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не занимать ее место шумихой, а искать, искать одиноко, один на один со своей совестью». В молодости у него были другие мысли, он находился под давлением толстовского учения. Но с возрастом все встало на свои места. Не случайно даже в советские годы личность Чехова очень интересовала священников — к нам приезжали из Москвы, Ленинграда... 

культура: А Вы по-прежнему с Чеховым?
Ханило: Я ведь Марии Павловне обещала, что не уйду из музея. Сейчас работаю на договоре, веду ответственные экскурсии, выступаю на Чтениях, пишу книгу. И говорю правду. С 1953 года в Приморском парке стоит памятник Антону Павловичу работы Мотовилова. Во время Чтений мы любили туда ходить — чеховеды, мхатовцы. А недавно на набережной появилась новая композиция — писатель и «Дама с собачкой». Но это же ужас! Гранаты нет, а то взорвала бы! Стоит бедный Чехов ростом 186 см и смотрит на эту, простите, бабищу — выше его... А платье? Там и бантики, и рюши, и складочки, и оборочки, да еще сзади, как пропеллер, огромный бант. Страшнее придумать нельзя! Кроме того, наш мемориальный музей объединили с музеем Пушкина в Гурзуфе. Как это возможно?