Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

12.07.2015

Мир кино скорбит: на 84‑м году жизни скончался Омар Шариф. В последние годы с легендарным актером неоднократно встречался парижский корреспондент «Культуры». Мы предлагаем вам фрагменты этих бесед.

культура: Когда Вы впервые попали в Россию?
Шариф: В 1956 году, после заварушки с Суэцким каналом. Мы приехали на Неделю египетского кино в Москве. Президент Насер очень дружил с русскими и китайцами, а в Египте в то время существовала мощнейшая киноиндустрия. Мы с женой были очень знамениты, и нас включили в состав культурной делегации, которая побывала в Москве, а потом в Пекине, где нас принимал сам Мао.

культура: Трудно поверить, что Вам не нравился «Доктор Живаго» — лента, которая Вас прославила.
Шариф: Когда я впервые увидел фильм, то нашел его слишком сентиментальным, а себя — чересчур слезливым. В картине мой герой почти ничего не делает и только смотрит на мир полными слез глазами. Теперь я считаю, что «Доктор Живаго» — очень хорошая мелодрама. Лента напоминает по своей концепции «Унесенных ветром» — историю любви на фоне гражданской войны, революции, насилия. Но едва ли этот фильм понравился бы Пастернаку.

культура: Правда ли, что Вы специально ездили в Переделкино, чтобы с ним встретиться?
Шариф: К сожалению, я прибыл в Переделкино, когда Пастернак уже умер, но я виделся с его спутницей Ольгой Ивинской, которая послужила прообразом Лары.

культура: Говорят, первоначально Вы претендовали на роль революционера Паши Стрельникова?
Шариф: Я не мог представить, что у меня есть шанс получить заглавную роль! Прочел роман и предложил Дэвиду Лину дать мне сыграть Пашу, но режиссер ответил, что видит меня только в образе Живаго.

культура: С тех пор Вам часто предлагали роли русских…
Шариф: Я играл императора Николая  II в американском телефильме «Анастасия», боярина Ромодановского в «Петре Великом», графа Разумовского в американском фильме, посвященном Екатерине Великой, и даже агента КГБ.

культура: Анджей Вайда снял Вас в роли Степана Верховенского в своей экранизации «Бесов»…
Шариф: Этот фильм не получился. Нельзя за два часа пересказать один из величайших классических романов. В свое время я собирался выучить русский, чтобы читать ваших классиков в оригинале — особенно Чехова, которого фанатически люблю. Помню, молодым сыграл доктора Астрова. Всю жизнь собирался попробовать себя в образе дяди Вани, но случай так и не представился. А теперь я уже слишком стар — из чеховских персонажей мне остается разве что слуга Фирс, в роли которого я видел и Евгения Лебедева, и Алексея Грибова.

культура: Почему после фантастического успеха в Голливуде Вы решили покинуть Штаты?
Шариф: Я появился на свет в стране пирамид, люблю старину, древние цивилизации, а в Америке все новое, современное. Там между съемками абсолютно нечего делать. Все увлечены деньгами. Девушки похожи друг на друга, как две капли воды. Я хотел жить в «старушке Европе». К тому же постепенно я буквально возненавидел Голливуд.

культура: Однажды Вы назвали себя «посредственным актером». Признайтесь, это было кокетством?
Шариф: В большинстве фильмов я на самом деле играл неважно. Наверное, у меня был талант, но я утратил свежесть. Говорю на пяти языках — на всех с акцентом. Так что мне довольно трудно подобрать роль. Я не мог играть ни американца в американском фильме, ни француза — во французском. Но в любом случае я никогда не отказывался от картин, которые ставили хорошие режиссеры.

культура: Готовы сыграть в фильме русского режиссера?
Шариф: С огромным удовольствием. Всегда восхищался русским кино. Я очень хорошо знаю Никиту Михалкова и его семью. Мы большие друзья, поскольку одинаково относимся к жизни. Когда Никита в Париже, он останавливается в том же отеле, где я постоянно живу. Я обычно нахожу его в баре, где мы вместе выпиваем.

Культура: Россия для Вас скорее Восток, чем Запад?
Шариф: Конечно, Восток. Запад отличается прагматизмом. Чувства здесь играют меньшую роль. Напротив, русские — люди темпераментные, увлекающиеся, ни в чем не знающие меры. Они легко ранимы…  Вместе с тем в культурном отношении Россия принадлежит Западу. Вы — страна великих писателей, композиторов, артистов, тогда как Восток ими беден.

культура: Вы убеждены в неизбежности войны двух цивилизаций?
Шариф: На протяжении последних лет американцы каждый день тратят на войну в Ираке миллионы долларов. Если бы все эти деньги они отдали неимущим, население было бы полностью на их стороне. Народ беден, невежествен и неграмотен. Такому народу нельзя навязать «демократию», как ее понимают американцы. Война в Ираке ведет к сильнейшей радикализации мусульманского мира.

культура: Не порождает ли религия взаимной ненависти?
Шариф: Дело не в религии, не в вере, а в той пропасти, которая не перестает углубляться между Востоком и Западом… И, конечно, это вопрос геополитики. Американцам нужен Ближний Восток, запасы нефти.

культура: Русские, в том числе наши великие писатели, зачастую были заядлыми игроками, как и Вы.
Шариф: Да, в лучшие годы я мог бы исполнить заглавную роль в экранизации «Игрока». Карты помогали мне избавиться от скуки. Я всю жизнь провел в путешествиях, у меня никогда не было постоянного места жительства. Вечерами, чтобы убить время и пощекотать себе нервы, я шел в казино и ставил крупную сумму. В картах самое большое удовольствие для меня в том, чтобы, проиграв, отыграться. В молодости я не боялся проиграть, ибо знал, что всегда смогу заработать. Но сейчас стал осмотрительнее. Я сказал себе: «Старик, нельзя, чтобы ты остался без средств к существованию».

культура: Игра может не только разорить человека, но и свести его с ума…
Шариф: Я всегда себя контролировал, не хотел становиться жертвой своих страстей. В течение сорока лет я курил по пять пачек сигарет в день, но смог бросить — без врачей или таблеток. У меня железная воля.

культура: В России говорят: не везет в карты — повезет в любви…
Шариф: Думаю, победители выигрывают — и в рулетке, и в любви.

культура: У Вас репутация нестареющего донжуана.
Шариф: Наверное, потому, что я старый холостяк. Стоит мне появиться где-нибудь с дамой, как все считают ее моей любовницей. Но у меня много приятельниц, с которыми я хожу в рестораны или на спектакли. Случается, что с одной или другой из них пересплю — ведь я не монах… После того как мы расстались с женой в 1965 году, ни разу ни в кого не влюблялся. Держал свои чувства в узде. Несмотря на всю свою сентиментальность, я человек, у которого все решает разум, а не сердце.