Алексей КОЛЕНСКИЙ

14.08.2014

Краснодарский режиссер Валерий Тимощенко, известный телезрителям по документальным циклам «Чистая победа» и «Крестьянская история», готовит военную хронику под рабочим названием «Луганская повесть». Впечатлениями о творческих командировках в Луганск он поделился с «Культурой».

культура: Давно из Новороссии?
Тимощенко: Побывал в июне, после того как в поселке Счастье расстреляли мирных жителей, которые сочувствовали ополченцам, а близ Металлиста погибли российские тележурналисты. В середине июля отправился в Луганск снова, по дороге узнал о крушении «Боинга».

культура: Ехали по зову сердца?
Тимощенко: Можно сказать, по своей инициативе. Сам себе выписал командировочное удостоверение. Примерно так же отправлялся снимать военные конфликты в Абхазии, Карабахе, Чечне, Южной Осетии. Со временем понял, что все это эпизоды одной таинственной войны. И понять каждый из них, в том числе и нынешний, украинский, возможно, только если взглянуть на эту 23-летнюю войну в целом. Тогда есть шанс узнать, в чем ее суть и кто с кем на самом деле воюет. Война всегда рядом, никуда не девается, тлеет, как чумная зараза.

История проявляется не в новостях и цифрах, а в человеческих судьбах. Толстой говорил: можно выдумать почти все — детали, обстоятельства, даже эпохи, но не психологию персонажей. Чтобы приблизиться к правде времени, нужны невыдуманные характеры, раскрывающиеся в пограничной ситуации. Вроде второго рождения. Если оно не состоялось, то, возможно, не состоялась и сама человеческая жизнь. Я искал такие характеры: в моей картине (рабочее название «Луганская повесть») семь портретов ополченцев. А уж нашел или нет — решит зритель. 

культура: Как добирались в Луганск?
Тимощенко: Прихожане храма, освященного в честь великомученика и целителя Пантелеимона, что на реке Кубань, в который хожу и сам, собрали гуманитарную помощь. Три с половиной тонны погрузили в грузовичок, уведомили местных силовиков… С нами на фронт ехал молодой иеромонах окормлять ополченцев, и я добирался не с пустыми руками: диски с фильмом «Кавказский фронт» — о воевавших в Первой мировой кубанцах. На границе встретили проводников из местных. Поразительно, кто-то из них видел мои работы. Даже просили автограф. Священник и фильмы послужили паролем, пропуском. Луганские «сталкеры» провели нас в «зону», стали бескорыстными помощниками, прикрывали, как своих.

Несомненно, сегодня там происходят планетарные события. А в самом центре бури, как известно, трагическая тишина. Может, поэтому все обошлось, хотя нас в разное время три раза обстреляли, из миномета, потом из гаубицы и еще из «Урагана». Снял, как ранило рядом шестнадцатилетнего паренька, пытавшегося выбраться с мамой и младшим братом из города. Осколки прошили насквозь легковушку. К счастью, ранение оказалось не тяжелое. Поразительно ведут себя русские люди в таких ситуациях. Война — сумасшедший дом. Не всякая психика ее выдерживает. Но я уже давно не видел такую плотность хороших, искренних и мужественных людей на одном квадратном километре.

культура: Кто воюет за Новороссию? 
Тимощенко: Помните, после атаки штурмовика на здание Луганской администрации погибли женщины? Одна из них, с оторванными ступнями, умирая, смотрела в кадр… шептала: «Помогите, ребята!» Кто-то, встретив этот взгляд, пришел домой, собрал манатки, взял жену и рванул в Россию получать статус беженца. А кто-то пошел в ополчение, встал на блокпост с одним автоматом на двоих. В основном герои «Луганской повести» — седые дядьки на блокпостах. Но есть и молодежь — ребята, что называется, «злые на войну», воюют в спецподразделениях, ходят в разведку, совершают рейды. Почти все — местные.

У тех, кто сегодня захватил власть на Украине, заказ на войну. Они совсем не дураки, как ошибочно утверждают многие журналисты, молодых призывников у них хватает. Солдатиков не жалеют. Лучшие умирают с обеих сторон. Генофонд гибнет, и Русский мир ослабляется. Киев уже задействовал сотни танков, «Ураганов» и «Градов». А сколько гаубиц! Это масштаб Великой Отечественной. Например, при освобождении Новороссийска в сентябре 1943 года, работало более 200 «Катюш», тогдашних «Градов».

культура: За что воюют ополченцы? 
Тимощенко: За русский язык и свой дом. Обычные мужики, некоторые даже не служили в армии. Каждый из них сделал выбор, и обратного пути для них нет, поэтому они и не скрывают ни имен, ни лиц. Помню, один сказал: «Может, и придется погибнуть, но уверен — сын будет мною гордиться…» А другой: «Как-то жил и не задумывался, что я русский, пока за это не стали убивать. А теперь понял, кто я, — вернулся в семью».

Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно.

Что-то у них включилось… Пограничная ситуация, хочешь не хочешь, заставит сдать экзамен и по философии, и по истории. Огромное, особое значение обрели воспоминания о Великой Отечественной: партизаны, каратели, Большая земля. И еще одно… Я ни разу не услышал упреков в адрес России. 

культура: А за что сражаются украинцы? 
Тимощенко: Не знаю. С ополченцами у меня есть хоть какой-то, но реальный контакт. Другой информации к размышлению ведь не существует. Чтобы правду узнать, нужно побегать, помучиться, может, и жизнью рискнуть. С солдатами, которые по ту сторону, что методично разбивают из «Градов» Луганск, не встречался. Рискну предположить: они воюют не «за», а «против». Воюют против русских, евреев и коммунистов. Классическая триада 1941 года. Воюют против того, чтобы их посадили на семь лет, если откажутся идти в армию, убили и закопали в лесополосе, когда откажутся стрелять уже будучи призванными. Воюют против Евангелия, в котором написано «нет ни эллина, ни иудея», а стало быть, нет никаких избранных наций и языков. Все они равны перед Богом. Нацист, по определению, христианином быть не может. Ну а если «за», то, наверное, за национальные интересы трех процентов американцев, что владеют 90 процентами американских денег.

культура: Неужели?
Тимощенко: Да, увы! Но, если мы все же христиане, надо помнить, что остальные 97 процентов американцев, которые ничем не владеют, — наши бедные несчастные братья, так же, как и 97 процентов украинцев. Говорят, в Киеве на параде маршировал генерал и кричал: «З нами Америка!» Это деталь важная, но не главная.

Страшная трещина, которая пролегла через Луганск, гораздо серьезнее и глубже, и наметилась она задолго до возникновения США. Когда торжествовал майдан, его боевики пали на колени и крестились по-католически — ладонью. Со времен Богдана Хмельницкого ничего не изменилось — линия фронта проходит по тектоническому разлому цивилизаций. Это чувствуют, понимают и те, кто гордится, что «з ними Америка», и те, кто защищает свой дом.  

культура: Иными словами, на Украине идет гражданская война? 
Тимощенко: Это не гражданская война, а внешняя агрессия, оккупация. Кроме того, что сам видел и снял, пересмотрел очень много хроники обеих сторон. Есть одна примечательная деталь. Офицеры украинской армии в ситуациях, когда по-настоящему тяжело и опасно, говорят между собой и с бойцами только по-русски…

Нынешние правители Киева выполняют роль полицаев и к этому же принудили призывников, добровольцев: 23 года молодежь готовили. Но стоит заметить: уходя с разоренной советской земли, оккупанты полицаев на Запад не брали. И независимо от того, что произойдет в ближайшее время в Луганске и Донецке, останутся ли в живых герои «Луганской повести», история, страна, соотечественники рано или поздно обязательно спросят: «Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?» 

культура: Планируете снимать на той стороне фронта?
Тимощенко: Нет, сегодня это невозможно… 

культура: Как изменились Ваши персонажи за месяц? 
Тимощенко: Возникло «обстрелянное мышление». Пойдя на войну рядовыми, ополченцы поняли, что если хотят выжить и победить — надо в общее дело вложить не только самоотверженность, но и талант, включить мозги, способности — инженерные, математические. Каждый нашел свою линию поведения и индивидуальную квалификацию, закалился в боях.

культура: Самое сложное на войне...
Тимощенко: Если речь идет о человеке, снимающем на войне, то самое трудное — оказаться в той точке, в которой происходит главное событие. Никто ведь не знает, где оно случится, собственно, в этом военная тайна и состоит. Вторая сложность — рассчитать степень риска, чтобы вернуться с отснятым материалом домой и помочь своей стране. Найти талантливых спутников, которые поверят тебе. А может, и спасут. Важно понимать, что ужасы войны бесследно для психики не проходят. И вокруг очень много безумных и хорошо вооруженных людей. Каждый день возникают трагичные или жалкие, смешные ситуации. 

культура: Когда мы увидим «Луганскую повесть»? 
Тимощенко: Уверен, что скоро. Хотя снимать там — мое личное решение, государственного заказа пока нет. Готов смонтировать материал за десять — двенадцать смен, как только даст добро один из телеканалов. Проблема — картина не укладывается в стандартный хронометраж. Чтобы вглядеться в человека, чтобы люди поняли, поверили: перед ними, наконец, не пропаганда, не готовая сентенция, которую они должны проглотить не жуя, а искренний, совместный со зрителем поиск правды, нужен пространный рассказ, кинонаблюдение, а не кинолозунг.

Невозможно сопереживать персонажам репортажей… Ежедневно мы видим на экранах мертвых, которые остаются неоплаканными. Трупам сопереживать невозможно. Только душам. Нас слишком долго кормили зрелищами смертей и страданий, обыватель уже не отличает постановочную реконструкцию от реальной человеческой трагедии.

культура: Как преодолеть инерцию восприятия?
Тимощенко: Показывать человека во всей сложности, противоречивости, до конца честно. И помнить: правды без любви не бывает. Без любви — это уже что-то другое. Как севастопольский артиллерист Толстой, год воевавший на редутах (не пару недель, а год!) и писавший о боевых товарищах все, что видел. А видел он насквозь. Тот офицер немного карьерист, другой позер, и в то же время оба идут на смерть… 

культура: Когда мы узнаем толстовскую правду о войне?
Тимощенко: Скоро. Будет ли это некий коллективный Толстой или кому-то из нас удастся в одиночку — не знаю. Но произойдет очень скоро, поскольку правда востребована соотечественниками.