Мементо мори: как молодой иеродиакон бездомных хоронил

С 24 июля в кинотеатрах страны идет показ документального фильма о нашем современнике, русском монахе-подвижнике «Лёша из Лавры. Погребающий странных».

Нашу, прямо скажем, небогатую на события сферу публичного кинопоказа этим летом взбодрили сразу тремя примечательными премьерами. Парадоксально, что все они так или иначе связаны с темой... погребения.

Сначала телеканал «Спас» отметился документальным фильмом «Мумия», показанным в разных городах страны и заострившим (в очередной или, скорее, внеочередной раз) вопрос о целесообразности нахождения тела Ленина в мавзолее на Красной площади. Широкомасштабная идеологическая акция «спасовцев» была воспринята обществом как несвоевременная, и устроители ее довольно быстро свернули.

Затем на экраны России со своей «последней» кинолентой пробился известнейший канадский мэтр, который предложил вниманию зрителей этакую погребальную антиутопию («Культура» писала об этом фильме: «Саван» Дэвида Кроненберга: кладбищенская романтика»).

И наконец, в третьей декаде июля в российских кинотеатрах начали показывать еще одну достойную внимания документалку — «Лёша из Лавры. Погребающий странных». Картина выдержана в суровых, пасмурных, осенне-зимних тонах, отсылая собственным видеорядом то ли к «Острову» Лунгина и Мамонова, то ли к какой-то иной «северной» кинолегенде. Журналист, режиссер Джемма Мнацян поведала историю об удивительном молодом монахе, иеродиаконе Алексии (Писанюке), которого нет среди нас вот уже более двух десятков лет.

До своего пострига в Троице-Сергиевой лавре этот родившийся под Киевом украинец, сын военного, носил имя Сергей. С раннего детства глубоко верующая мать водила Сережу в церковь, что, вероятно, и определило его дальнейшую судьбу.

Патриарх Алексий II и архиепископ Феогност. Сзади у дверей будущий отец Алексий

Интересно, что за свою недолгую земную жизнь (умер в возрасте Иисуса Христа) он успел послужить в качестве иподиакона при киевском митрополите, будущем главном схизматике Филарете, стать любимым духовным чадом высочайшего церковного авторитета России, «духовника трех патриархов» старца Кирилла (Павлова), завязать личное знакомство со множеством архиереев Русской православной церкви. Казалось бы, при таких «стартовых» условиях перед молодым, абсолютно здоровым духом и телом иноком, вчерашним образцовым семинаристом, выпускником духовной академии, открывался прямой и относительно скорый путь в иерархи РПЦ... Однако судьбе (Господу, скажет воцерковленный человек и будет безусловно прав) угодно было распорядиться его жизнью иначе.

Еще в начале своего монашеского пути он с готовностью и радостью принял послушание, связанное со «сферой ритуальных услуг». Многие из нас, хотя бы единожды столкнувшиеся с проблемой проводов близкого человека в последний путь, знают, каково это — попасть в ситуативную зависимость от современных безенчуков, чьи «предприимчивость», напор и цинизм зачастую бывают несопоставимы с теми невинными свойствами, которыми наделили своего персонажа Ильф и Петров. Иеродиакон Алексий, как явствует уже из названия фильма, хоронил в основном людей «странных», то бишь бездомных, неимущих, абсолютно безденежных. И не только их: когда просили помочь с погребением люди малого достатка, от денежного вознаграждения гробокопатель-монах принципиально отказывался.

В картине Джеммы Мнацян устами одного из свидетелей высказывается предположение: если бы примеры подобного нестяжательства в похоронном деле демонстрировал кто-либо в наши дни, то его бы просто-напросто убили. Один из парадоксов 1990-х — периода подвижнической деятельности о. Алексия — состоял в том, что умерших своей смертью и кем-то погубленных было столько, что жестко конкурировавшие между собой «похоронные бюро» всех находившихся в их поле зрения покойников предать земле не успевали. Забота о мертвых телах обездоленных, «лишних» людей ложилась на плечи полуразграбленного, нищего государства и Русской церкви.

К счастью, у последней имелись такие подвижники, как герой фильма «Лёша из Лавры». Он сам (с помощниками или в одиночку) копал могилы острой, как бритва, необыкновенно прочной, изготовленной из «вертолетной» стали лопатой, доставлял куда надо на монастырской «Газели» гробы и намогильные кресты, лично приезжал за усопшими в морг, сам отвозил их на кладбище и по-христиански, после чтения короткой литии, хоронил.

Что его мотивировало на этот тяжкий повседневный труд? Человеколюбие, неизбывное стремление не только самому «спастись и в разум истины прийти», но и помочь в спасении каждому встречному, живому или мертвому.

Как-то раз летом в трупохранилище вырубилось электричество, и невостребованные тела разлагались (буквально растекались) там при 30-градусной жаре в течение нескольких дней — пока не приехал за ними и не забрал их с собой иеродиакон Алексий. А однажды, рассказывают очевидцы, в не оборудованной грузовым лифтом московской высотке ему довелось спускаться с 15-го этажа со старушкой-покойницей в обнимку, чтобы на выходе из подъезда положить ее в гроб. Таких «нештатных» ситуаций в жизни подвижника было великое множество, и какая-то часть этих историй нашла отражение в фильме.

Здесь представлены воспоминания хорошо знавших героя картины священнослужителей, лично знакомых с ним прихожан, а также его матери и брата. Говорят, что отцу Алексию была свойственна такая присущая многим праведникам черта, как юродство во Христе. Это когда угодник Божий, дабы не возгордиться, не «впасть в прелесть», хочет выглядеть в глазах окружающих хуже, чем он есть на самом деле: отказывается признавать собственные благодеяния, грубит в ответ на проявления благодарности, демонстрирует (эпизодически) крайнее недружелюбие.

Прозвучали рассказы и о том, каким был семинарист Сергей Писанюк, как этот необыкновенно добрый, веселый, находчивый, рукастый, изобретательный, высокий, физически сильный, неизменно готовый ко всякому труду молодой человек помогал людям помимо «сферы ритуальных услуг», как он встал на путь иночества, как много работал и как мало спал и, наконец, как погиб, заснув за рулем по дороге в Дивеево, где спешил поздравить с именинами любимую маму, инокиню Варвару.

На его похоронах, собравших в лавре несколько тысяч (!) человек, наместник, архимандрит Феогност сказал: «Сегодня нет места для уныния и скорби... В промысле Божием ошибок не бывает... Отцу Алексию хватило тридцати трех лет, чтобы раскрыться всей своей полнотой пред Богом и людьми... Я не побоюсь сказать: он — свят, и можно писать житие».

Рекомендовать эту картину — в которой, несмотря на ее сугубую документальность, обусловленную жанром статичность-размеренность, хватает пронзительных, душещипательных сцен, — можно всем не лишенным эмпатии взрослым. Воцерковленные христиане наверняка укрепятся в своей вере. «Захожане», возможно, почувствуют необходимость чаще делать добрые дела и регулярнее посещать церковь. Атеисты-идеалисты на какое-то время убедятся, что их собственный и православный миры отнюдь не параллельны, что все великие гуманистические ценности суть плоды одного дерева, двухтысячелетней, переживающей ныне страшный упадок христианской цивилизации.